Выслушала его Юэнян и отвечала так:
Премного тебе благодарна я, муж дорогой,За мудрое слово твое, за твое поученье.Я женщиной слабой всего лишь явилась на свет,Достоинство бабье блюла и жила в подчиненье.Немалые годы в супружестве прожили мы,Поверь мне, и впредь я останусь хозяйкой примерной.И в жизни у нас, и по смерти дорога одна,Супругой была и вдовою пребуду я верной.Хочу, чтоб теперь от души у тебя отлегло:Всегда мы с тобой неразлучны, как конь и седло.
Отдав последний наказ У Юэнян, Симэнь позвал Чэнь Цзинцзи.
— Зятюшка! — обратился он к Цзинцзи, приблизившемуся к одру. — Когда есть сын, опираются на него, а нет — полагаются на зятя. Ты мне как сын родной. Если случится недоброе, похорони меня и о доме не забывай. Матушкам по хозяйству помогай, чтобы не давать повода для досужих разговоров. В атласной лавке, с капиталом в пятьдесят тысяч лянов серебра, есть доля свата Цяо. Ее надо будет закрыть. Но прежде приказчик Фу должен продать нашу часть товаров, а долю свата с прибылями вернуть владельцу. Лавку шерстяной пряжи, где торгует Бэнь Четвертый, с капиталом в шесть с половиной тысяч лянов, и шелковой пряжи, где старшим шурин У Второй, с капиталом в пять тысяч, как кончится товар, тоже закрой. Если Ли Чжи привезет контракт, откажись. Попроси дядю Ина, пусть подыщет другого кредитора. За Ли Чжи и Хуаном Четвертым долг в пятьсот лянов, не считая полутораста лянов процентов. Деньги с них вытребуй. Мне на похороны пойдут. С приказчиком Фу держите две лавки, что около дома, — закладную, с оборотом двадцать тысяч лянов, и лекарственных трав — пять тысяч. Как только вскроются реки, тебе надо будет встретить корабль из Сунцзяна. На нем Хань Даого и Лайбао должны доставить товару на четыре тысячи лянов. Товар продашь, а вырученное серебро передай матушкам на расходы. Уездный экзаменатор мне должен двести лянов, архивариус Хуа[1533] — пятьдесят лянов, за городом лавочник Сюй Четвертый — с процентами триста сорок лянов. Их долговые расписки у меня хранятся. Слуг пошли, поторопи, если будет нужно, долг вернуть. Оба дома — напротив и на Львиной — продай, а то матушкам будет тяжело управляться.
Симэнь заплакал.
— Не волнуйся, батюшка, наказ ваш исполню, — отвечал Чэнь Цзинцзи.
Немного погодя навестить больного хозяина прибыли приказчики Фу и Гань, шурин У Второй, Бэнь Дичуань и Цуй Бэнь. И каждому из них Симэнь отдал распоряжение.
— Не беспокойся, батюшка, все будет исполнено, — отвечали приказчики.
Многие в этот день приходили навестить Симэня и, убедившись насколько он плох, тяжело вздыхали.
Прошло еще два дня. А Юэнян все лелеяла несбыточную надежду на выздоровление Симэня. Однако дни его были сочтены. На тридцать третьем году он должен был уйти из жизни. И вот двадцать первого дня первой луны в пятую ночную стражу его охватил сначала жар, потом озноб. Громко стоная и тяжело дыша, он кое-как дотянул до утра и, увы, испустил последнее дыхание.
Да,
Вместимость сердца так мала —ну а потребностей немало,Но вот однажды смерть пришла —и все теперь ненужным стало.
Верно говорится в старинных афоризмах:
Твори больше добра, но не копи богатств. Кто добро творит, тот прославится. Кто копит богатства, на себя накличет беду. Сильно разбогател Ши Чун, а от плахи не сумел уйти. С голоду умер Дэн Тун, и горы не помогли. А ныне еще хуже прежнего: нет в душе людской просветления. Кто добра накопил, того превозносят и хвалят. Кто добродетели жизнь посвятил, тот глупцом слывет и всеобщим посмешищем. Кто богатства скапливает несметные, того смерть застает без гроба.
И в самом деле, Симэнь скончался, а еще не был заготовлен гроб. Юэнян поспешно вызвала У Второго и Бэнь Дичуаня, достала из сундука четыре слитка серебра и велела присмотреть гробовые доски. Только они ушли, как у нее начались схватки. Она поторопилась в спальню, легла на кровать и потеряла сознание.
Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и Сунь Сюээ тем временем суетились у смертного одра, обряжая покойника. Одна одевала ему шапку, другие халат, когда в комнату вошла Сяоюй.
— Матушка лежит без сознания, — сообщила она.
