– Ты один из Сияющих. – Шрам ткнул в него пальцем. – Я в это верю, даже если Тефт утверждает, что все не так.
– Он еще не Сияющий! – резко бросил Тефт. – Ты меня хоть слушал?
– Ты можешь этому научить? – встрял Моаш.
– Ганчо, я бы тоже попробовал, – добавил Лопен. – Ну, если уж ты соберешься всех учить и все такое.
Каладин растерянно моргнул, и тут остальные загомонили:
– Что ты можешь делать?
– Что ты чувствуешь?
– А летать можешь?
Он вскинул руку, останавливая поток вопросов:
– Так вы что же, совсем не испугались, когда увидели?
Некоторые пожали плечами.
– Ганчо, это сохранило тебе жизнь, – произнес Лопен. – Я бы беспокоился лишь о том, что женщины от такого будут без ума. «Лопен, – скажут они, – у тебя всего одна рука, но ты можешь светиться. Думаю, ты обязан прямо сейчас меня поцеловать».
– Но это странно и пугающе, – возразил Каладин. – Такими были Сияющие! Все знают, что они стали предателями.
– Ага! – Моаш фыркнул. – В точности как все знают, что светлоглазые получили дозволение править от Всемогущего и сами они неизменно благородны и справедливы.
– Мы Четвертый мост, – прибавил Шрам. – Мы многое повидали. Жили в креме и служили приманками. Если это помогает тебе выживать – хорошо. Больше и болтать не о чем.
– Так ты можешь этому научить? – не отставал Моаш. – Можешь показать, как ты это делаешь?
– Я… я сомневаюсь, что этому можно научиться. – Каладин бросил взгляд на Сил, которая сидела на ближайшем камне и с любопытством на все взирала. – Я даже не уверен, что это вообще такое.
Они пали духом.
– Но, – прибавил Каладин, – это не означает, что мы не должны попытаться.
Моаш улыбнулся.
– Ты можешь это сделать? – спросил Дрехи, выудив откуда-то заряженный бриллиантовый светосколок. – Прямо сейчас? Я хочу увидеть это, осознавая, что вижу.
– Дрехи, это не ярмарочный трюк! – возразил Каладин.
– По-твоему, мы этого не заслуживаем? – Сигзил, сидевший на камне, подался вперед.
Каладин помедлил. Потом нерешительно протянул руку и пальцем коснулся сферы. Резко вдохнул; втягивать свет становилось все более и более естественным. Сфера потускнела. Буресвет заструился из кожи Каладина, и он стал дышать как обычно, чтобы свечение сделалось заметнее. Камень вытащил старое дырявое одеяло, которое они использовали для растопки, и бросил на огонь, потревожив спренов пламени и на несколько мгновений – пока ткань не прогорела – погрузив все во тьму.
Во мраке ночи Каладин светился – чистый белый буресвет сочился из его тела.
– Бури… – выдохнул Дрехи.
– И что же ты можешь делать с этим? – нетерпеливо спросил Шрам. – Ты так и не ответил.
– Я и сам толком не знаю. – Каладин рассматривал собственную руку. Она погасла через миг; огонь пробился сквозь одеяло и вновь осветил все вокруг. – Я по-настоящему это почувствовал всего несколько недель назад. Могу притягивать к себе стрелы, могу склеивать камни. Свет делает меня сильнее и быстрее и еще исцеляет мои раны.
– Насколько сильнее? – допытывался Сигзил. – Какой вес могут выдерживать камни, после того как ты их склеиваешь, и как долго они остаются склеенными? Насколько быстрее ты становишься? В два раза быстрее? На четверть? Насколько далеко должна быть стрела, чтобы ты смог ее притянуть, и можешь ли ты притягивать другие предметы?
Каладин моргнул:
– Я… я не знаю.
– Вообще-то, такие вещи было бы хорошо знать, – протянул Шрам, потирая подбородок.
– Сделать испытания надо. – Камень, улыбаясь, скрестил руки на груди. – Хорошая идея быть.
– Возможно, так мы поймем, как этому научиться, – заметил Моаш.
– Этому научиться не можно. – Рогоед покачал головой. – Это холетентал. Для него одного.
– Ты не можешь быть в этом уверен, – возразил Тефт.
Камень пригрозил ему поварешкой:
– Ты не мочь быть уверен в том, что я не мочь быть уверен. Есть похлебку!
Каладин вскинул руки:
– Парни, вы никому ничего не должны рассказывать. Они станут меня бояться или решат, что я связан с Приносящими пустоту или Сияющими. Дайте слово, что будете молчать.
Он посмотрел на них, и мостовики кивнули один за другим.
– Но мы хотим помочь, – добавил Шрам. – Даже если не сможем этому научиться. Это часть тебя, а ты один из нас. Четвертый мост. Правильно?
Каладин посмотрел на их восторженные лица и, сам того не ожидая, кивнул:
– Да. Да, вы можете помочь.
– Отлично! – воскликнул Сигзил. – Я приготовлю список испытаний, чтобы измерить твою скорость, точность и силу склеивания, которые ты способен создавать. Нам придется придумать, как определить, можешь ли ты делать что-то еще.
– С утеса его скинуть, – предложил Камень.
– Это еще зачем? – изумился Пит.
Камень пожал плечами:
– Если у него быть другие способности, так они проявиться, нет? Только падение со скалы сделать из мальчика мужчину!
Каладин недовольно уставился на рогоеда, и тот рассмеялся:
– Это быть маленький утес. – Он показал большим и указательным пальцем, до какой степени маленький. – Я тебя слишком любить для большого.
– Надеюсь, ты шутишь. – Каладин принялся за похлебку. – Но на всякий случай приклею тебя к потолку на ночь, чтобы ты не выкинул какой-нибудь фокус, пока я буду спать.
Мостовики засмеялись.
– Ганчо, только не светись слишком ярко, пока мы спим, хорошо? – попросил Лопен.
– Буду стараться. – Он съел еще ложку похлебки. Вкус был лучше обычного. Неужто Камень изменил рецепт?
Или все дело в другом? Пока он ел, мостовики начали болтать о доме и о прошлом – о тех вещах, которые раньше были под запретом. К их компании прибились несколько человек из других расчетов – раненые, которым помог Каладин, и даже несколько бедолаг, страдавших бессонницей. Четвертый мост принял всех, угостил рагу и дал место у огня.
Все выглядели такими же измотанными, как сам Каладин, но никто не собирался идти отдыхать. Он теперь понимал, в чем дело. Быть рядом, поедая рогоедскую похлебку, слушать тихие беседы на фоне потрескивания костра, над которым танцуют частички желтой пыли…
Это расслабляло сильней, чем сон. Каладин улыбнулся, лег на спину и стал смотреть в темное небо с большой сапфировой луной. Потом закрыл глаза и прислушался.
Погибли еще трое. Мэлоп, Безухий Джакс и Нарм. Каладин их подвел. Но он и Четвертый мост защитили сотни других. Сотни, которым больше не придется бежать с мостом прямиком на позиции лучников-паршенди, не придется сражаться, если они того не захотят. И если уж на то пошло, двадцать семь его друзей выжили. Отчасти благодаря тому, что он сделал, отчасти благодаря собственному героизму.