Сидеть один в тени он не желал, купаться в компании голых «русалов» тоже. А между тем жизнь вокруг психолога кипела: мимо него на заплетающихся ногах, щеголяя голыми пятками, да и не только пятками, прошествовали нагие «русалы», спешащие вернуться в свою прохладную реку. Так и не найдя слушателей для своих пафосных речей, он вернулся к Игорю.
Иван, поняв, что привезенных из Москвы дров также мало, как и стекол, принялся колоть припасенные Витьком поленья. Надо сказать, что его сила в этом деле пришлась очень кстати, и подготовка к ночному огненному шоу шла весьма споро.
Игорь и Борис тем временем сидели на бревне, довольствуясь отблесками чужих костров. Одну за другой они пропускали стопочки и вели неспешную беседу за жизнь.
— Борь, представляешь, меня с работы уволили месяц назад. Меня, лучшего специалиста отдела, краснодипломника, кандидата наук! Сокращение штата, говорят. А ведь работа была, что надо! 25 тысяч в месяц, отпуск, ничего делать не надо было! Что теперь?
— Понимаю, друг. Держись. Нынче молодые быдла всюду правят бал, — Борис недвусмысленно кивнул в сторону костра, у которого дружно общалась московская и тверская молодежь.
— Да, ты прав! Никакого уважения к старшим! Никакого!
Игорь налил себе и опрокинул очередную стопку. Язык его уже начал заплетаться:
— А девочек снимать — это хорошо! Ты молодец, как бульдозер прешь! Как бульдозер!
Тем временем у Ивана все было готово. Угли тлели в темноте, полыхая, словно живые существа, духи огня.
Иван, предварив свое выступление новой лекцией, вступил в алеющий круг. Решив в этот раз показаться в полной красе, он начал отплясывать ритуальный танец. Пусть и немного неуклюже, но смотрелось это вполне в духе шаманских танцев. Неожиданно рядом с костром загудел диджериду. Звуки древнего инструмента, похоже, подействовали на Ивана. Его танец стал похож на пляску настоящего аборигена.
Вдруг из толпы на угли выскочила приземистая девушка, хотя ее пол было трудно определить в темноте, и присоединилась к танцу. Народ зашептался, что это Си, фаерщица из Нижнего.
Иван сошел с углей, а у девушки в руках появились пои. В воздухе возникли трехмерные огненные фигуры, которые трансформировались, приобретая форму фантастических птиц, драконов, морских чудовищ. Казалось, сама девушка состояла из огня.
Все желающие смогли пройти по углям. В отличие от стекол, тут надо было передвигаться не медленно, а быстро. Решился даже Борис, правда самым последним, и гордо прошел уже по растоптанным и остывшим уголькам. Совершив этот подвиг, он вернулся к Игорю и отметил свой великий поступок очередной порцией водки.
Когда огненая феерия закончилась, друзья собрались у костра, который вновь разожгли в пионерском режиме. Береза взяла в руки гитару и заиграла торжественный марш. Ден и Макс прыснули. Засмеялись Рита и Аня. Ногофоб сделал торжественное лицо. Ася захлопала в ладоши.
Неба утреннего стяг, в жизни важен — первый шаг.
Слышишь, веют над страною вихри яростных атак?
— запела Ирма. Голос ее был приятным и сильным. Остальные подхватили:
И вновь продолжается бой!И сердцу тревожно в грудиИ Ленин такой молодой!И юный октябрь впереди!
Борис, услышав песню, скривился, как от зубной боли и выронил изо рта трубку. Подошедший было на огонек и звуки гитары его старый знакомец Жорик разинул рот, произнеся: «Это ж черт знает что такое! Коммунистический гимн! Нет бы сыграть что–нибудь из ГрОба, раз уж про Ленина, типа «Все идет по плану!» Впрочем, досадовал он недолго и вскоре прибился к компании пьяных панков, орущих под гитару матерные куплеты.
А веселая компания дружным хором пела:
И в грозу и в снегопадМир и беден и богат.С нами юность всей планеты — —Наш всемирный стройотряд!
Ирма не торопилась заканчивать песню:
И юный октябрь впереди!И юный октябрь впереди!И юный октябрь впереди!
— наконец она ударила по струнам в последний раз. Борис, успевший тем временем не только подобрать свою трубку, но и обтереть ее о футболку, набить табаком и снова зажечь, изумленно обратился к Ирме:
— Странно от вас, мадемуазель, слышать такую песню. Я не ожидал, что вы будете играть совковую песню про наше проклятое социалистическое прошлое.
— А почему «мадемуазель», а не товарищ? — задорно сказала Рита.
— А что вы имеете против СССР? — лукаво спросила Ирма, наигрывая мотив «Взвейтесь кострами, синие ночи…». — Я, конечно, почти не застала то время, но…
— Вот именно, сударыня, вы не застали то время! — победно ухмыльнулся Борис. — Я, как человек, ПОЖИВШИЙ при совке, могу сказать…
— Берез, ну давай играй! — потянул ее за рукав Ногофоб. — «Взвейтесь кострами, синие ночи…
Мы пионеры — дети рабочих,Близится время светлых годов,Клич пионера «Всегда будь готов!»
