Сергий левой рукой снял с вешалки картуз, затем правой сделал резкое движение и было понятно — если кому из сирот в самом деле предложат поработать и получить хорошую специальность, то вцепятся бульдожьей хваткой. Не оторвать. И благодетелю в спину плевать не будут. Особенно, если хозяин из своих, голодранцев. Знает, каким трудом зарабатывают на кусок хлеба.
Поклонившись, гость ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. В библиотеке ждала гора отобранной литературы. А три старика сидели и смотрели в окно. Мимо которого по улице когда-нибудь проедет модное лакированное «ландо» на ярко-красных дутых покрышках.
Сидевший справа хозяин трех ателье вздохнул и погладил мозолистой ладонью изрядную лысину:
— Я так думаю, что несколько старых пердунов перестали смотреть вперед и лишь оглядываются за спину. Соломон ведь с нами давно не очень ладит. Как племянника его отказались по-родственному в контору взять, так при встрече больше не здоровается, лишь пальцем котелка коснется и дальше идет. Чтобы он рекомендацию кому-то дал — это надо в самом деле заслужить.
— Ну, про «старых» ты загнул, мне всего лишь чуть больше полусотни натикало… — усмехнулся второй. — А про парня я слышал. Когда попросил о встрече, справки навел. В самом деле — умный мальчик. Сейчас у строителей. И раствор кладет, и красит, и бухгалтерию с хозяйским счетоводом сверяет. А еще Соломону помогает с бумагами разбираться… И вроде как экзамен сдал по финансам. С такой хваткой — далеко пойдет.
— Вот именно. Пойдет и людей за собой поведет. И будут это сироты из приюта, а не мой двоюродный племянник, который как раз мог бы на выходных после решения домашних задач еще подработать. Тем более, что за ними сам Аристарх Гвидонович присматривать будет… Поэтому, схожу-ка я завтра в гости к Соломону. Нехорошо все же: родня, а даже не здороваемся. Будто не ашкенази… Может, еще раз с господином Макаровым потолкую.
Сидевший напротив мастер-часовщик фыркнул:
— Не рано господином мальца величать вздумал? Ему ведь всего пятнадцать, не больше!
— В пятнадцать он свою контору откроет. А к двадцати пяти миллионщиком станет. Мне так мнится, Аарон. И, может, в спину нам шипеть не станет, но вот дел точно вести не будет. У тех, кто из нищеты и голода своим талантом наверх пробился, память долгая. И нашу чванливость он точно не простит…
***
За обеденным столом у Найсакиных политику не обсуждали. Это правило папа’ установил давным давно и неукоснительно ему следовал. Но — новость о покушении на императоров взбудоражила город и газетные статьи комментировали буквально на всех углах. И то, как идет следствие. И то, что за безумный поляк вообще решился на атаку.
Сашенька все это внимательно читала и никак не могла определиться с личным мнением. Либо — жители Варшавского протектората заигрались в выдуманную свободу. Либо — англичанка гадит, пытаясь стравить братские народы между собой. О чем и пожаловалась сестре, шествуя вместе с Еленой на ужин.
— Знаешь, копуша, для обычных жителей Империи это не столь важно. Кто именно подбил бывшего студента на акцию — с этим специально обученные люди разберутся. Нам же главное — чтобы сгоряча войну не развязали.
Поприветствовав родителей, обе девушки устроились на своих местах. Покосившись на маму, Сашенька тихо прошептала:
— И вовсе я не копуша! Нечего выдумывать!
— Интересно, кого же я ждала сегодня утром почти час? Чудом на примерку не опоздали.
— Воскресенье. Имею право чуть дольше поспать… А войны — не будет! Император не допустит. Но если кто вздумает напасть, то мы — ух!..
Закончив заправлять белоснежный платок за накрахмаленный воротник сорочки, Николай Павлович уточнил, с легкой иронией разглядывая младшую дочь:
— Ух — это кто? И зачем?
— Ну… Если вдруг из-за покушения будет война, то армию ведь отмобилизуют… Может, даже кто-то из имперской семьи снова в сестры милосердия пойдет. Чтобы спасать раненных солдатиков… Я бы — так же смогла! Мне к осени первый экзамен сдавать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но столь замечательная идея почему-то не нашла отклик в сердцах домашних.
