Незнакомка была так красива, что Борис потерял дар речи. Темные волосы струились по загорелым плечам, а роскошные ноги с идеальным педикюром были обласканы солнцем до каждого пальчика.
— Простите, вы всегда босиком? Вы так ходите? — Борис жадно впился глазами в эту загорелую ножку, страстно обхватившую стальной бок серебристого мотороллера.
— Я…ммм, — девушка закатила глаза, — бывает, — она таинственно улыбнулась Борису, — до свиданья, одинокий путник, надеюсь, вы доберетесь до города, — она сверкнула глазами и прибавила газ.
— Подождите! Могу ли я увидеть вас снова? — прокричал ей вслед Борис. — Смею ли я надеяться?
— Приходите в клуб «На ноги на»! Я там работаю… — донес ветер ее голос, хрипловатый и немного низкий для такой хрупкой девушки.
Что это было? Не привиделось ли ему это восхитительное создание? Не ослышался ли он, действительно ли клуб назывался «На ноги на»? Восторженный Борис воодушевленно затопал по тропинке, хорошее настроение, испорченное ночными ведьмами, било теперь через край. Какой ангел! Значит, в этом гадком городе все–таки еще не все потеряно….
Серебряный мотороллер остановился перед воротами и цепкий палец с накладным алым ногтем нетерпеливо надавил на гудок.
— Это ты в такую рань? — сонная Юлька в трусах и футболке выползла на крыльцо, потирая глаза. — Давай сюда мое платье.
— Спасибо, Юляш, настоящий друг! — черноволосая девушка открыла багажник и вытащила из него небольшой сверток. — Держи, спасибо.
— Привет, Джи — Джи! — Настя с чашкой чая в руке выбежала на крыльцо, за ней вышел сонный Сергей, но, увидев незнакомку, резко ободрился, постаравшись немедленно принять бравый вид.
— Еще раз спасибо, девочки, — брюнеточка лихо вскочила на мопед и, кокетливо подмигнув Сергею, умчалась прочь.
— Юль, это кто? — Сергей оживленно затряс Юльку за плечо. — Кто она? Может, познакомишь?
Настя подавилась от смеха чаем, чуть не упав при этом с крыльца, а Юлька со скорбным лицом торжественно произнесла:
— Забудь! Это — парень! И он женат…
Глава 12. Маньяки мнимые и реальные
Самый вредный из людей — —Это сказочник–злодей.Вот уж врун искусный!Жаль, что он невкусный!Частушки бабок–ежек.
Деревня на реке Тверца, 6 км от Твери.
Высосав из пальца начало книги, Сергей опять впал в ступор. Человеческое ребро, найденное на берегу, и дедовские байки Евграфыча подкинули ему пару идей для завязки, но дальше дело не шло. Туман, как и прежде, плыл над темными водами реки, Сергей, как и прежде, тупо пялился в белый вордовский документ, попачканный лишь несколькими строчками вверху. Мысль не шла. Ребро — откуда оно? Кто запихал его в воду? У кого вырвал и обглодал?
Он печально оглядел берег. Густая прибрежная осока пушистой гривой уходила в реку, раскачиваясь в такт невесомым волнам. Ничего нового, только по черно–шоколадной вечерней реке почти у самого берега плывет намокшая пятисотрублевая купюра. Сергей даже привстал: похоже, Нептун сжалился над бедным писателем и даже решил угостить его пивом. Стянув сандалии и закатав штаны до колен, Сергей, не мешкая, полез в воду. Неприятное илистое дно предательски скользило под ногами и довольно поглаживало кожу Сергея шустрыми лапками каких–то придонных гадов.
Сморщившись и матерясь про себя, ужасист потянулся рукой за заветной купюрой, не рассчитав, поскользнулся и громко рухнул в холодную еще воду. Шлепая руками по воде и выпучив глаза, Сергей все же ухватил подлую денежку и собрался, было, выбираться на берег, однако зацепился штаниной за что–то под водой. Он с силой дернул ногой, силясь вырваться, но штанину не отпускали… Сергей дернул сильнее, вырвал ногу из предательской западни и стал пробираться к берегу. Однако едва он коснулся прибрежной травы, что–то невероятно мощное и крепкое, словно капкан, сомкнулось на его лодыжке, и кто–то неумолимый и сильный потянул его назад, на глубину. Сергей похолодел, в первую секунду его руки и ноги обмякли ватой, а рот приоткрылся от ужаса. Столбняк сменился паникой и, визжа как резаный, писатель начал рваться из всех сил. Он бился и истошно молотил свободной ногой, руками пытаясь ухватиться за траву, однако неведомая сила по сантиметру утягивала его на дно.
