– Эко диво! – покрутил головой Люлю.
Опасливо бормоча «чего? чего? старичка всякий обидеть норовит!», Мозговой на всякий случай пересел от него подальше, а увидев меня, просветлел лицом и окончательно воспрял духом; поерзал задом, придвинулся и спросил тихо:
– Интересуюсь знать, благодетель, в порядке ли вы содержите новую пару из сюртука с брюками да пейсы ненадеванные, которые неимущий сиротинушка ссудил вам во временное пользование и с непременным возвратом? – И тут же безо всякого перерыва стырил пустой магазин от «калико», валявшийся неподалеку. Очень нужная в хозяйстве вещь, если задуматься.
Так, вынужденно пополнив наши ряды беспокойным старцем, мы вышли на финишную прямую: впереди, под Тумпстауном, была главная база «И Пэна». Именно там, по словам Шоколадки, и располагался главный центр «контроля над жизнью», как это называл шалунишка Вайпер.
Здесь нашего появления ждали: перед станцией тоннель делал крутой поворот и стоило платформе на малой скорости высунуться из-за него, как по ней ударило сразу несколько крупнокалиберных стволов. Тальберг сдал назад, а Джон Поликарпович при первых же выстрелах в мгновение ока умело применил в противоположном опасности направлении верный прием – «жабу, падающую в тину осеннего пруда».
– Ну что же… – философски заметил Шоколадка, когда все мы спешились за платформой. – Мыслю так, что эти остолопы не нужны нам даже для опытов. Поэтому попрощайтесь со старушкой, – хлопнул он рукой по борту платформы. – Дальше пойдем пешком.
Последующие минуты прошла в соединении всей наличной взрывчатки проводами и втыкании в нее детонаторов; потом Люлю кивнул Тальбергу, тот установил рычаг скорости на малый ход, зафиксировал его в таком положении ремнем и спрыгнул, гремя многочисленным вооружением, к нам – а платформа сама по себе неторопливо поехала к станции.
– Сколько добра зазря пропадает, сколько добра… – раздалось сзади, из темноты горестное стенание разгадавшего наш замысел Поликарпыча. – Не хозяйственные вы, благодетели, не рачительные, нет у вас мудроты…
На станции между тем вовсю гремели выстрелы, бухнула также пара гранатных взрывов: защитники последнего оплота «И Пэна» вовсю уничтожали наш импровизированный брандер. Но тут осторожно выглядывавший из-за угла Юллиус махнул рукой, и Люлю с мстительным выражением лица активировал взрыватель.
Все предыдущие наши подземные подвиги показались рядом с этим сущей безделицей: громыхнуло так, что я не устоял на ногах и шлепнулся на пол; рядом рухнула мадам Цуцулькевич, Люлю и Тальберг присели, и лишь великолепный Леклер стоял как Атлант, прикрывая голову рукой от падающих сверху камешков. Свет мигнул и погас; потом загорелся более тусклый, аварийный.
Конечная станция «Тумпстаун» предстала перед нами в виде потрясающих по драматичности руин: все, что могло сломаться – сломалось, что могло рухнуть, – рухнуло, обвалилась также часть стены и потолка, похоронив под собой очередного «кентавра».
Пробираясь через обломки и перешагивая через торчащие из-под них руки и ноги, – к моменту нашего победоносного появления на станции скопилось порядочно клонов – наше маленькое войско выбралось наконец на место, разрушенное менее прочих. Леклер, пыхтя, отодвинул в сторону среднего размера металлический контейнер, закрывавший доступ к единственной оставшейся в пределах досягаемости двери, – и в дверь стало возможно протиснуться боком, в том числе и Жаку. Не спеша, по одному, мы просочились в длинный полутемный коридор (там горели красноватые аварийные лампы) и двинулись по нему вперед.
В коридор выходило множество дверей – пришлось разделиться. Мне выпала последняя, самая дальняя и самая внушительная дверь.
Она по счастью оказалась незапертой и, приоткрыв ее, я кувырком влетел в помещение. Над головой в стену сразу же впечатались пули; позади в коридоре тоже начали стрелять; Леклер испустил боевой клич; громко ругнулся Люлю.
Я осторожно выглянул из-за массивного стола, за который откатился: в противоположном углу хрустнуло битое стекло и из-за шкафа выскочил господин в белом халате и с автоматом – укороченным «хеклером» – в руках; дал по мне очередь. Пришлось спрятаться обратно.
– Сдавайся, приятель! Тебе скидка выйдет! – для порядка крикнул я и юркнул в узкую щель между столом и стенкой: на то место, где я только что был, шлепнулась граната.
Грохнул взрыв. Стол подпрыгнул, а я с «береттой» в вытянутой руке, не глядя переставив предохранитель на огонь очередями, уже летел рыбкой из своего укрытия и на лету нажимал на курок.
