— Он в рот возьмет, а есть не будет, — заметила Юэнян.
— Слушайте, что я вам говорю, батюшка, — не унималась певица. — Если вам даже и не хочется, ничего, как-нибудь через силу, а питаться необходимо. Не корнями жив человек, а питьем да едою. Надо как-то себя поддерживать. А то совсем отощаете. Что же от вас останется!
Немного погодя сварился голубь. Сяоюй подала его вместе с рисовым отваром. Его приготовили из отборного риса и приправили тыквенно-баклажанным маринадом, отчего он издавал исключительный аромат. Чжэн Айюэ забралась на кан и, встав перед Симэнем на колени, сама стала кормить его, держа в руке чашку с рисом. Симэнь не без усилий съел полчашки рису, попробовал голубятины и закачал головой.
— Благодаря лекарствам да и моим уговорам вот вы как-никак и поели немножко, батюшка, — говорила Айюэ.
— На этот раз батюшка побольше покушали, заметила Юйсяо. — А все потому что вы, сестрица, за ними поухаживали.
Юэнян распорядилась подать певице чаю, а под вечер угостила вином и закусками, наградила пятью цянями серебра и отпустила. Перед уходом Айюэ еще раз зашла к Симэню.
— Полежите, батюшка, потерпите и поправляйтесь, — наказала она, земно кланяясь. — А я вас еще как-нибудь навещу.
Вечером Симэнь принял вторую дозу лекарства Лю Цзюйчжая. Боль распространилась по всему телу. Симэнь стонал целую ночь. Утром, в пятую стражу, вскрылась опухоль мошонки, и он очутился в луже крови. К тому же на черепашьей головке выскочил шанкр, и непрестанно сочилось фиолетовое выделение. Симэнь потерял сознание.
Юэнян и остальные жены, крайне этим встревоженные, не отходили от больного. Когда стало ясно, что не помогут никакие лекарства, Юэнян пригласила старуху Лю. Та в передней крытой галерее зажгла свечу в форме человека и пустилась в шаманский танец.
Слугу послали к столичному воеводе Чжоу узнать, где пребывает Бессмертный У, чтобы пригласить его к больному. Ведь это он в свое время предсказал Симэню, что в этом году тот «будет кровью харкать и гноем истекать, начнет сохнуть, чахнуть, увядать».
— Не следует беспокоить господина Чжоу, — заметил Бэнь Дичуань. — Бессмертный У обретается за городскими воротами у храма Бога Земли, где предсказывает судьбу и врачует недужных. Ходит лечить, когда позовут, а наград не принимает.
Юэнян тотчас же послала за ним Циньтуна.
Бессмертный У вошел в спальню и поглядел на Симэня. Он был совсем не тот, что прежде. Сильно осунулся, лежал как пласт. Голова его была перевязана платком. Бессмертный нащупал пульс.
— Вы не в меру увлекались вином и женщинами, сударь, — заключил он, — вот отчего у вас и истощилась почечная вода. Опустошающий огонь, рожденный морем страстей, дошел в вас до великого предела.[1519] Болезнь проникла в самое нутро[1520] и с трудом поддается лечению. Вот послушайте восьмистишие. Он страдает оттого, что:
Красотками утешен, вечно пьян,Испортил кровь свою, растратил силы.И, как оплывшая свеча, согнулся стан,Лишь два шага осталось до могилы.Он меры в наслаждениях не знал,И вот толпою подступили хвори…Случись в селенье горном вдруг обвал,Кто людям пособит в беде и горе?
Юэнян поняла, что недуг Симэня не поддается лечению.
— Если не помогут снадобья, не могли бы вы, учитель, предсказать его судьбу? — спросила она.
Бессмертный перебрал ему пальцы, осмотрел линии руки и рассчитал знаки появления на свет.
— Вы родились, сударь, под знаком тигра, в год третий — бин-инь, месяц сорок пятый — моу-шэнь, день девятнадцатый — жэнь-у, час пятьдесят третий — бин-чэнь. Теперь же идет год моу-сюй, тридцать пятый. Вам, стало быть, тридцать три года. Для предсказания судьбы придется рассмотреть движение знаков зодиака.[1521] Хотя огонь и земля находятся в расстроенном положении,[1522] в этом году земля под пятым небесным знаком моу преодолевает воду под девятым небесным знаком жэнь.[1523] Год отмечен засухой. В первую луну, а она под пятнадцатым знаком моу-инь, три небесных пятерки моу сталкиваются с земной пятеркой чэнь,[1524] а перед этим не устоять. Пусть вы богаты и счастливы, но долголетия вам не видать. А вот то, что обыденной речью выразить неудобно. Послушайте стихи!
Если судьбалихую звездузадела, то горе в итоге.Ты невесом,а зло тяжело —несчастье уже на пороге.Если Тайсуйглядится в окно,то даже бессмертный в тревоге.
