тут, оказывается, популярна, как Пугачева!
– Перестаньте хоть вы, Сергей Петрович, и без вас достали – пялятся, как на кенгуру в зоопарке. Кто-то нафантазировал, а люди верят. Нашли Ромео и Джульетту!
– Не обижайся, Марьяна Николаевна, я же шучу. Идем готовиться – экстренный поступает.
Я допила кофе, поднялась и пошла в операционную накрываться. Раненых подали прямо с вертолетной площадки – сквозь стекло двери я видела, как санитары наскоро режут камуфляж, обрабатывают… Костенко поудобнее мостил свою больную ногу, чтобы не мешала работать. Санитары переложили раненого с каталки на стол, анестезиологи начали давать наркоз, я встала к своему столу, приготовившись подавать инструменты. Второго взяли омичи в соседнюю с нами операционную. «Голова, наверное», – вяло констатировала я про себя – омская бригада брала нейрохирургических.
– Готово, приступаем! – сказал анестезиолог.
Костенко привычно крякнул, протянул руку в мою сторону:
– Марьяна, скальпель.
Я подала, приготовила ранорасширители, но Костенко отрицательно мотнул головой.
– Рано, дай другой скальпель. Черт, все нагноилось, чистить надо, – он сделал еще разрез и вдруг выматерился, чего не позволял себе обычно. – Марьяна, лоток и в него перекись, скорее!
– Зачем? – удивилась я, наливая в лоток перекись водорода и подавая его санитару.
– Опарыши, – пробурчал Костенко. – Пинцет!
Манипуляция та еще – пинцетом хирург вынимал из раны опарышей и опускал их в лоток. Молодой санитар Миша не выдержал и зашатался, побледнев и зажав рукой рот.
– Куда?! Стоять! – заорала я, заметив, что он вот-вот упадет.
Второй ассистент Коля Иванов успел перехватить лоток, вытолкав Мишку падать в обморок за дверь.
– Что же это за рана такая, Сергей Петрович? Первый раз в жизни такое вижу, – признался Коля, с интересом заглядывая под руку хирурга – он только недавно закончил интернатуру, ему все было в диковинку, но он с упорством изучал то, чего не знал или не видел.
– Рана старая, такое впечатление, что это просто глубокие порезы – очень ровный край, видишь? – показал Костенко, не переставая работать. – Нагноилась от грязи – видишь, все тело в парше какой-то, санитары, видимо, только поле обработали, на большее спирта не хватило.
– Из плена, что ли? – продолжал строить догадки Коля, а меня словно током ударило…
Боясь даже дышать, я осторожно заглянула за простынь, отгораживавшую лицо раненого и обомлела – это был Леший, заросший густой бородищей, исхудавший почти до синевы… Левого глаза не было, на его месте зияла плохо зарубцевавшаяся яма… У меня помутилось в голове, Колька, заметив это, сунул мне под нос вату с нашатырем:
– Что с вами, Марьяна Николаевна? – он звал меня строго по имени-отчеству, хотя это было и не принято.
Я собрала все свои силы, стараясь не думать о том, кто же лежит сейчас на столе в соседней операционной, боясь об этом думать… Мы работали больше четырех часов, собирая буквально из ошметков растерзанное тело Лешего. На нем места живого не было, раны гнили… казалось, какое-то животное рвало его на куски. Бедный Костя, как же он вообще ухитрился выжить? Я косилась в сторону соседней операционной, отделенной от нас стеклом, там напряженно работали омские нейрохирурги, а в голове стучало, разрывая виски: «Голова – позвоночник – нет – это – не – Леха – голова – нет – нет…»
Лешего отвезли в реанимацию, а я, собирая инструменты, думала, как узнать, кто же это там, у омичей. Идти туда самой сил не было, я боялась и того, что подтвердится моя догадка, и того, что будет наоборот.
– Коля, – попросила я, взглянув на молодого доктора, – ты не спросишь, кто во второй операционной?
– А вам зачем? – удивился он, помогая мне обработать стол – не считал для себя зазорным помочь сестре прогенералить операционную после работы.
– Пожалуйста!
Коля пожал плечами, пробормотал что-то про бабью дурь, но к омичам все же пошел. Я стояла, опершись о стол и боясь даже сдвинуться с места, а время словно замерло на месте…Наконец вернулся мой гонец и доложил:
– Капитан какой-то, вместе с нашим подобрали вчера ночью на «нейтралке» разведчики где-то под Шатоем. Ранение грудного отдела позвоночника… Марьяна Николаевна, что с вами? – испуганно вскрикнул Коля, хватая меня за халат и едва успевая удержать от падения.
– Коля… фамилию… фамилию… – прохрипела я, обвисая на его руках, как тряпка.
– Кравченко Алексей Петрович, а что? Да что с вами? – он легонько встряхнул меня.
– Коля… это мой муж…
– Не может быть! – протянул растерянно Коля. – Я не знал, что у вас муж военный, да и фамилия…
– Нашел время в биографии покопаться! – перебил вошедший в операционную Костенко. – Марьяна, успокойся, я все узнал – там вроде все в порядке, должно быть без сюрпризов, пулю извлекли, зашивают, так что будем ждать. Все, не реви, Стрельцова! Ведь это судьба – ты здесь, и он здесь, значит, ты его вытащишь, ведь так? А мы тебе поможем, – он гладил меня по плечам, обтянутым голубым халатом, потом легонько подтолкнул в сторону второй операционной. Я отрицательно покачала головой, но он сжал мое плечо: – Идем, я с тобой, не бойся ничего.
Мы остановились в углу операционной, ведущий хирург глянул недовольно, но промолчал, продолжая работать. Я, не отрываясь, смотрела на странно чужое лицо Кравченко. Бедный мой, опять госпиталь, опять боль и беспомощность… Но он жив, они живы оба, он нашел-таки Лешего, остальное неважно. Я вытащу его, я знаю, что это не просто, но я сделаю, не впервой.
– Молишься, что ли? – шепотом спросил Костенко, заметив, как шевелятся мои губы.
– Да…
Операция закончилась, и я вместе с санитарами ушла в реанимацию, держа спящего мужа за руку. В соседнем боксе бредил Леший, а я все держала Лехины руки в своих, словно от этого зависела его жизнь, да и моя тоже. Он пришел в себя к вечеру, открыл глаза, облизал пересохшие от наркоза губы, я смочила их тампоном, протерла лицо влажной салфеткой. Леха смотрел на меня в упор, не понимая, потом хрипло прошептал:
– Ласточка… ты… откуда…
Я закрыла его рот рукой:
– Тс-с! Тише, Лешенька, тише, не надо. Я здесь работаю, у меня трехмесячный контракт, до сентября. Не разговаривай, полежи спокойно…
Он снова закрыл глаза, потом, вспомнив что-то, пробормотал:
– Леший… как… где…
– Здесь, в соседнем боксе, он жив, его оперировала наша бригада, все в порядке.
– Сходи… сходи к нему…
Я послушно встала и пошла в соседний бокс, где в бреду метался Леший. Я поправила простыни, потрогала лоб – он пылал, и я испугалась, как бы не начался сепсис, побежала к дежурному врачу, и он распорядился приставить к
