2. В фильме Г. Данелия «Осенний марафон» мы видим еще одного человека с психастеническими чертами, Бузыкина. В нем чувствуется тонкая интеллигентность, рефлексивность. Он не умеет постоять за себя, боится обидеть человека отказом, мало способен к решительным действиям — в результате живет не своей жизнью, а так, как от него хотят окружающие. Порой он раздражительно сопротивляется, но хватает его ненадолго. В тот момент, когда его бросают обе женщины, он испытывает даже облегчение, потому что отпадает необходимость делать окончательный выбор, мучительно стараясь никого не обидеть.
3. Нам показан молодой психастеник, Тодд Андерсен, в фильме «Общество мертвых поэтов». Самый робкий и зажатый из всех учащихся, именно он в нравственном порыве первый, в знак протеста против увольнения талантливого учителя, вскакивает на парту, и только вслед за ним то же самое делают другие ребята.
4. Рассказ А. П. Чехова «О любви» раскрывает нам особенности психастеника Алехина в его любви к синтонной Анне Алексеевне. Мы видим не огненную страсть, не чувство, что избранница послана свыше, а человеческое ощущение близости. Он не может бездумно пригласить ее в свою жизнь, скован рассуждениями, бережно принимая в расчет все особенности ситуации и чувств участвующих в ней людей. Он понимает, что его любят, но ни одним откровенным словом не притрагивается к душе Анны Алексеевны, тем более не делает никаких намеков на то, чтобы стать любовниками. Он также не делает попыток откровенно обсудить их сложные отношения. Его мягкой, нежной влюбленности было достаточно таких моментов близости, как, например, в театре, когда он интуитивно ощущал душевное единство с любимой женщиной, а затем, видимо по причине деперсонализации, прощался и расставался с ней, как если бы они были чужие люди.
Мы видим, что синтонную, психастеноподобную Анну Алексеевну такие отношения не устраивают, со временем у нее начинается нервное расстройство. Уже в начале знакомства она признается Алехину в своей симпатии. В сближении с ним ее останавливает бережное отношение к мужу, детям. В отличие от Алехина у нее нет ипохондрических опасений о том, что будет в случае болезни, смерти. Характерно, что, наконец, признавшись в любви, Алехин расстается с Анной Алексеевной, продолжая рассуждать о том, что любовь выше ходячей добродетели, но так и останавливаясь на рассуждении, ничего не меняя в реальности. Он и сам раздражен на свою нравственно-щепетильную рефлексивность, но, может быть, она человечнее, чем высокое эмоциональное безрассудство. Однозначного ответа Чехов не дает.
5. Обратимся к художественному творчеству Клода Моне. В его картинах, как и в картинах большинства импрессионистов, мы видим мягкую размытость богатой цветосветовой гаммы красок, ощущение «легкого колеблющегося световоздушного пространства» /61, т. 3, с. 76/. Но в отличие от синтонных О. Ренуара, К. Коровина, мы чувствуем неуверенность мазка, особую зыбкость. Предметы на некоторых его картинах выглядят, как легкий мираж, что соответствует психастенической деперсонализационной неуверенности в своих чувствах. Из этой размытости художник тянется к желанной цельности. В некоторых полотнах Моне чувствуется близость к символизму, но объекты на картинах остаются все-таки зыбкими, а потому по-особому притягивающими символами реальности. Прослеживается связь между психастеническим характером К. Моне и стилем его живописи. Психастеник воспринимает мир нечетко, неточно. Ему приходится довольствоваться общими впечатлениями. Однако, как мы видим, эти впечатления (франц. impression — впечатление) могут быть не менее прекрасны, чем точное, уверенное отображение действительности.
Глава 5. Ананкастический (педантичный) характер
1. Определение ключевых понятий, основные проявления и анализ ядра характера
Ввиду того что ананкастические люди часто встречаются в Германии, Северной Европе, а в России редко, то и описание характера будет относительно кратким.
Главной чертой данного характера является педантизм, то есть мелочное, придирчивое соблюдение формальных требований. Педантизм имеет такие положительные проявления, как аккуратность, добросовестность, редкая тщательность при выполнении работы без всякого контроля со стороны. Педантичный человек остерегается поспешных суждений, взвешивая, словно на аптекарских весах, свои слова и поступки, нередко отличается толковостью, так как досконален в своей практичности. Такие люди незаменимы там, где требуется точное, пунктуальное выполнение обязанностей.