— Экзамены — это понятно. А насчет войны — не дай Бог! Любая война — это беда, разруха и смерть ни в чем не повинных людей. Так что, газетчики навыдумывали уже невесть что, а молодежь и рада подхватить трескучие лозунги.
— Но я бы…
Сидевшая справа Елена поправила выбившийся локон и фыркнула:
— Боюсь, тебе в армии не понравится. Там грязь, лихоманка, вши и вставать заставляют в шесть утра. С твоими привычками лучше посылки на фронт собирать, если уж до серьезных дел дойдет.
Спор прекратила Нина Августовна, тихонько постучав вилкой по хрустальному фужеру:
— Так, давайте сменим тему. На улице весна, вы собирались обновить гардероб к июньскому балу у губернатора. Вот это — я готова слушать. А ужасы газетные оставьте за пределами гостинной… Или лучше даже — за пределами нашего дома. Мы не профессиональные военные, призыву не подлежим. Поэтому переливать из пустого в порожнее не стоит. Оба императора живы, без единой царапины — и хорошо. Пусть так и дальше будет.
Конечно, спорить с родителями Сашенька не стала. И с сестрой тоже. Потому как на бал ехать вдвоем. Если рассердить Елену, запросто можно остаться одной, ведь приглашения получать будет она. Взбрыкнет — и все, отдаст красиво украшенную карточку какому-нибудь кавалеру из университета, что постоянно увиваются рядом.
Но сама идея — попасть на будущий фронт медсестрой и спасать жизни раненных бойцов, казалась очень привлекательной. А главное, по возвращении с фронта домой с младшенькой в семье придется считаться. Особенно, если медаль получить. За какой-нибудь выдающийся подвиг…
***
Шел последний день Страстной Седьмицы, на завтра город собирался праздновать Пасху. Поэтому оба дня считались официальными выходными и Агафон собрался заглянуть в гости к подруге, у которой изредка бывал вечерами. Как узнал Сергий, вдова плотника жила в Витке, недалеко от последней остановки трамвайной линии. Супруг еще не старой женщины умер три года назад, умудрившись отметить зимой день рождения и пьяным по дороге домой замерзнув в сугробе. Теперь прачка бедовала без мужской помощи, пытаясь не скатиться в полную нищету и заботясь о пятилетней дочке.
Как именно старший бригады познакомился с Пелагеей, Агафон не рассказывал. Судя по нечаянно услышанным фразам, в гости он захаживал уже второй год, как только приезжал в Новгород на заработки. Но зубоскалам, вздумавшим разок оценить чужие прелести, навалял от души, после чего скользкую тему в бытовках больше не поднимали.
Устроившись на скрипучих ступеньках, Сергий задумчиво разглядывал сапоги, обильно сдобренные черной вонючей ваксой. Сегодня парень решил устроить себе выходной. На Пасху в город соваться не хотелось, запросто могли в толчее бока помять. А вот сегодня — отличный день. Семейные сейчас за покупками толпами бродят, зато на центральной набережной пока еще относительно свободно. Тепло, солнышко из-за редких кучерявых облачков ласково светит. И ощущение праздника и свободы. Не нужно куда-то бежать, тащить, волочь или сидеть за книжками, пытаясь уложить в кипящей от напряжения голове все эти «надлежит взимать с каждого зипуна податей на пять копеек меньше в летние месяцы». И подобного рода «надлежит» — на каждой странице толстых уложений о таможенных сборах.
— Не хочешь домашнего поснедать? — Агафон легко спустился по ступенькам, натужно скрипнувшим под тяжелым телом. — Вид у тебя вполне представительный, по дороге назад вечером можно будет и по центру прогуляться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Так я пустой, разве что гривенник в кармане в одиночку горючими слезами обливается. Как без подарков в гости ходить?
— На двоих хватит, я сластей набрал, пряников и тесьмы прикупил, — помахал большим бумажным пакетом черноволосый великан. — Пойдем, а то зачахнешь скоро с бумажками. Хоть на свет белый поглядишь.