Юйлоу и Цзяоэр поспешили в спальню к Юэнян. Она лежала, держа руки на животе. Было ясно, что наступило время разрешения от бремени. Юйлоу велела Ли Цзяоэр остаться при Юэнян, а сама вышла, чтобы сейчас же послать слугу за повивальной бабкой Цай. Пока она отсутствовала, а Юэнян металась в предродовых муках, Ли Цзяоэр отправила Юйсяо за Жуи, сама же залезла в хозяйкин сундук, извлекла оттуда пять слитков серебра и отнесла их к себе. Вернулась она с бумажной подстилкой.
— Нигде не могла найти подстилку, — объясняла она. — Пришлось к себе идти.
Юйлоу, продолжавшая хлопотать около Юэнян, даже внимания на нее не обратила.
Юэнян продолжали мучить схватки. Вскоре пришла повитуха Цай. В то время как у Юэнян родился сын, обрядили Симэня, и дом огласился громким плачем.
Повитуха приняла младенца, отрезала пуповину и подала роженице успокаивающего питья. Потом она помогла Юэнян сесть на кан, и та наградила ее тремя лянами серебра. Старухе этого показалось мало.
— Помните, сколько в тот раз дали? — говорила она. — А вы Старшая хозяйка, сударыня, и у вас сын на свет появился. Добавьте по такому случаю, сударыня.
— Тогда было одно, теперь совсем другое, — отвечала Юэнян. — Тогда хозяин был жив. И на этом не обессудь. В третий день младенца мыть придешь, еще лян получишь.
— И кофту с юбкой в придачу, — добавила повитуха и удалилась.
Когда Юэнян немного пришла в себя, она заметила открытый сундук и обрушилась с бранью на Юйсяо.
— Ах ты, вонючка проклятая! — ругала она горничную. — Ты что, тоже чувств лишилась, да? Тут народ ходит, а у тебя сундук стоит открытый. Нет чтобы запереть.
— А я даже не видала, — оправдывалась Юйсяо. — Думала, вы заперли, матушка.
Юйсяо стала запирать сундук. Юйлоу при такой подозрительности хозяйки не захотела оставаться у нее в спальне и вышла.
— Вот какая у нас Старшая! — сетовала она Цзиньлянь. — Только что муж умер, а она уж домашним не доверяет.
Юйлоу и в голову не приходило, что Ли Цзяоэр уже успела стащить пять серебряных слитков.
Шурин У Второй и Бэнь Дичуань закупили у помощника областного правителя Шана набор гробовых досок и позвали столяров. Слуги перенесли тело Симэня в большую переднюю залу. Для составления свидетельства о смерти пригласили геоманта Сюя. Немного погодя прибыл шурин У Старший. Тем временем шурин У Второй с приказчиками хлопотали в передней зале. Одни снимали фонари, другие свертывали картины-свитки, третьи накрывали покойника бумажным покрывалом, зажигали перед ним светильник и ароматные свечи. Лайань был приставлен к траурному гонгу.
— Дыхание остановилось в утренний час дракона, — осмотрев руку Симэня, заключил геомант. — Злые духи не представляют опасности для домочадцев. — Он обернулся к Юэнян и продолжал: — На третий день совершите положение во гроб, шестнадцатого во второй луне выройте могилу, а по прошествии тридцати дней, через четыре с лишним седмицы, устроите погребение.
Геоманта Сюя угостили и, наградив, отпустили. Во все концы были направлены слуги сообщить траурную весть. Тысяцкому Хэ отвезли верительную дщицу и печать. Все оделись в траур, соорудили по сему случаю временные навесы, но говорить об этом подробно нет надобности.
На третий день буддийские монахи служили панихиду по новопреставленному с чтением поминального канона и сожжением бумажных денег. Все в доме от мала до велика были одеты в траурную пеньку. Зять Чэнь Цзинцзи, облаченный в полный траур, какой полагается сыну, потерявшему родителя, с траурным посохом в руке, стоял перед покойником и принимал соболезнования посетителей. Юэнян не выходила из комнаты, оставаясь с младенцем. Ли Цзяоэр и Мэн Юйлоу принимали посетительниц. Пань Цзиньлянь вела учет приносимых пожертвований. Сунь Сюээ, приставленная к женской прислуге, управлялась на кухне, где готовили чай и угощения. Счета были поручены приказчику Фу и шурину У Второму. Бэнь Дичуань ведал похоронными расходами, а Лайсин — кухней. Шурин У Старший с приказчиком Ганем принимали посетителей.
В тот день повитуха Цай мыла младенца, и Юэнян одарила ее шелковыми нарядами. Сына назвали Сяогэ.[1534] По сему случаю некоторые прислали в подарок лапши долголетия. Среди близких и соседей пошли толки.
— У старшей жены почтенного господина Симэня сын родился, — говорили на улице. — Да в тот самый день и час, когда хозяин, отец его, дух испустил. Вот странное совпадение! Такое редко случается!
Однако не станем останавливаться на досужих разговорах.
Перейдем к Ин Боцзюэ. Услыхав о кончине Симэня, он пошел выразить соболезнование и оплакать побратима. Когда он плакал около усопшего, оба шурина наблюдали в крытой галерее за художником, писавшим портрет покойного. К ним вошел Боцзюэ.
