на палубе возле рюкзаков. Я рухнул рядом с ними. Вслед за мной, точно чудовище из дурного сна, возник адмирал и завопил:
– Подъем! А ну, лентяи заторможенные, на ноги!
– Ни за что! – заорал я во всю силу надтреснутого голоса и поднялся на карачки, чтобы повалить шатающиеся тела обратно на палубу. – Изыди, злой военный дух! Иль позабыл, кто мы такие? Шпаки, лабухи, принудительно вылеченные от наркомании. Вот как мы должны выглядеть, вот как мы должны себя вести. Если кто-нибудь выживет, вы получите его обратно в свое военное распоряжение. А пока отпустите нас с миром и ждите моих донесений.
Бенбоу исторг трехэтажное военно-космическое ругательство, но все-таки ему хватило ума повернуться на каблуках и исчезнуть под квелые смешки моих товарищей. У меня слегка отлегло от сердца. Наступившее молчание не прерывалось ничем, кроме негромких стонов, далекого рокота двигателей и скрежета внутреннего люка воздушного шлюза, который величаво открывался, чтобы пропустить на борт деловитого старшину с канцелярской папкой в руках.
– Кто высаживается на Лайокукае? Вы?
– Все в наличии, и все нездоровы. Вызовите грузчиков, пусть отнесут наши вещи.
Он пробормотал несколько слов в микрофон, пристегнутый к воротнику кителя, после чего завел руку за спину и снял с ремня наручники. Кои через секунду ловко защелкнул на моих запястьях.
– Эт ще че? – промямлил я, выпучив глаза.
– Ты, накачавшийся дурью наркоман! Не доставляй мне хлопот, и я отплачу тем же. Может, там, в Галактике, ты и важная персона, но здесь, для меня, ты самый обыкновенный зэк. Который сам потащит свое барахло. Ишь ты, грузчиков им! Вконец обнаглели!
Я открыл рот, чтобы испепелить грубияна глаголом. И захлопнул. Я сам подкинул идею, чтобы о задании знали единицы. Очевидно, этот не из их числа. Я со стоном поднялся на ноги и поволок рюкзак в воздушный шлюз. Остальные взяли с меня пример и выглядели при этом не лучше моего.
Орбитальный катер встретил нас хмуро и негостеприимно. Едва мы сели в жесткие металлические кресла, на лодыжках наших защелкнулись кандалы – никаких танцев во время полета. Мы молча наблюдали, как матросы швыряют наши рюкзаки в грузовой отсек, затем воздели очи к широченному экрану на переборке. Изобилие звезд. Они кружились, и на экран заплывала выпуклость «Беспощадного». Как только заработали двигатели, она уменьшилась и отодвинулась.
Затем камера повернулась, чтобы показать растущий горб планеты, а громкоговоритель подверг нас пытке древним военным маршем, дополненным жутким треском статики. Наконец музыка смолкла, но раздался гнусавый до тошноты мужской голос.
– Заключенные, рекомендую выслушать. Эта информация предназначена для вас. Итак, вы получили билет в один конец и прибыли на место назначения. Вы не поддались нашим самоотверженным попыткам сделать из вас нормальных граждан гуманного цивилизованного общества…
– Заткни сопло, придурок! – взревел Стинго, запуская пальцы в седую шевелюру, – видимо, чтобы проверить, на месте ли она.
Я бы кивнул в знак поддержки, если б голова не раскалывалась.
– …И отныне будете полагаться только на самих себя. По высадке вооруженный конвой сопроводит вас к воротам космодрома. Там вы избавитесь от наручников и получите необходимый для выживания минимум, то есть: ознакомительную брошюру, флягу с дистиллированной водой и недельный рацион концентрированной пищи. Через неделю вам придется искать полпеттоновые деревца, дающие жесткие плоды, которыми питается все туземное население. Полпеттоны – чудо генной инженерии, выведенное путем кропотливых мутаций и трансплантаций. Плоды богаты животным белком. Из-за опасности трихинеллеза их не следует употреблять в сыром виде, но печеными или вареными – вполне. Вам надлежит запомнить…
Ничего не желая запоминать, я вырубил звук. Наверное, чтобы попасть на этот рейс, человек должен совершить нечто уж очень нехорошее. Я пытался успокоить себя этой мыслью… Куда там! Нашей цивилизации – не один десяток тысячелетий, а все равно жестокость к ближнему своему не изжита до сих пор и вылезает наружу при малейшей возможности.
Облака сместились в сторону, на экране возникло пятистенное здание изрядной величины. Я предположил, что его называют Пентагоном.
– Через несколько минут мы совершим посадку на космодроме Пентагон. Не покидайте кресел, пока не получите разрешение встать. Подчиняйтесь приказам, и этап пройдет для вас гораздо приятнее…
Хотелось бы, чтобы это оказалось правдой! Я тут же расслабился и разжал кулаки. Скоро мы расстанемся с занудами-наставниками и будем полагаться только на себя. А пока лучше поберечь силы и нервы.
Помалкивая, мы выползли из шлюза, ссыпались по трапу – честное слово, ему не помешали бы поручни – и побрели к воротам в толстой стене Пентагона. Чтобы встретить там еще одного флотского – сумрачного, седовласого и в темных очках.
– Немедленно препроводить заключенных в девятую допросную.
Старшина – начальник нашего конвоя – с этим не согласился.
– Не положено, сэр. Я должен…
– Ты должен закрыть пасть и подчиняться моим приказам. Вот они, в письменной форме. Изволь ознакомиться и выполнять. Или хочешь уйти в отставку старшиной?
– Никак нет, сэр! Заключенные! За мной!
Офицер вошел за нами в допросную, запер дверь, дружески улыбнулся и беззлобно попросил всех заткнуться. Затем обошел комнату с приборчиком, в котором я без труда узнал детектор следящих устройств. Интересно, кому такое в голову может прийти – прослушивать разговоры в каморке на краю Вселенной? Видимо, у офицера было свое мнение на этот счет. Наконец он с удовлетворенным видом спрятал детектор, повернулся к нам и протянул мне ключ.
– Пока вы здесь, можете снять наручники. Я – капитан Тремэрн, ваш связной. Добро пожаловать на Лайокукаю. – Он снял темные очки, снова улыбнулся нам и махнул рукой в сторону кресел. Его переносица была обезображена жутким шрамом, глаза отсутствовали, но Тремэрн, несомненно, отлично видел электронными заменителями глаз. Позолоченные, они придавали его облику то еще своеобразие. – В Пентагоне только я осведомлен о вашем задании. Я в курсе, что все вы – добровольцы, и хочу вас поблагодарить. Угощайтесь, ребята, и знайте: вы еще долго не услышите этого слова.
– А как тут, вообще, жизнь?
Я вскрыл банку охлажденного пива и сделал живительный глоток. Тем временем мои спутники зарылись в гору свежих бутербродов и хотсвиндогов. Я, конечно, составил им компанию, но прежде выдвинул из синтезатора потайной ящичек и достал кое-какие мелочи.
– Какова жизнь на планете? Паршивая, Джим, и это еще мягко сказано. Уже не один век Лайокукая служит Галактике баком для социальных отходов, и – никаких перемен к лучшему. Возникают различные культуры, развиваются, но – как бог на душу положит. Жестокость правит бал, сильный подминает слабого. Одна из самых стабильных общин – прямо здесь, за стенами
