— Обязательно, — сказал Брюс.
Дикари были невысоки, тонконоги, вся одежда — короткая кожаная юбка и ожерелье из зубов и камней. И странные прически: небольшой гребень поперек бритой головы. Они кричали и смеялись, белые зубы сверкали на смуглых лицах.
Ингрид вытащила из катера пластиковое полотно и с помощью чернявого мужчины начала покрывать им ящики и контейнеры, лежавшие на траве. Теплая струйка крови потекла по шее Брюса, и он вытер ее. Надо в самом деле привести себя в порядок. Но кто здесь доктор?
Дикари с сетью добежали до шевелящейся кучи птеродактилей, накинули на них сеть, и когда птеродактили сообразили, что, увлекшись обедом, потеряли свободу, было поздно. Они бились под сетью, стараясь взлететь, а мужчины дротиками и каменными топорами глушили их. Стоял страшный гомон.
— Эй! — крикнул Брюс. — Ты куда?
Один из дикарей, пользуясь суматохой, подбежал к вещам на траве, откинул угол полога и потащил к себе серебряный плоский ящик. Ингрид увидела и стала тянуть ящик на себя. Ей на помощь пришел Конрад. Худой высокий мужчина в белых шортах громко увещевал грабителей. Язык, на котором он говорил, был цокающим, быстрым, отрывистым, словно стрекотание лесной птицы.
Увещевания, а главное, неудача внезапного нападения утихомирили охотников. Еще через три минуты они удалялись, волоча сеть, полную битых птеродактилей, и с хохотом рассказывая друг другу о своих подвигах.
— Брюс, — сказал Конрад возмущенно, — я уже сказал тебе, что надо промыть рану.
* * *
Доктором оказалась Ингрид.
Она выбрила Андрею волосы на затылке и обработала рану, потом залила ее пластиком. Придется походить денек с этой заплатой. Но если Брюс хочет, ему можно сделать прическу как у кочевника. Жан тоже собирается…
— Зачем ему?
— Он гениальный филолог. Вы бы послушали, какие беседы он ведет со степняками. Его приняли в стаю. Теперь испортят они нашего Жана. У них нет принципов — что хорошо, а что плохо. Готовы всю станцию ограбить. Белогурочка, милейшее создание, я ее очень люблю, украла зеркало. И повесила на юбку, спереди, представляете? От их хохота мы всю ночь не спали. Вот и все. Можете идти. А то у птеродактилей на зубах бывает трупный яд.
— Я думал, что они крупнее.
— Они бывают куда крупнее. К счастью, сюда не залетают.
Пришел Конрад.
— Не жарко? — спросил он. — А то включим кондиционер.
— Нет, спасибо. А почему вы пускаете аборигенов на станцию?
— Нет, — сказала Ингрид, — в помещения мы их не пускаем.
— Дежурный на пульте всегда может включить силовое поле, — сказал Конрад. — А ночью обязательно включает.
— Конрад их жалеет, — сказала Ингрид. — Это его стая.
— А ты их не жалеешь?
— Жалею, — сказала Ингрид, — но мы ничем не можем помочь.
— Что с ними случилось? — спросил Андрей. Пластик стягивал кожу, и хотелось его содрать.
— Сегодня увидишь, — сказал Конрад. — К нам пожалует сам Октин Хаш.
— Я думаю, — сказала Ингрид, — что он пришлет своего палача.
— Приедет, — сказал Конрад. — Я с ним говорил. Он любопытен.
Андрей Брюс попросил воды, выпил маленькими глотками. Вода была свежей, родниковой.
— Наши соседи, по-здешнему — стая Белого волка, — сказала Ингрид, — кочевали раньше километрах в двухстах отсюда. Мы основали станцию в безлюдном месте. Даже вместо куполов поставили шатры, чтобы не выделяться.
— Они о нас все знали, — сказал Конрад. — Охотники сотню километров проходят в день. А верховой и еще больше.
— Они к нам приходили, — сказала Ингрид. — Мы для них другая стая. И очень богатая. Мы с ними наладили отношения — они к нам привыкли, но приезжали нечасто. Обокрасть нас трудно, а железа мы не даем. Но потом пришел Октин Хаш.
— Кто он такой? — спросил Андрей.
— Аттила, местный Аттила, — сказал Конрад. — Он пришел со своей ордой с юга. Так нам говорили. Другие считают, что он всегда кочевал у Зеленой реки, а года два назад стал сильным.
— Ведьмы помогли, — заметила Ингрид, складывая инструменты и закрывая шкафчик. — Наша стая так считает.
— Ведьмы или организационные способности, — сказал Конрад, — но суть в том, что он сумел подчинить себе все стаи этой степи и собирается в большой поход к морю. А войны здесь простые — смерть или рабство. Стая Белого волка тоже была разбита, и остатки ее бежали к нам под крыло. Октину Хашу это не нравится, он не хочет делить с нами степь, но и не смеет напасть.
— Как же называется ваша стая? — спросил Андрей.
— Стая Железной птицы, — ответил Конрад. — Только не воображай, что нам все это нравится. Если бы не уникальная фауна, не миллион загадок, мы бы отсюда улетели.
— Соблазн велик?
— Знаешь, как кличут нашу планету в Управлении Исследований? Эвур. Эв-ур — Эволюционный урод. Здесь все сразу — триас и мезозой, кайнозой и хомо сапиенс. Новые виды здесь появлялись, а старые не вымирали. Этого не может быть, но это случилось. Ради того, чтобы здесь поработать, можно пойти на переговоры даже с Октином Хашем.
Филолог Жан заглянул в медпункт.
— Там Белогурочка, — сказал он. — Ее отец заболел.
— Что с ним? — спросила Ингрид.
— Был на охоте. Больше она не говорит. Табу.
— Я пойду, — сказала Ингрид. — Скажи Медее, что пирог в духовке.
— Я сам посмотрю, — сказал Конрад. — Возьми с собой нашего раненого. Ему интересно.
— Спасибо, — сказал Андрей. — Я пойду.
— Вернетесь — будем обедать, — сказал Конрад.
* * *
Перед выходом Конрад выдал Андрею пояс с бластером.
— Здесь много неожиданных гадов, — сказал он. — Правда, сюда они редко суются — шумно, боятся, запахи чужие. И все же залетают.
Они пошли втроем. До шатров было метров триста. Впереди шагал Жан. Он нес через плечо сумку Ингрид с медицинскими инструментами. Затем Ингрид — рука на поясе. Андрей замыкал шествие.
Спутники Андрея выглядели опереточно — легкие рубашки и шорты, широкие пояса с пистолетами на боку, высокие сапоги — типичные покорители звездных трасс из детских фильмов.
Они шли по широкой тропе. Трава была сочной, зеленой. Гудели пчелы, огромный, в пядь, зеленый кузнечик выскочил на тропинку, присел и сиганул метров на десять. Вереницей пересекали тропинку большие желтые муравьи, мелкие розовые бабочки густой стайкой вились над белыми шапками соцветий. Андрей отмахнулся от шмеля размером с кулак. Тот обиженно взревел, но отлетел.
— Они не кусаются? — спросил Андрей.
— Вылечим, — ответила Ингрид обнадеживающе.
— Все же здесь надо быть осторожнее, — сказал, обернувшись, Жан. — Вылечить она вылечит, но будет больно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
