темы местных пересудов.
– Ох, если бы все зависело только от вас…
Кассий горько усмехнулся, но в тот же момент принял презрительное выражение лица, не позволяя себе проявить сожаление. Я счел разумным промолчать, и не совать нос в личные дела клиентов, но Кассий сосредоточил на мне внимание, словно ждал какого-то комментария.
– Я здесь именно для того, чтобы помочь вам договориться, господин Кассий, – сказал я и тут же пожалел о столь самонадеянном заявлении.
– Ценю ваш пыл, господин переводчик, но договориться с Германиком становится все сложнее. Из мудрого политика, из надежного друга, он на глазах превратился в тирана и деспота, который словно сам с собой соревнуется в искусстве подлости, лжи и лицемерия.
В тот же момент двери ресторана распахнулись.
– А вот и он, – прокомментировал Кассий появление главы городского Собрания депутатов. – Тот, который верхом.
Я смотрел на двери во все глаза и не мог поверить тому, что вижу. Решительной походкой в зал вошел молодой высокий мужчина, не уступавший телосложением Кассию, таща на своей спине второго мужчину – как подсказал Кассий, самого Германика. Он крепко держался «в седле», обхватив руками шею своего товарища, а тот поддерживал его руками за бедра. Взгляд Германика, когда он оказался рядом с нашим столом был исполнен гордости и надменности. Только после того, как он продемонстрировал нам (да и все окружающим, которые оторвавшись от своих закусок и разговоров, кивали ему и выкрикивали приветственные реплики) свое высокомерие и превосходство, он медленно слез со своего спутника и, размяв затекшие плечи, позволил себе снисходительно улыбнуться.
Сам я пребывал в полной растерянности, поскольку не мог понять – шутка это или господин Германик действительно эксплуатирует подобным образом своих подчиненных, чтобы удовлетворить свои прихоти. Я взглянул на Кассия и заметил, как он смерил Германика коротким презрительным взглядом, а затем посмотрел на человека, который теперь стоял у стола и перебирал длинными сильными ногами, сгибая их в коленях и тыча носками туфель в пол. Это был еще молодой мужчина, примерно лет тридцати, ростом под два метра, с ярко выраженной мускулатурой, которая выдавала себя даже под дорогим костюмом светло-серого цвета. Вытянутое лицо его, с массивной нижней челюстью, выражало какое-то полное безразличие, словно остекленевшие голубые глаза смотрели прямо перед собой; казалось, что человек этот ничего не замечает вокруг себя или даже не может заметить. Странной была и его прическа; светлые волосы спереди были коротко пострижены, а на затылке имели немалую длину, распускаясь по шее и плечам пышной гривой.
Хозяин же его и глава Собрания депутатов Лоранны выглядел человеком не столько самоуверенным и сильным, сколько презрительным и властным. По крайней мере, такое впечатление сложилось у меня по тому, как он смотрел по сторонам, избегая встречаться взглядом с другими людьми, словно они были этого недостойны, и по его медлительным и вальяжным движениям, которыми он отодвинул стул от своего спутника и придвинул его к себе. Германик тоже был выше среднего роста, однако же, не настолько высок как Кассий и третий субъект их компании (роль которого для меня была пока неясна), широкоплеч, но при этом с крайне худыми ногами, что сразу бросалось в глаза. Он был уже не первой молодости – я бы дал ему лет пятьдесят пять, – лицо его можно было бы назвать красивым, если бы не та самая надменность и презрительность, которую умеют принимать за красоту только льстецы и слабаки, а более того ужасающая мертвенная бледность, которая наталкивала на мысли о серьезной болезни. Голова его была практически полностью лысой, и седые волосы, в небольшом количестве, сохранились только на висках.
– Добрый вечер, господа, – почти шепотом, чтобы показать свою важность и степенность, произнес Германик, и протянул руку сначала Кассию, потом мне. Пожимая ее, я отметил, что рукопожатие у него вялое, ладонь влажная – то, что итальянцы называют «дохлой рыбой».
Кассий тоже пожал ему руку, но при этом не встал, в отличие от меня. Германик на это снисходительно улыбнулся.
– Что он сказал? – спросил Кассий у меня.
– Что? – не сразу понял я этот вопрос, но тут же спохватился, вспомнив, для чего я здесь. – Ах да! Господин Германик сказал «добрый вечер».
– Как же, добрый, – усмехнулся Кассий.
– Чего он уже ворчит? – спросил меня Германик, усаживаясь за стол. – Еще и разговор не начали, а он уже ворчит.
– Господин Кассий, как мне показалось, не считает этот вечер слишком уж добрым, – ответил я.
– Ну, это его выбор, – сказал Германик и указал на мужчину, который продолжал стоять у стола, стеклянным взглядом смотрел прямо перед собой или изредка блуждал им по сторонам и продолжал смешно, но назойливо перебирать ногами. – Как вам мой конь, господин переводчик?
– Простите, господин Германик? – я подумал, что ослышался.
– Мой конь. Его зовут Инцитат, каким вы его находите?
– А… как мне кажется, он очень силен, – в полной растерянности ответил я, рассматривая глупое и безразличное лицо человека, которого окрестили конем.
– Очень силен, – по всей видимости, довольный моим ответом, кивнул Германик. – И очень быстроног. Дважды побеждал на национальных забегах.
– Это… очень впечатляет, – промямлил я, пытаясь принять более уверенный и уравновешенный вид.
– Коня своего тебе рекламирует? – спросил Кассий, тоже взглянув на Инцитата, но не с гордостью, как Германик, не с удивлением, как я, а с ненавистью.
– Да, – подтвердил я. – Господин Германик рассказывал мне о своем… коне?
– Ага, с тех пор, как окончательно свихнулся, он только о нем и разговаривает.
– Что он сказал о моем коне? Я ведь вижу и чувствую, что речь о нем. Этот завистник не может сдержать ненависти, когда речь заходит об Инциате, о моей гордости и любви.
– Господин Кассий сказал, что с некоторых пор с вами трудно говорить о чем-то кроме вашего… коня, – мне с большим трудом давалось это слово в отношении человека, который стоял передо мной. Во-первых, потому, что человека – каким бы он ни был – ассоциировать с животным мне казалось крайне дурным тоном, а во-вторых, даже сознавая первую причину, я все же едва сдерживал смех. Смеяться мне хотелось и над «конем», и над той глупой ситуацией, в которой я оказался, просто повторяя фразы за двумя взрослыми мужчинами. Мне казалось, что и они вскоре не выдержат, рассмеются и признаются в розыгрыше.
– С каких еще пор? – вновь с усмешкой спросил Германик, по-прежнему избегая зрительных контактов со мной или своим коллегой.
– Господин Германик спрашивает, с каких именно пор?
– Я ведь сказал, – с легким раздражением ответил Кассий. – Пересказывайте все дословно, мне нет смысла стыдиться своих слов.
Я кивнул