В глазах Сергея потемнело, он понял, что от страха теряет сознание и не может сопротивляться больше. Он сдался, приготовившись уже было смириться со своим бедственным положением, однако другая неведомая сила вдруг потянула его за капюшон ветровки из воды… Скосив выпученный от ужаса глаз, Сергей увидел черно–белый лохматый бок.
— Кирюша, тяни, родной, тяни… — только и смог прохрипеть ужасист. Теряя сознание, он увидел бегущего по берегу с вилами и веревкой деда.
— Бегу, Сережка, держись, внучек!
Сергей из последних сил рванулся на берег. Железная хватка, наконец, ослабла, кто–то выпустил его ногу и, окатив мощной волной, ушел в глубину.
— Ты жив? Сереженька? Внучек? — дед, охая и кряхтя, взвалил стонущего от боли и страха Сергея на плечи и отнес в дом. Оставив раненого внука на попечение сердобольной Софьи Тимофеевны, Евграфыч вышел на крыльцо и закурил. Кира, виляя пушистым хвостом, уселся рядом.
— Надо что–то делать с этим разбойником! — старик потрепал пса по голове, пуская в воздух колечки сизого табачного дыма. — Пойдем, Кирюша, сеточка у меня одна валялась…
Порывшись в сарае, Евграфыч отыскал прочную сеть, которую отдал ему старый друг, заядлый рыбак. Стемнело. Река блестела во мраке черным зеркалом, отражая яркие звезды, словно рассыпанный по стеклу сигаретный пепел. Расставив сеть, старик окликнул собаку и бодрым не по–стариковски шагом вернулся домой.
Наутро дед подошел к краю омута и присвистнул. Старого рыбака редко удивляла… рыба. Однако сейчас он стоял молча, сняв неизменную ушанку и почесывая седую, но не облысевшую голову. Из за его спины грозно, но как–то не очень уверенно ворча, выглядывала лайка.
— Ну что, Кирюш, делать–то с ним будем? — дед осторожно спустился под берег, не выпуская из рук багор. — Сколько живу, а такого чуда не видал…
На мелководье, уходя в глубину, перемотанный изобранной местами сетью словно коконом, лежал какой–то огромный предмет, издалека его можно было бы принять за затопленную перевернутую лодку или проходящую по дну часть трубопровода, а может быть, за ствол векового дерева, почерневший от времени, проведенного в воде. Однако если приглядеться и подойти поближе…
— Смотри, какой! Живой еще! — несмотря на преклонный возраст Евграфыч ловко отскочил от открывшейся как бездонное розовое жерло пасти, усеянной мелкими зубчиками. Но самым удивительным было то, что подобно черному пернатому плащу, плотно спеленутому сетью, к бокам сома прижимались птичьи крылья. Старик перекрестился про себя, но, приглядевшись, понял, в чем дело. Видимо, когда–то давно на могучую рыбу, не рассчитав своих сил, напал крупный коршун, да так и остался, намертво впившись когтями в чешую. Останки птицы, покрытые слоем тины и лишайника, крепко вросли в спину огромной рыбы, а крылья, как живые, вздрагивали и трепетали, движимые течением реки…
Лайка призывно поскуливала на берегу, остерегаясь подходить к воде и виновато повиливая круглым хвостом, как будто призывала неосторожного хозяина поскорее проследовать на безопасный берег.
— Ну что, Кирюша, делать–то с ним будем? — выбравшись на сушу, старик присел около собаки и достал трубку. — Я ж думал, сначала поймаем, всю деревню накормим, да только кто ж его теперь есть–то будет, людоеда… — Евграфыч покачал головой и выпустил из плотно сжатых губ едкий сизый дымок, — а лет–то ему, наверное, больше, чем бабке Хавронье из нашей деревни, которая еще в семнадцатом году помнит, как революция случилась… А может, и того поболе… — дед задумчиво посмотрел на огромного сома, спеленутого сетью, — а знаешь, Кирюша, отпустить его нужно… Он ведь редкий, представляешь, сколько прожил? Сколько видел, сколько знает… Нельзя его губить, Кирюш, пусть плывет, с Богом…
На берегу в струйках сизого дымка сидели дед и собака. В воде, почти у самых их ног, лежал сом. Над рекой, мешаясь с дымом, плыл клокастый серый туман. Темнело, последние лучики солнца бликами скользили по серебряным граням опор ЛЭП, от которых по проводам рассыпались и скакали белые искорки.
— Отпущу я его, пусть живет, — дед кряхтя встал и, достав из сапога охотничий нож, принялся резать спутавшуюся сеть.
Лайка вскинула уши, потянула черным носом и вдруг с громким лаем бросилась в траву, через секунду выгнав оттуда пушистого как шар, серого с полосками кота, который огромным бесшумным прыжком взлетел над травой и словно растворился в сверкающих искрах ближайшей опоры ЛЭП…
