Задумавшись, Сергий прикинул, что ему хочется больше: в одиночку болтаться по городу, где уже в центре каждый закоулок знает, или в самом деле в гости сходить. Желание увидеть новые лица перевесило.
— Пойдем. Мне в участке пару талонов на трамвай дали, так что хоть дорога бесплатной будет.
Витка изрядно отличалась от застроенного многоэтажными домами центра Великого Новгорода. Поселок, расположенный к северу от города, почти уже сливался с ним в одно целое. Заросшие бурьяном пустыри и поля разметили, застроили складами и мастерскими. У мощеной булыжником площади напротив крохотной церкви появилось трамвайное депо, а по правую руку гордо сиял отмытыми окнами лабаз купца Ситникова. Бойкий делец сколотил состояние на продаже разной мелочи той части горожан, у кого изрядных капиталов отродясь не было. Но на спички, керосиновые лампы, иголки и разную рухлядь россыпью все же деньги находили. А то, сколько на каждой отдельно проданной мелочи наваривал купец — так кто же секреты откроет?
По Большой Столичной в синем вагончике докатили до конечной за час, устроившись на задней площадке. Сначала стояли, а как разряженная публика по дороге вышла, нагруженная покупками, так и вовсе перебрались на зеленую деревянную лавочку. Поглядывая на все чаще встречающиеся одноэтажные домики, Сергий спросил:
— Ты же вроде холостой, Агафон? Если люба тебе, так что в жены не возьмешь?
Поглаживая окладистую черную бороду, бригадир вздохнул:
— Если бы с наших была, с Белозерска, еще бы прошлой осенью под венец позвал. Но — Пелагея из ижор, а у меня предки все карелы. Чтобы родня жену не замордовала, надо из своих искать. Да и не даст отец благословения, если кого со стороны приведу.
— Тебе виднее, — не стал спорить Сергий, подставив под ветерок светлый пушок, медленно проклюнувшийся на месте сбритой шевелюры. — Просто я вот от родных уже какой год даже весточки не имею. Как уехали — так все сам. И для себя вторую половину буду искать, не оглядываясь на других.
— Одному, без родни, трудно, — покосился на парня Агафон.
— Трудно, не спорю. Но с нелюбимой под одной крышей долго не прожить. Я бы пить начал или из дому бы куда подевался.
От остановки нужно было пройти мимо покосившегося забора узким проулком, потом попетлять чуть по узким натоптанным дорожкам. Здесь в основном жили семейные рабочие и мелкие ремесленники. Если по Столичной идти дальше на север, то там уже тянулись крохотные частные наделы и было видно соседнюю деревню за редким леском. Но витчане считали себя горожанами и гордились как церковью, так и трамвайной линией. Новгородцы, не на помойке найдены!
Домик Сергию понравился. Крохотный, с двумя маленькими окошечками, которые выходили на дорогу. Невысокий палисадник, маленькая клумба у стены с редкими цветами. Из-за угла выглядывал дровяник. Похоже, позади еще и двор с клочком обрабатываемой земли. Кстати, оттенок побелки на стенах показался парню знакомым. Возможно, пару ведер со стройки Агафон все же прихватил. А что? Намешали тогда пол-бочки, не вычистив как следует, вот и отдавало лишней синевой. Пришлось все на подвал потратить. И если бригадир чуток для своих нужд использовал — его дело.
Постучав, здоровяк толкнул дверь и заглянул внутрь:
— Пелагея, дома? Принимай гостей.
Выслушав ответ, махнул Сергию — заходи.
Внутри было светло. Солнечный свет заливал комнату, печку по левую руку и небольшую кровать у правой стены. В центре стоял добротный крепкий стол и пара длинных скамеек. Похоже, бывший супруг постарался для семьи. Все очень скромно, но чисто.
Пока Агафон раскладывал гостинцы на застиранной скатерке, шутки-прибаутки сыпались не переставая. Но Сергий сначала замер позади старшего, потом тихо положил руку на плечо и прижал палец к губам, кивнув в сторону Пелагеи. Только после этого мужчина заметил, что в доме стряслась какая-то беда.
