Если психастеник с горечью думает, что мало успел в жизни, то с ним желательно поговорить, имея в виду следующее. Возможно, он успел намного больше, чем думает, если серьезно принять во внимание, что трудности, которые возникали, были для него весьма тяжелы, а отмахнуться от них было невозможно. Психастеник склонен думать о себе хуже, чем он есть на самом деле: поэтому важно, вспоминая вместе с ним его жизнь, подчеркнуть все его достижения, ценность которых он, возможно, преуменьшает.
Значимо не только, что достиг, но и как достигал. Быть может, честность, искренность помешали добиться чего-либо. Тогда достижением является то, что смог пронести по жизни эти качества, а не только официально признаваемые успехи. Одни словом, прежде чем строго судить себя, необходимо трезво взвесить все непростые обстоятельства жизни, особенности своего характера, и только потом подводить итоги, помня, что арифметическая простота тут невозможна. В этом сложном вопросе помогает сориентироваться мудрая книга митрополита А. Сурожского «Жизнь, болезнь, смерть».
Также психастеник нуждается в психологической помощи при страхе смерти, который он может испытывать, будучи еще молодым и здоровым. Он нередко каждодневно напряжен этим страхом. По сути, он боится не смерти, ведь смерть для него — это полное беспамятство, абсолютное Ничто. Страшно потерять жизнь, свою индивидуальность. Психастеник цепляется за жизнь, и в этом источник его мучений, корень ипохондрий.
Следует информировать психастеника о том, что разнообразные спазмы сосудов, служащие ему почвой для ипохондрических тревог, продлевают ему жизнь. Спазм, то есть сокращение и расслабление сосудистой стенки, является тренировкой эластичности сосудов. Эта тренировка происходит у психастеника смолоду и не дает сосудам «затвердеть», стать ломкими, что грозило бы инфарктами и инсультами. Психастеники часто переживают тех, кому горько жаловались по поводу своей близкой кончины.
Психастеник нередко погружен в раздумья о смерти, поэтому ему можно помочь некоторыми философскими размышлениями. Можно сказать, что смерть — это возвращение туда, откуда пришел, а стало быть, она не так страшна. Удивительно не то, что умрешь (это банально), а то, что именно ты вообще родился. Если осознать, сколько случайностей могло этому помешать, то появляется перекрывающая страх благодарность. Лучше быть и мучиться страхом смерти, чем не родиться вовсе.
В пожилом возрасте психастенику легче принять смерть, так как старость меньше цепляется за жизнь. Смерть — это состояние, в которое ушли близкие и друзья, а потому не такое чуждое и далекое, как в юности. Более того, старику трудно принять новую жизнь, по новым правилам, он ощущает себя лишним. За спиной прожитая жизнь, удовлетворенность и усталость. Психастенику важно осознать, что от старости не убежишь, а когда она придет, все станет проще. У старости свои преимущества: она может быть одухотворенной, свободной от того, что порабощало в юности, ясной и спокойной, как зрелая осень.
Некоторых психастеников можно психотерапевтически «поругать», напомнив им о том, что никто не хотел умирать, однако умерли все, даже самые прекрасные люди. Просто неприлично и несправедливо желать для себя исключения. Существуют некоторые вещи, смягчающие страх смерти, приобщающие к Вечности. Когда видишь старое, но еще крепкое дерево, под которым играл в детстве, впервые объяснился в любви, и понимаешь, что оно переживет тебя, что жизнь вокруг него будет продолжаться, то жало смерти притупляется.
Психастеник нередко бывает одухотворенным материалистом, признает эволюцию всего живого. Если он чувствует свое родство с природой, ощущает себя ее частью, то ему будет труднее отделиться от ее вечных ритмов рождения и умирания. Признавая эволюцию, ему нужно признать ее и в отношении себя: жизнь должна продолжаться, сменяя свои формы.
Психастеник воспринимает природу не как эстетическое царство красок, линий, силуэтов. Его роднит с природой то, что он видит в ней многое, что напоминает ему мир людей: береза кажется застенчивой, ветер нахальным, воробей хулиганистым, пеликан манерным и т. д. Психастенику важно чаще бывать на природе, учиться ее ощущать, естественно проникаться ее законами, в частности тем, что высокоорганизованные существа, особенно человек, хрупки с точки зрения биологической прочности и не живут долго, как черепаха или камень. Краткая жизнь — это плата за хрупкое совершенство человеческой организации.
