подушку, а на плечи набросила плед. Поглядела на Бекшеева, который в свою очередь презадумчиво глядел на саму Софью.
– Часто у нее случается?
– Иногда. Раньше реже, а теперь, видать, блоки отходят.
– Это невозможно, – с убежденностью произнес он.
Спорить я не стала. Невозможно так невозможно. А Бекшеев подошел и присел.
– Выходит, улица Красильников… надо позвонить, чтобы проверили.
– Телефон тут есть.
– В доме?
Я пожала плечами. Ну не объяснять же, что это – не моя придурь. Кому мне звонить-то? А вот Одинцов настоял. Беспокоился он, сволочь высокородная.
– Наверху.
– А… – Бекшееву явно не хотелось оставлять Софью без присмотра.
– Я в доме. Услышу, если что.
Да и Сапожник наверняка вернется. Закроет этого придурка, шепнет кому из наших, чтоб приглядели, и вернется.
Кивок.
– Полагаете, это как-то связано с княжичем?
– Понятия не имею.
Знаю только одно, что теперь Софья сутки будет пребывать в этой вот полудреме. Надо будет сказать Магде, чтобы супа сварила, потому как другого Софья есть не станет. Да и суп придется вливать по ложечке.
Совсем как дитя.
Только…
Я убрала руку, не позволив себе коснуться ножа и монетки. Надо будет положить их куда, чтоб собственною силой не заляпать.
В кабинете пахло мастикой и кожей. И было сумрачно, потому как с этой стороны плющ залепил окна намертво. Каждый год собираюсь нанять кого, чтоб почистили стену, и почему-то все откладываю.
Сыро.
Стены здесь толстые, из камня. И даже в те пару недель лета, когда солнце жарит, не прогреваются.
Телефонный аппарат был покрыт толстым слоем пыли. Как и стол. И шкаф из красного дерева. Полки. Книги на полках. Я как-то сняла пару, убеждаясь, что подбирали их исключительно по красоте обложек.
– Магда сюда не заходит. Да и никто особо. В участке свой телефон есть. И у Медведя тоже. К вашему дому, кстати, линию вели. Только, может, отключили. Давно ведь никто не живет.
– Спасибо. Матушка про телефон спрашивала.
– Ну да… правда, связь тут не всегда. Когда погода, то еще ладно, а шторма искажения дают. И шум на линии.
– Погодите. – Бекшеев трубку положил. – Хотите сказать, что он на кристаллах?
– Ну не на проводах же, – я пожала плечами, – кто их по дну потянет-то?
– В самом деле… Но это же…
Дорого.
А то я не знаю. Может, особого образования я не получила, кому оно нужно было в нашей-то деревне? Добре, что вообще читать-писать научили. Потом-то нахваталась всякого по верхам.
Одинцов вот образованным был.
И это, честно говоря, пугало и притягивало. Он и объяснял. В том числе про кристаллы.
– Тут-то провода. Идут к коммутатору. А там уже кристалл. Крупный. Природник. Из здешних. Здесь музей имеется маленький, вот… там снимки. В прежние времена тут находили камни просто огромные, самый большой вроде пуда в два.
Сродством обладают лишь природные камни. И главное, никто так и не понял почему. Вроде и химические свойства те же, и физические, и даже энергетические. И в целом искусственные ничем не хуже. Так говорят, во всяком случае.
– Ну и на берегу уже тоже кристалл. А от него дальше провода.
– Я о таком не слышал, – признался Бекшеев. – Это как-то… сказочно звучит.
– Да какая сказка. Это еще до войны местный умелец придумал. Вроде как даже собирались технологию водворять в производство, но…
Природные крупные кристаллы обладают удивительной способностью. Будучи разделенными на половинки, они способны передавать энергию от одной части к другой. Причем, что весьма интересно, расстояние не важно.
Одинцов утверждал, что это вот свойство противоречит всем известным законам физики.
Может, и так. Но знали о нем еще когда. И потому крупные камни особо ценились. Это уже потом появились телефоны и оказалось, что они во многом удобнее.
Доступнее. Дешевле.
Нет, амулеты сохранялись, во многом как диковинка, этакая музейная реликвия, но уже в войну выяснилось, что провода легко перебить. Что связь телефонная не так и надежна, как оно кажется. Что… много что. Вот и стали выгребать артефакты, какие нашли. Не знаю, сколько их войну пережило, но на Дальнем связь вот есть.
– Дальний ведь – не единственный остров, – сказал Бекшеев и опять к аппарату потянулся.
– Не единственный, – согласилась. – И да, эти проекты тоже были. Но, как выяснилось, камни тут годятся не всякие, и чистота нужна, и размер. А отыскать такую вот глыбину, с полпуда весом, не так и просто. Это у нас тут шахты имелись. Да и те иссякли.
– А они не иссякли?
Я пожала плечами и устроилась в кресле.
Мягкое. А что пылью покрылось, так ничего страшного, переживу.
– Еще одна местечковая легенда. Типа что не иссякли жилы, но Хозяйка их увела. Обиделась за что-то на людей.
– И за что же?
– Разные версии. Вроде как любила кого-то, открыла ему заветное слово, а он, идиот, взял и предал. Решил, что теперь над горою властен. Да вот… По другой его вовсе убили. Из зависти. Вот и осерчала Хозяйка. По третьей договор был заключен, но люди в жадности своей стали брать больше, чем можно… Есть еще и четвертая, и пятая… но камней там нет. Камней нет… – повторила я задумчиво. – А вот тех, кто норовит клад отыскать… правда, сейчас уже редко. Это раньше, еще дед Яжинского сказывал, что каждый год появлялся кто-то, у кого была заветная карта… лезли, лезли в шахты, что тараканы. Тогда-то старые ходы и стали засыпать. Оно-то проще закрыть, чем искать всяких там. Теперь-то про шахты эти и мало кто помнит там, на Большой земле. Да если и вспомнит, кристаллы уже не такая редкость, чтоб рисковать.
Бекшеев кивнул.
И поднес трубку к уху.
– И… дальше что?
– Жмете вон на тот рычажок. И просите соединить с землей. А там уже диктуете, куда вам надо. Я… пойду? Погляжу, как там Софья.
Он сделал вид, что верит. Ну да, воспитание, оно такое, даром не проходит.
Я закрыла дверь и прислонилась к стене.
Дальше что?
Княжич. Мальчишка… характер у него скверный, а мозгов в голове отродясь не было. Пятнадцать суток? Сомневаюсь. Сомов прискачет через пару часов, как только поверенный княжича до телефонного аппарата доберется и папеньку-князя вызвонит. Дальше… дальше зависит от того, кто важнее, Бекшеев или этот, как его там, Гельшь-какой-то.
Сомов, несомненно, быстро сообразит, что Бекшеев – это не Медведь. Вот тому пришлось бы тяжко. А Бекшеев с Сомовым управится.
Но…
Что это дает?
А ничего. Участок – это не каменоломни. Да и камеры там пустуют, потому пятнадцать суток пройдут в тишине и покое. А там