Прекрасно, если авиатехник, проверяющий перед вылетом самолет, окажется человеком с подобными свойствами. Однако если педантизм выражен чрезмерно, то тогда такой авиатехник, многократно проверяя закрученность винтов, может настолько переусердствовать, что свернет винт. У педантичной домохозяйки на кухне царит музейный порядок, каждую ночь она встает, чтобы проверить электроприборы и газ, хотя ни разу в жизни не забывала их выключить. В бухгалтерских книгах ананкаста видна четкость, законченность. В работе таким людям совершенно не свойственна установка — «и так сойдет».
Внешний облик педанта обычно отличается особой аккуратностью: ботинки начищены до блеска, одежда всегда чистая и выглаженная, нередко изысканная, волосы хорошо подстрижены и уложены. Даже в домашней обстановке такой человек не выглядит неряшливо.
Очень часто ананкасты увлекаются коллекционированием и содержат свои коллекции в образцовом порядке. Если эпилептоиду важна денежная ценность коллекции или сознание того, что у других такой коллекции нет, то для ананкаста важна ее полнота. Для ряда ананкастов не столь важны предметы коллекционирования, сколько сам процесс.
Ананкастический акцентуант доволен своей педантичностью, считает, что именно так и надо жить. Психопата же педантичность может лишить покоя, радости жизни, отдалить от людей, эмоционально иссушить. Патологическая педантичность несет в себе оттенок бессмысленности, навязчивости. Скрупулезно придираясь к деталям, ананкастический психопат «закапывается» в них и не способен закончить начатое дело. Буква законов, правил, приказов становится важнее духа самого дела настолько, что оно теряет смысл. Гибкость и терпимость порабощаются мелочной придирчивостью, от которой страдают отношения с окружающими. Даже добродетель, справедливость такого человека, пропитываясь бессмысленным педантизмом, становится тяжелой, давящей. Особенно тяжело, если нет пауз на юмор, веселье, хоть небольшое легкомыслие. О таком человеке психологически тонко пишет Чехов в рассказе «Необыкновенный». Главный герой Кирьяков «…честен, справедлив, рассудителен, разумно экономен, но все это в таких необыкновенных размерах, что простым смертным делается душно».
Порой сам ананкаст чувствует, что доходит до абсурда в своей педантичности, но тем не менее продолжает следовать ей. Вспоминаю свою пациентку, учительницу начальных классов, которая так тщательно проверяла тетради учеников, что заканчивала этот процесс уже ночью. Через какое-то время она совершенно выбилась из сил, плакала, приходила в отчаяние, но не могла ничего поделать со своей педантичностью. Она уже сама ясно понимала, что это не нужно ни ей, ни ребятам. Более того, реальная учеба учеников интересовала ее все меньше, так как в ближайшее время она должна была эмигрировать из страны. В конце концов она поняла, что ее добросовестность выродилась в навязчивость.
Здесь уместно вспомнить замечание П. Б. Ганнушкина о том, что навязчивость (ананказм) есть «проявление своеобразного педантизма, только перешедшего уже известную грань» /4, с. 96/. П. Б. Ганнушкин имел в виду, что частое повторение какого-то действия переходит в навязчивую привычку. Однако высказывание Ганнушкина можно рассмотреть и в более глубоком смысле: навязчивость является родной «дочерью» педантизма, произрастая из него, а затем эмансипируя в самостоятельный феномен. И навязчивость, и патологический педантизм имеют общее в дошедшем до бессмысленности формализме, отрыве от живой, содержательной связи с жизнью. Навязчивость ананкаста — это чрезмерный педантизм, вышедший из-под контроля человека. Навязчивость — это маленький карикатурный портрет педантизма. Разберемся в навязчивостях подробнее.
Навязчивости — это, по классическому определению германского психиатра Карла Вестфаля (1877 г.), разнообразные тягостные мысли, переживания, действия, желания, страхи, навязывающиеся человеку против его воли. Он, понимая их ненужность и безосновательность, борется с ними. Иначе говоря, человек к ним критичен. В пылу эмоциональной захлестнутости критичность может временно теряться, но стоит человеку успокоиться, как она полностью восстанавливается, и он говорит о навязчивостях как о нелепости, от которой не может отвязаться. В этом отличие навязчивостей от бреда и от сверхценных идей, убежденность в правильности которых человек отстаивает. При навязчивости мы тоже имеем дело с убежденностью, но только в прямо противоположном — в ее абсурдности. При сомнении речь идет о неуверенности, в которой человеку надо логически разобраться. Если сомнения вытекают из образа мыслей человека, его мироощущения, то навязчивости чужеродны ему.