Воевавший против меня Вайпер падал картинно долго: сначала он уронил автомат, и тот брякнулся наземь, потом поднес руку к груди и внимательно освидетельствовал рвущуюся толчками наружу кровь; затем у Вайпера подкосились ноги, и он наконец рухнул на спину, высадив головой выкрашенное белым стекло в шкафу.
– Знаю я такие штучки, – сообщил я покойному, достал «слона» и разворотил ему парой выстрелов голову и грудную клетку. Ноги Вайпера дернулись. Умер. Весь ли?..
Путь к следующей двери был свободен: с «береттой» и «слоном» наголо я распахнул ее, вскочил внутрь и принялся, постоянно смещаясь и хоронясь за попадающейся на пути мебелью, палить по многообразным целям, рассредоточившимся в довольно большом зале.
Продвинувшись таким образом от одной стенки к другой, я прилип спиной к дверце очередного шкафа и быстро перезарядил оружие. Увы, живые еще оставались: пуля отколола здоровую щепку возле моего уха.
Отсюда мне была видна малая часть помещения, малая – но очень интересная: у стены напротив в несколько этажей громоздились прозрачные саркофаги, наполненные зеленоватой жидкостью, в которой хорошо просматривались вытянувшиеся человеческие тела; от саркофагов отходили в разные стороны трубки и провода. Один саркофаг был поврежден выстрелом и из него медленно истекали последние вязкие капли. Помещавшееся внутри тело скорчилось на дне, не подавая никаких признаков жизни.
Те самые клоны.
В процессе созревания.
Стараясь особенно не высовываться и чутко прислушиваясь к шагам невидимых противников, я осторожно перетянул со спины F2000 и размашистой очередью разрядил весь магазин в нерестилище клонов, а напоследок послал туда же гранату из подствольника.
Колыбели искусственной жизни лопались с противным треском, выплескивая на пол содержимое, а я, пользуясь возникшим переполохом, выскочил из-за шкафа и расстрелял тех, кто не успел спрятаться.
Держа под прицелом развороченное пулями и взрывом помещение, я осторожно пересек его; у каждого тела останавливался и делал контрольный выстрел в голову. Еще три Вайпера и пять незнакомых лиц перестали существовать.
И вот я стою перед очередной дверью – на сей раз металлической, запертой, с приспособлением для идентификации сетчатки глаза. Разбираться со всей этой фигней откровенно некогда; ждать появления Люлю или мадам Цуцулькевич с чудесным ноутбуком в броне также не имеет смыла – в коридоре и прилегающих помещениях по-прежнему кипят боевые действия.
И я щедро намазал все видимые важные узлы двери пластитом, воткнул детонатор, присел за уцелевший стол и нажал кнопку.
В середине небольшой, под завязку набитой разнообразной аппаратурой клетушки стояло массивное кресло на колесиках – непростое кресло, оснащенное двумя клавиатурами, встроенными в подлокотники, ниже располагались два системных блока – и из них торчали многочисленные провода и трубки, а в кресле сидел, скорчившись, некий бледный тип, бессильно уронивший руки между скрюченных ног, и провода и трубки уходили в разные части его высохшего тела, в том числе и в голову. Выбритый череп сидящего, поперек лба, охватывал широкий металлический обруч, голени были надежно схвачены толстыми мягкими манжетами – то ли чтобы не свалился, то ли чтобы не сбежал.
Я сделал шаг к креслу, вгляделся в лицо сидящего – его ввалившиеся глаза были закрыты – и с ужасом узнал Стэна Шатла, начальника отдела по контролю за информацией нашего любимого управления полиции. Босса моей боевой подруги Лизетты Энмайстер.
Шатл медленно открыл глаза и посмотрел на меня.
– Ты что ли будешь И Пэн? – спросил я, поднимая «слона».
Шатл прикрыл веки.
– Ну тогда прощай, – я прицелился ему в лоб.
Шатл вздохнул с заметным облегчением и слабо улыбнулся.
Отчего-то никакой победной эйфории я не ощущал. Казалось бы, вот, на тебе – я вошел в святая святых, добрался до самого корня зла, стою напротив того места, куда сходятся все дорожки в этой идиотской истории. Надо спускать курок и идти пить пиво, тем более что в горле давно пересохло. Но нет: я стою, вытянув руку с тяжелым револьвером, смотрю на молчаливого Шатла (а он глядит на меня) – и думаю, стоит ли задавать Стэну самый главный вопрос: почему?..
– А, это ты, дружочек! – вдруг раздался сзади знакомый голос господина шерифа. Он улыбался. – Я всегда возлагал на тебя большие надежды. Ну что же, добро пожаловать в наш клуб!