Психастенику полезно осознать, что у смерти есть свои духовные смыслы. Страх ее, как холодный ветер, заставляет вспыхивать тлеющие угольки жизни. Страх смерти, вытекающий из ее понимания, является ценой за самосознание, умение выделить себя из потока жизни, что присуще исключительно человеку. Правда, некоторые люди умеют вытеснить эту неприятную часть самосознания. Фраза М. Хайдеггера: «Умирают другие» — приходит к этим людям, но только не к психастеникам.
Смерть привносит в жизнь драматизм и серьезность, тайну. Чтобы успешно прожить краткую жизнь, необходимо видеть главное, не позволять себе лениться. Многие решения и действия невозможно обратить вспять, исправить. Ничего нельзя отложить «на потом». Любовь обостряется неотделимой от нее разлукой. Тема смерти является одним из главных нервов человеческой культуры. Если бы не смерть, возможно, жизнь превратилась бы в сонное царство. Как говорил В. Франкл: «Бессмертному некуда спешить».
Если представить, что смерти нет, а жизнь на земле бесконечна, то может стать даже страшно: можно невыносимо устать от жизни, пресытиться ею, но придется жить дальше и. дальше — выбора нет. Ф. Ницше полагал, что возможно бесконечно устать от самого себя, процесса неизбывного самосознавания. Тревожному психастенику важно подумать и об этой грани смерти и жизни.
Спиноза сказал, что мудрый думает о жизни, а не о смерти. Реализация этой мудрости является решающей в психастенической судьбе. Психастеник беспомощно дрожит за свою жизнь в обыденном, невысоком состоянии сознания, когда скорее прозябает, а не истинно живет. По остроте муки это переживание может быть сильнее даже психотического. Явно или неявно перед ним встает вопрос — во имя чего эта дрожь и трепет? Неужели так и жить в этом рабском страхе!? Что же такое в этой жизни ценное, что так заставляет цепляться за нее?
Когда психастеник не теоретически, а всем своим существом находит ответы на эти вопросы, то страх смерти съеживается и как бы уходит в параллельную жизни плоскость. Как было сказано в разделе о духовной жизни психастеника, ответ чаще всего содержится в самоотверженном служении святому для психастеника делу во имя Добра людям. Это может быть большое или маленькое дело, но оно поднимает дух психастеника на вдохновенно творческую высоту и дает ему пищу для переживаний гораздо более интересную и содержательную, чем мучительно бесплодные мысли о том, что жизнь все равно когда-нибудь закончится.
За любимым делом ощущаешь, что живешь будто бы мимо смерти, а поэтому за ним и умереть не страшно. При этом психастеник не становится трудоголиком, навязчиво убегающим от тревоги в какую угодно работу. Когда подобное происходило с ним, то мысли о смерти могли жалить еще беспощадней. Над страхом смерти психастеника поднимает осмысленное личностное служение, когда становишься полезным людям именно своей неповторимой душой. В такую работу не убегаешь, а бежишь, как на праздник. Можно предложить такую интерпретацию: ради того, чтобы психастеник нашел свой праздник, ему и дается страх смерти.
9. Учебный материал
1. Вспомните фильм Э. Рязанова «Служебный роман». Обратите внимание на главного героя — Новосельцева. Скромный, тихий, честный мелкий служащий стесняется попросить о повышении, хотя заслуживает его и остро нуждается в деньгах. В его поведении видна двигательная неловкость, рассеянность, он частенько говорит и делает что-то невпопад. Будучи достаточно естественным в своем кругу, полностью теряется в трудных, непривычных ситуациях. Такое ощущение, что эмоционально «тупеет» в них, а потому не знает, что сделать, сказать. В гиперкомпенсации ведет себя почти по-хамски, а затем не знает, куда деться от стеснения.
Человек он добрый, мягкий, с лирической душой, обладает теплой иронией — и симпатичен всем этим. Однако не уверен в себе, стыдится своего ухаживания за понравившейся женщиной. В кем отчетливо чувствуется дефензивный конфликт ранимого самолюбия и чувства неполноценности. Когда Калугина, оскорбленная, подозревает его в манипуляции ее чувствами ради карьеры, он с нравственной решимостью доказывает ошибочность ее мнения. Кстати, за внешней сухостью, строгостью Калугиной проглядывают психастенические черты, которые особенно заметны, когда она снимает с себя защитный панцирь деловой женщины-директора.