— Если судьба не сулит ему ничего хорошего, — продолжала Юэнян, — не могли бы вы, учитель, погадать по тварям и по созвездиям?[1525]
Бессмертный У разложил изображения тварей напротив знаков небесных стволов и земных ветвей, а затем сказал:
Трехзвездие Сердца с луною и лисом;Двузвездие Рога плюс древо, дракон.[1526]Под пологом алым в укрытии мглистомВ рисковых боях забывал он покой.Лил в лунных чертогах он росы пахучи,В подлунном миру хапал золота кучи,Красоткам являл петушиную стать,И при смерти персики тщился срывать.Спасительной Небо не дарит звезды,[1527]Великого медика[1528] праздны труды.
— Раз и твари не предвещают хорошего, не могли бы вы, наставник, истолковать мне сон?
— Что за сон вам привиделся, сударыня? — спросил прозорливец. — Расскажите. Бедный инок объяснит его вам.
— Мне приснились огромные палаты, которые должны вот-вот рухнуть, — рассказывала Юэнян. — Я была одета в красное. У меня сломалась бледно-голубая нефритовая шпилька. Потом я уронила восьмиугольное зеркальце,[1529] и оно разбилось.
— Я вам растолкую ваш сон, сударыня, только на меня не обижайтесь, — произнес монах. — Готовые рухнуть палаты предвещают несчастье вашему супругу. Красные одеянья — вам скоро предстоит облачиться в траур. Поломанная шпилька сулит прощание с вашими сестрами, а разбитое зеркало — близкое расставание супругов. Вещий сон! Не к добру!
— Есть еще хоть какая-нибудь надежда, наставник? — спрашивала Юэнян.
— Когда Белый тигр уже встал на дороге, а Дух Утраты готовит беду,[1530] ее не отвратит и бессмертный, от нее не избавит и сам Тайсуй — властитель лет Юпитер. Что установлено всемогущей природой, того не изменят ни духи, ни черти.
Стало ясно Юэнян, что Симэню нет спасения. Она отпустила прозорливца, наградив его куском холста, но не о том пойдет речь.
Да,
Гадавший тьму от света отделил,Ни малости не упустив из виду,Кто на земле всегда добро творил,Того и Небо не дает в обиду;Кто в жизни не обидел бедняка,Тот счастлив будет сам наверняка.
Видя, что ни мольба, ни гаданье не предвещают ничего доброго, Юэнян сильно встревожилась. Когда настал вечер, она зажгла во внутреннем дворе благовония и, обративши взор свой к небу, дала обет:
— Если поправится муж мой, — шептала она, — я три года подряд буду совершать восхождение на священную Великую гору Тай, буду чтить божественную Матушку[1531] благовониями и одеяниями.
Мэн Юйлоу обреклась в седьмой, семнадцатый и двадцать седьмой дни каждой луны поститься и возносить молитву духам Северного Ковша — семизвездья Большой Медведицы. Только Пань Цзиньлянь и Ли Цзяоэр не давали никаких обетов.
Симэнь сознавал, как серьезно его состояние. Он то и дело терял сознание. И вот он увидел Хуа Цзысюя и У Чжи. Они стояли прямо перед ним и требовали вернуть долг. Симэнь утаил видение, но домашним не велел отходить от постели.
Пока не было рядом У Юэнян, он взял за руку Пань Цзиньлянь. Как тяжело ему было с ней расставаться.
— Искусительница ты моя! — проговорил он, и глаза его наполнились слезами. — Я умру, а вы, сестры, оставайтесь у дщицы души моей. Не расходитесь, прошу вас.
— Дорогой мой! — едва сдерживая рыдания, отозвалась Цзиньлянь. — Я бы рада остаться, да потерпят ли меня другие.
— Подожди, придет Старшая, я с ней поговорю.
Немного погодя вошла У Юэнян. У Симэня и Цзиньлянь были красные от слез глаза.
— Дорогой мой! — обратилась Юэнян. — Скажи мне, что у тебя на душе. Дай наказ. Ведь я жена твоя.
Симэнь Цин с трудом сдерживал рыдания.
— Вижу, не долго мне осталось, — говорил он, всхлипывая. — Мой завет короток. Если родится у тебя сын или пусть даже какая ни на есть дочь, берегите младенца, сестры. Живите вместе, не расходитесь кто куда, а то люди осудят. — Симэнь указал на Цзиньлянь и продолжал. — А сестрицу прости, если в чем не права была.
Симэнь умолк. По нежному, как персик, лицу Юэнян покатились жемчужины-слезы. Она больше не могла удерживаться и разрыдалась в голос.
— Не надо плакать, — увещевал ее Симэнь. — Послушай мое завещание. Оно выражено в романсе на мотив «Остановив коня, внимаю»:
