Потом все закончилось. Далинар вдохнул и выдохнул, затем поднялся на дрожащих ногах. Они с незнакомцем стояли на одинокой каменной колонне, как будто кем-то убереженной скале шириной всего в несколько шагов. Вздымалась она очень высоко.
Вокруг была… пустота. Холинар исчез. Канул в бездонную пропасть. У Далинара, стоявшего на немыслимым образом сохранившемся каменном шпиле, закружилась голова.
– Что это? – не удержался он, хоть и знал, что спутник не слышит.
Незнакомец с печалью огляделся по сторонам:
– Много я оставить не могу. Передаю тебе лишь несколько образов. Кем бы ты ни был.
– Эти образы… они что-то вроде дневника, верно? История, написанная тобой, книга, которую ты оставил после себя, только я ее не читаю, а вижу.
Незнакомец посмотрел в небо:
– Я даже не знаю, посмотрит ли это кто-нибудь. Ведь меня уже нет.
Далинар промолчал. Он заглянул за край колонны, в пустоту, с ужасом.
– Дело не в тебе одном. – Незнакомец поднял руку. В небе блеснул свет, которого Далинар раньше не замечал. Потом еще раз. Солнце как будто тускнело. – Дело в них всех, – продолжил мужчина. – Я должен был понять, что он пришел за мной.
– Кто же ты такой? – Далинар задал вопрос самому себе.
Незнакомец продолжал смотреть в небо.
– Я оставляю это, так как должно же быть хоть что-нибудь. Надежда. Шанс, что кто-то поймет, как действовать. Ты хочешь с ним сразиться?
– Да, – сказал Далинар, понимая, что это не имеет значения. – Я не знаю, кто он такой, но если он хочет сотворить подобное – тогда я буду с ним сражаться.
– Кто-то должен их возглавить.
– Я это сделаю. – Слова легко дались Далинару.
– Кто-то должен объединить их.
– Я это сделаю.
– Кто-то должен защитить их.
– Я это сделаю!
Незнакомец немного помолчал. Потом произнес чистым, четким голосом:
– Жизнь прежде смерти. Сила прежде слабости. Путь прежде цели. Повтори древние клятвы и вернись к людям с осколками, которые некогда им принадлежали. – Он повернулся к Далинару и посмотрел ему прямо в глаза. – Сияющие рыцари должны вернуться на битву.
– Я понятия не имею, как это сделать, – прошептал Далинар. – Но попытаюсь.
– Человечеству необходимо встретить их, будучи единым. – Незнакомец шагнул к Далинару и положил ему руку на плечо. – Надо покончить с мелкими ссорами. Он понял, что, если не вмешиваться, вы станете врагами самим себе. Ему и необязательно с вами сражаться. Он ведь может устроить так, что вы все забудете и обратитесь друг против друга. Ваши легенды говорят, что вы победили. Но правда в том, что мы проиграли. И продолжаем проигрывать.
– Кто ты? – спросил Далинар еще тише.
– Я хотел бы сделать больше, – повторил человек в золотых одеждах. – Возможно, ты вынудишь его избрать защитника. Он скован некими правилами. Как и все мы. Защитник тебе бы пригодился, но утверждать не берусь. И… без осколков зари… Все ж я сделал что смог. Мне ужасно жаль, что приходится тебя бросать.
– Кто ты? – снова повторил Далинар и понял, что знает ответ.
– Я… был… богом. Тем, кого вы называете Всемогущим, Создателем человечества. – Говоривший закрыл глаза. – И теперь я мертв. Вражда убил меня. Мне жаль.
Эпилог
О том, что ценнее всего
– Вы это чувствуете? – спросил Шут, глядя в темную ночь. – Что-то изменилось. По-моему, именно такой звук мир издает, описавшись.
Стражники притаились за толстыми деревянными городскими воротами Холинара и с опаской косились на Шута.
Вход был закрыт, а эти трое стояли в ночном дозоре. Хотя уделяли они собственно охране куда меньше времени, чем сплетням, зеванию, азартным играм или, как этой ночью, наблюдению в неудобных позах за чокнутым, который что-то болтал.
У психа были голубые глаза, и он мог себе позволить что угодно. Наверное, Шута смутила бы та важность, которую эти люди придавали чему-то столь обыденному, как цвет глаз, не побывай он во многих местах, где ему довелось столкнуться с самыми разными способами определения аристократии и управления государством. Этот был не более нелепым, чем большинство остальных.
И разумеется, у них имелась причина. Конечно, у всего обычно есть причина. В данном случае она просто оказалась хорошей.
– Светлорд? – спросил один из постовых, заглядывая туда, где Шут сидел на ящиках.
Коробы оставил торговец, который заплатил ночным стражникам, чтобы те уберегли товар от воров. Для Шута они стали удобным насестом. Дорожный мешок лежал рядом с ним, а на коленях он настраивал энтир – квадратный инструмент с натянутыми струнами. На нем так и играли, положив на колени и перебирая струны.
– Светлорд? – повторил стражник. – Что это вы там делаете?
– Жду, – ответил тот и, подняв голову, посмотрел на восток. – Жду, когда придет буря.
Это еще сильнее сбило стражей с толку. Ночью, согласно предсказаниям, Великую бурю ждать не следовало.
Шут заиграл на энтире:
– Давайте поболтаем, чтобы скоротать время. Поведайте-ка, что люди ценят в себе подобных превыше всего?
Шут играл, словно его зрителями были молчаливые здания, переулки и потертые булыжники. Стражники ему не ответили. Они, похоже, не понимали, как себя вести с одетым в черное светлоглазым, который вошел в город прямо перед закатом, забрался на ящики и принялся бренчать.
– Ну? – допытывался между тем Шут, прервав музицирование. – Что вы об этом думаете? Если бы мужчины и женщины могли выбирать свои таланты, какой из них считался бы самым почтенным, самым поощряемым и самым ценным?
– Э-э-э… музыка? – наконец предположил один из стражников.
– Да, распространенный ответ, – сказал Шут, извлекая из струн череду низких нот. – Я однажды задал этот вопрос нескольким очень мудрым ученым. Что люди считают самым ценным из талантов? Один упомянул искусства, как и ты, мой проницательный друг. Второй выбрал великие мыслительные способности. Последний предпочел изобретательский талант, умение выдумывать и создавать полезные механизмы.
Он не играл какую-то определенную мелодию на энтире, просто трогал струны, время от времени получая гамму или квинту. Это было похоже на дружескую болтовню струн.
– Эстетический гений, изобретательность, проницательность, творческий подход. И впрямь благородные идеалы. Если бы людям дали возможность выбирать, большинство остановились бы на них и назвали величайшими талантами. – Он дернул струну. – Какие же мы все прекрасные лжецы.
Стражники переглянулись; факелы в держателях на стене озаряли их лица оранжевым светом.
– Вы считаете меня циником, – продолжал Шут. – Думаете, я сейчас скажу, что люди заявляют, будто ценят эти идеалы, но втайне отдают предпочтение более низменным талантам? Способности разбогатеть или очаровывать женщин? Что ж, я действительно циник, но в этом случае считаю, что ученые и впрямь были честны. Их ответы говорят о том, что люди чувствуют. В глубине души мы хотим верить в великие свершения и доблесть – и выбираем их, если можем. Вот почему наша ложь так прекрасна, особенно когда мы лжем самим себе.
