и быстрым, годы медленно начали брать своё, и я начал опасаться того, что в недалёком будущем уже не смогу работать так, как раньше. Любой профессионал достигает такой точки, когда он понимает, что его время уходит, а это значит, что оставшееся время нужно потратить на поиск и обучение своего приемника, дабы потом именно он занял твоё место.
Мне в этом плане было намного проще, ибо этим приемником была, как бы это странно не звучало, Фурия. Она весьма талантлива, умна и искусна. Она никогда не жалела своих противников, не проявляла милосердие и всегда шла до конца, чего бы ей это не стоило. Как по мне, это достойный приемник. Мне нужно было лишь обучить её некоторым солдатским вещам, которые смогли бы ей помочь в будущем. Быть может, конечно, ей это нахрен не нужно, но мне стоило хотя бы предложить.
Любил ли я Фурию? Можно сказать, что так. Конечно, по большей части это связано с нашими очень активными сексуальными отношениями, но есть и другое, за что я её не просто уважаю, а по-настоящему люблю: она всегда внимательна ко мне, всегда поддерживает и всегда находится рядом. Именно она помогла мне вновь обрести смысл жизни, и теперь я живу хорошо лишь благодаря её вмешательству. Да, быть может, моя жизнь была бы лучше, если бы мы тогда не встретились, но я не предсказатель, так что не могу говорить уверенно, было бы что-либо лучше или хуже, если бы какое-то событие не случилось. Так что, да, я любил Фурию, и именно поэтому я желал сделать всё для того, чтобы она была готова к любым событиям и к любым испытаниям.
В тот день, когда я собирался поговорить с ней об этом, случилось то, что стало моей, пожалуй, самой главной ошибкой.
На дворе стоял полдень. Я спокойно шёл по улицам, переполненными людьми, и старался спастись от знойной жары. Тогда мне нужно было добраться до «Бессмертия», и для достижения этого пункта назначения я выбрал более длинный маршрут, ибо мне нужно было собраться с мыслями. Мой путь пролегал через один из парков нашего города, в котором часто проводились различные выступления и концерты артистов самого разного калибра. Я никогда не фанател от подобных перфомансов, но вот Фурия была без ума от того, что здесь иногда творилось. Сложно было видеть её такой радостной и энергичной, учитывая то, какой суровой и жестокой она была на работе.
В тот момент, когда я проходил через своеобразную сцену, которая в тот момент была полностью окружена людьми, на этой самой сцене выступало несколько героев, одетых в свои костюмы. Толпа ликовала лишь от их вида, а каждое их слово они приветствовали бурными овациями и поддержкой. Мне было бы всё равно до всего этого, если бы не услышанная мною фраза, сказанная одним из таких героев:
— Армия и солдаты ушли в прошлое! Теперь нам не нужно совершать бессмысленные и глупые убийства, чтобы спасти людей! В этом мире больше не место убийцам! — с некой гордостью произнёс он, после чего толпа начала активно поддерживать его.
Моя реакция на эти слова была непроизвольной. Я ощутил, как гнев и злоба захлестнули меня. Все те годы, которые я провёл на войне, все те люди, которых я уничтожил ради безопасности других, все те мгновения, когда я чувствовал сталь в своих руках и видел, как кровь брызжет из ран врагов — все это навернулось в моей голове, наполнив меня яростью и ненавистью. Как смеет он говорить о бессмысленных и глупых убийствах? Как, блядь, этот недоносок вообще посмел говорить о подобном? Он не знает настоящей реальности, он не видел, что происходит на самом деле. Он не видел, как наши враги пытались уничтожить всё, что свято для нас, всё, что мы любим и ценим. Он не видел, как мы сражались за свободу и безопасность. Он не видел, как мы стояли на передовой, готовые пожертвовать своими жизнями, чтобы защитить невинных людей. Этот сукин сын не имеет права открывать свой рот на этот счёт!
Мои руки сжались в кулаки, а сердце бешено колотилось в груди. Я был охвачен приступом ярости, и в тот момент мне показалось, что этот герой на сцене глумится над всем, за что я сражался. Он умалял мою жертвенность, мою преданность и мою честь. Он презирал меня и всех тех, кто служил в армии, презирал всех тех, кто был практически против своей воли отправлен на фронт, презирал тех, кто умирал для того, чтобы не умирали его родные, его друзья, его самые близкие люди.
Я не мог оставаться равнодушным к этим словам. Моя ненависть к нему и всему, что он представлял, была непреодолимой. Я шагнул вперед, прокладывая себе путь сквозь толпу, которая стояла на моем пути. Мне было всё равно, кто они — простые люди или приверженцы этого героя. Я хотел высказаться, я хотел сказать им то, что я об этом думаю, и вряд ли им моё мнение понравится.
Когда я наконец достиг сцены, я поднял глаза и встретился взглядом с этим героем. Его лицо выражало уверенность и высокомерие, но я не собирался сдаваться. Я хотел, чтобы он понял, что он ошибается, что у него нет права говорить о том, о чем он ничего не знает.
— Неужели недоносок с латексной задницей имеет право говорить что-либо о том, в чём бы никогда не решился участвовать? — задал вопрос я, медленно поднимаясь на сцену. — И много ли ты знаешь о войне, сынок? — спросил с сарказмом я, остановившись на безопасном расстоянии от «героев».
— А разве мне нужно что-либо знать о войне, чтобы ненавидеть её? — ответил вопросом на вопрос он. — Война — событие, в котором умирает множество людей, и все эти смерти бессмысленны. Все, кто осознано идёт на убийство других — психопаты, с которыми нужно бороться. Верно же, ребята? — спросил он у толпы, на что получил заряд поддержки.
— «Психопаты», да? — повторил я с ухмылкой на лице. — В какой-то степени ты даже прав, парень. Все мы были психопатами в Ираке, когда шли убивать религиозных фанатиков, против которых наше государство решило развязать войну. Мы были обязаны становиться такими, ибо по-другому было не выжить. Каждый день я смотрел на то, как умирают товарищи, и как умирают враги. Это… действительно ужасное зрелище, нравится которое лишь психопатам. — покивал
