— Всегда время шутить, — сказал Андрей.
Он поднялся — заели блохи.
За стенкой кибитки послышались крики, свист, хохот — происходило что-то очень интересное.
Андрей подошел к пологу, приоткрыл его. Часовых у входа не было. В плечо дышал Аксель.
Зрелище было и в самом деле внушительным. Несколько коней, словно лилипуты Гулливера, тащили по лагерю тушу динозавра. Туша была метров пятнадцать в длину, и толстый у основания хвост тянулся по пыли еще метров на десять. Вокруг туши прыгали ребятишки и суетились женщины. Тушу бросили на площади посреди становища. Появился жирный колдун. Его помощник нес за ним короткий широкий меч. Толпа загомонила в предвкушении зрелища.
Колдун взял меч и остановился у брюха динозавра. Он стоял так довольно долго, и толпа криками подбадривала его.
Затем он сделал резкое колющее движение мечом, и меч вошел по рукоять в тушу динозавра. Взявшись за рукоять обеими руками, колдун старался распороть грудь чудовища. Ему было трудно — надутое лицо стало мокрым от пота.
Отбросив меч, колдун сунул обе руки в тушу и резким движением вырвал сердце динозавра. Сердце было большим, тяжелым, оно обвисло в руках жреца. Толпа завопила от восторга.
— Трудно привыкнуть, — сказал Жан за спиной Андрея.
— Зачем привыкать?
— Не хочется доживать век рабом Октина Хаша.
С двух сторон к старому колдуну подскочили воины и подхватили тяжелое сердце. Подняв его на руки — кровь капала им на лица и плечи, — они понесли его Октину Хашу.
Тот вытащил кинжал, склонился, отрезал полоску мяса и поднес ко рту. Он жевал, а толпа прыгала от радости.
— С ними ты собираешься воевать? — спросил Андрей, оборачиваясь к Акселю.
Аксель исчез.
— Жан, где он? — спросил Андрей.
Жан откинул полог и заглянул в кибитку.
— Там его нет, — сказал он.
— Так я и думал. Он сбежал!
Прямо над головой раздался резкий крик. Октин Хаш подъехал незаметно. Его рот был измазан кровью.
Жан тихо ответил.
— Что он спросил?
— Он спросил, где третий. Я сказал, что скоро вернется. У него болит живот, а он не хочет гадить в кибитке.
Октина Хаша ответ не удовлетворил. Он громко свистнул. Тут же все в лагере позабыли о динозавре. Поднялась суета, словно в муравейник капнули кипятком. Воины затолкали пленников в кибитку.
— Идиот! — Жан ударил кулаком по центральному шесту кибитки. — Мальчишка!
Неожиданно, как будто остановились часы, суматоха улеглась. Один из воинов, что стояли в проеме кибитки, сказал что-то.
— Он говорит — поймали, — сказал Жан.
Октин Хаш вошел в кибитку.
— Плохой раб не нужен хозяину, — сказал он, глядя на Андрея и чуть улыбаясь. — Ты понимаешь, вождь.
Жан добавил от себя:
— Я боюсь, что его убили.
— Я тоже, — сказал Андрей.
Октин Хаш спокойно слушал, как разговаривают пленники. Когда он решил, что пленники поговорили достаточно, он сказал длинную фразу, которая привела в смущение Жана. Тот начал спорить. Октин Хаш почти игриво погрозил ему нагайкой и ушел.
— Что еще он придумал?
— Он сказал, что ты поедешь с колдуном к святилищу ведьм. Ты вождь. Тебя ждут ведьмы. А я останусь здесь. Я ему сказал, что мы не хотим разлучаться.
— Что это за святилище?
— Я там не был. Это где-то в горах. Судя по съемкам, там ничего интересного.
Смеркалось, в кибитке был полумрак, у входа чернели неподвижные силуэты воинов. Андрею почудилось, что в дальней стороне кибитки стоит Аксель. Но это была лишь память об Акселе. Андрею хотелось верить, что Аксель жив — только отделен от них. И потому они с Жаном не говорили о нем.
— У тебя есть план? — спросил Жан.
У Жана была странная привычка — разговаривая, он потирал руки, словно готовился рассказать очень смешной анекдот.
— Дождемся ночи. Я думаю, они все будут спать. Нам надо добраться до лошадей. Без них нас сразу догонят.
— Я никогда не ездил на лошади, — сказал Жан виновато.
— Другого выхода нет. Мы должны рассчитывать на то, что за планетой наблюдают с корабля.
— А как мы дадим о себе знать?
Андрей пожал плечами.
Полог откинулся, показав зеленое вечернее небо. Громоздкий силуэт колдуна закрыл небо. Визгливый голос наполнил кибитку.
— Он говорит, — в голосе Жана было отчаяние, — чтобы ты выходил.
— Значит, планы несколько изменились, — сказал Андрей, стараясь, чтобы голос его звучал бодро. — Ты жди меня. Все кончится хорошо.
Жан подошел к Андрею. Его глаза в полутьме казались черными колодцами. Жану было страшно. Он никогда в жизни не оставался один среди тех, кому все равно — жив ты или нет.
Жан протянул руку — холодную и влажную. Они обнялись. Колдун покачивался в проеме. Жан дошел с Андреем до выхода. Дальше его не пустил воин.
Группа всадников ждала на пыльной площадке. Андрею и колдуну подвели коней. Ноги Андрею связали под животом коня. Рядом ехали воины.
Обернувшись, Андрей увидел, что в становище царит оживление. С некоторых кибиток стянули шкуры — остались лишь громадные клыки мастодонтов. Пыль от конских копыт завилась смерчем.
На «Гранате» тоже видели этот клуб пыли — серое пятно на темной равнине. Дежурный дал максимальное увеличение — отряд состоял из степняков, их можно было угадать по одежде и странным прическам. Дежурный понял, что из становища отправились разведчики, может, охотники. И отметил этот факт в журнале наблюдений.
Отметил он также и то, что, едва стемнело, другие всадники отправились из лагеря, в котором укрывались остатки стаи Белого волка. Приблизившись к становищу Октина Хаша, они замедлили движение, поднялись на пологий холм невдалеке от становища и там спешились.
Дежурный с интересом наблюдал за этими перемещениями. Как странно, думал он, я вижу этих людей с немыслимой для них высоты. Для меня они — точки, муравьишки в темной бескрайности степи. А каждый из них — особый мир. У кого-то из всадников болит зуб. А другой думает о своих детях, оставшихся в становище. Или проклинает вождя, который послал его, на ночь глядя, в дорогу. Эти дороги в степи могут привести к смертельной стычке. Будут свистеть стрелы, а я их не услышу. И кто-то из всадников будет корчиться в траве, обливаясь кровью, и встретится, не зная об этом, последним взглядом со мной.
* * *
Через полчаса отряд перешел на шаг. Степь казалась огромной чашей, наполненной парным зеленым воздухом и ароматом теплых трав. Здесь, на открытом пространстве, цикад было куда меньше, и их пение не заглушало иные звуки — далекий рев и уханье какого-то зверя, возникший из ничего и угасший вдали топот множества копыт, визг настигнутого совой грызуна… Спереди загорелись фонариками зеленые глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