Маленькая пятилетняя девочка лежала на кровати, прикрытая лоскутным одеялом, сипло дыша. Хозяйка дома только что напоила дочку из чашки водой и повернулась к гостям. Посеревшее лицо, запавшие глаза, глубокие морщины, прорезавшие лоб. Наверное, в другой бы момент Сергий сказал, что женщина красива, но сейчас горе оставило свой след на лице.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Что стряслось?
— Утром еще на зорьке Стефа побежала укропа с петрушкой на грядке нарвать. И ее у забора какая-то гадость укусила. Я было думала, что гадюка цапнула, но след другой и у нас их обычно не бывает.
— Что за след?
Пелагея приподняла одеяло и показала на правую ногу дочери. Там от пятки к колену тянулся багровый рубец, похожий на след от удара электрическим током. Подойдя поближе, Сергий присмотрелся и ощутил, как по спине побежали мурашки. «Жорех подколодный, ядовит, зачастую можно найти рядом с бедолагой, которого ужалил» — подсказали воспоминания Зевеке. Еще один привет с темной стороны.
— Вам в церковь надо, уважаемая. Чтобы жар уняли и боль чуть сняли. А потом к докторам, кто от разных темных тварей лечить может.
— В церкви нас не примут, — всхлипнула Пелагея.
— Почему? — удивился парень. Но видя, что женщина лишь сердито поджала губы, повернулся уже к Агафону: — Почему нельзя в церковь? Демонические следы они обязаны чистить, это их обязанность!
— Потому что поп местный еще при живом муже пытался клинья подбивать. А как Пелагея овдовела, так чуть ли не каждый вечер в гости напрашивался. Как получил отказ, так обиделся и на порог церковный даже не пускает.
— Значит, надо в город ехать.
— Праздник сегодня, не забыл? — Агафон стоял в растерянности, беспомощно глядя на маленькую девочку, разметавшуюся в жару на кровати. — Все закрыто. Если даже где и примут, то два дня придется ждать, пока доктора обратно не появятся.
Действительно. Пасха же на носу. Чтобы ради безродной подзаборной нищеты уважающий себя врач в больницу поехал? Не князи, не аристократы пострадали, потерпят… А время-то идет.
Подумав, Сергий тихо промолвил:
— Я могу попытаться помочь. Но — если об этом чужие узнают, мне не жить… Вода горячая есть?
— Вода?.. — Пелагея растерянно вскинулась на печь. — С утра не топила, нет пока.
Внимательно взглянув на снявшего пиджак парня, Агафон быстро прошел к притулившемуся в углу пошарпанному сундуку, порылся слева от него и достал крохотный керогаз — медная блямба топливного бака, чугунное колечко на ножках сверху, покрытое копотью сопло.
— Сейчас согреем. И печь растопим. Сколько воды надо?
— Четверть ведра хватит. Можно не кипяток, но чтобы рука с трудом терпела.
— Пелагея, принеси воды из колодца. А я пока помогу, чем еще надо.
Сергий тем временем уже закатывал рукава. Это учитель был великим мастером, мог с темными силами на расстоянии общаться. А будущему некроманту придется в прямом контакте, пядь за пядью…
Несколько кусков серой холстины были разодраны на широкие полосы, вымочены в горячей воде и уложены слой за слоем на пораженную ногу. Затем Сергий присел на пододвинутую лавку и протянул ладони вперед, закрыв глаза. Он прислушивался к собственным ощущениям, стараясь вспомнить, о чем успел вычитать в дневниках покойного Германа. Значит, мертвое ощущается как пустота в токах жизни. И следы яда от жореха просто обязаны быть видны человеку, который отмечен талантом к некромантии. Ведь не зря же Зевеке выбрал именно его. Из миллионов других кандидатов. Из…
Сергий сидел с закрытыми глазами, но не видел никаких сияющих линий, описанных в книгах. Не видел зеленого плетения, изображенного на картинках с пометками «энергетические каналы здорового тела». Не видел ничего. Но неожиданно где-то на грани померещилось, будто ладони ощущают дискомфорт. Вот здесь — тепло кожи, которое пробивается даже через намоченные тряпки, а тут — будто кольнуло льдинкой. Самую малость. Но если чуть собрать ладонь в чашу, то холод потянется следом, растекаясь по холстине. И еще, и еще…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