Их дружное «Будь готов» услышала вся поляна. Борис, не желая слушать всю эту бредятину, отправился гулять, отбиваясь от дружелюбных набравшихся граждан, желающих стрельнуть у него что–нибудь алкогольное или спеть с ним в обнимку. Когда он в очередной раз попытался сфоткать чьи–то пятки, поддатый и волосатый громила встал от костра и взяв папарацци за шиворот, так что его ноги болтались в районе коленок силача, пробасил:
— Ты че это, извращенец! Ты чего мою девушку фоткаешь, да еще снизу? Под юбку, что ли, смотришь, трусы хочешь увидать? А ну вали!
— Меня не волнуют никакие трусы! — дергаясь, проныл Борис. — Я фоткал босые ноги!
— Босые ноги он фоткал, как же! Кого интересуют босые ноги? На вот тебе, чтоб босые ноги не фоткал! — громила вырвал у Бориса мыльницу и зашвырнул ее далеко в кусты, потом выпустил Бориса так, что он шлепнулся на четвереньки и получил пинок под зад.
— Я буду жаловаться! — пропищал Борис.
— Иди жалуйся! Можешь в ООН пожаловаться, коли охота!
Это было последней каплей Бориса. Изодрав локти и колени в кустах и ошпарившись о крапиву, он так и не нашел своей драгоценной «мыльницы». Тогда он решил показать им всем, какого великого человека они обидели! Он встал посреди поляны и приняв картинную позу, торжественным голосом, иногда даже перекрикивая возгласы и пение, выдал:
— Уважаемые участники тверского природника! Я принял решение покинуть это место. Зная, что мои недоброжелатели попытаются вылить на меня ушат грязи и представить это как изгнание, я хотел бы объясниться. Это заявление будет опубликовано на моем ресурсе Barefeet.narod.ru и на моей странице в социальной сети — я думаю, что правда все равно так или иначе до вас дойдет!
Если бы хоть кто–то перестал получать удовольствие от общения и музыки на природнике и вслушался в речь Бориса, то, возможно, даже смог бы что–то понять. Правда, по Борису, заключалась в том, что он — великий исследователь и защитник прав всех барефутеров, и вообще, каждый разувшийся на этом природнике обязан записаться в босоногое движение к Борису, а в качестве членского взноса обязаны еженедельно поставлять ему десяток–другой фоток своих и чужих босых пяток.
Окончив свою речь, Борис откланялся и ждал реакции: аплодисментов, вопросов, уговоров не покидать их, хотя бы свиста и осуждения! Но реакции не было никакой. Его торжественную речь просто не заметили! Ни москвичи, давно залегшие спать в палатку, ни даже Катя и Алена, предательницы! Рассвирепевший Борис кинулся прочь по тропинке, намереваясь поскорей убраться из этого дурацкого леса.
У костра оставалась только молодежь, распевавшая под гитару.
— Аська, спой про фетишиста! — попросил Ногофоб, изрядно разомлевший у костра после хорошей порции поджаренных сосисок.
— Да ладно, неприличная же песня, — Ася взяла у Березы гитару, побренчала, вспоминая аккорды. — Давно не играла, еще со школы.
Пальцы перебирали струны, сначала неловко, потом более уверенно, и вдруг резко, неожиданно забегали по струнам.
— Целью моего исследования является изучение феномена фут–фетиша, — Ася словно репетировала свое выступление на защите диплома. — Актуальность данной проблемы в массовой культуре подтверждается наличием песен известных групп на данную тематику!
— Вот повернутый социолог, — усмехнулся Ногофоб. Ася запела:
Тут в городке жилаДевчоночка одна,Ходила босиком и никого не трогалаС рассвета до темна спасалась как моглаОт соседа — фетишиста Лизуна.Был этот фетишистНа внешность неказистА в отношеньях с женщинойМаньяк и онанист.Он ноги им лизалИ щупал и сосал,И даже, стыдно спеть, что он на них кончал.Проклятый маньяк, чего тебе надо,С тобой не хочу я стоять даже рядом.Оставь ты меня, босоножку, в покоеИ хватит следить отовсюду за мною!В холодный вечерокМаньяк наш весь продрогНо босоножку все же у сарая подстерегОн сбил девчонку с ног и внутрь поволокС коварным смехом в самый темный уголок.И ничего она поделать не моглаСказала фетишисту, что разуется сама— Твоя, Лизун, взяла, слукавила она,Рукой нащупав в сене ручку топора.В истерике Лизун ревел как граммофон,Вертелся как волчок, как мяч катался он,Кричал он ай–ай–ай, орал он ой–ей–ей,Уполз оттуда прочь с отрубленной ступней.
Уже совсем стемнело, и время близилось к глубокой ночи. Среди всеобщего веселья никто не заметил, куда подевался Игорь. Народ по большей части уже спал, и лишь одинокий сталкер полз на четвереньках в свою Припять. Ирма и Ден, вооруженный мощным светодиодным фонарем, отправились на поиски. Для заядлого грибника Дена найти весьма объемистую тушу Игоря не составило никаких проблем. Он лежал под кустом, сжимая в руках пластиковый стакан.
