механизм.
Витя сжал ладонь, зажмурился, потом разжал ее.
— Это… часы… тринадцать тридцать семь…
— Никогда таких не видела.
— Японские, — важно вставил Петя. — Это нашего командира. Они даже с мелодией… Витька, покажи, как они играют!
Витя покачал головой — не следовало Пете лезть со своими советами, но деваться было некуда. Он нажал три кнопки одновременно и заиграла мелодия «Калинка-Малинка». Нажал еще раз — раздался знакомый напев из «Подмосковных вечеров».
Витя посмотрел на Катю, ее глаза расширились от удивления. Но когда началась следующая мелодия, все ребята чуть ли не по команде вздрогнули — встрепенулся даже Петя, который уже прилег на расстеленный топчан. Не узнать ее было невозможно и так было странно слышать ее именно здесь, в это время. «День победы». Откуда она взялась в японских часах — оставалось только догадываться, — возможно, они были сделаны по заказу специально для русских, а может быть, японцам нравились эти песни. На этот вопрос никто не знал ответа.
— Что… это за песня? — тихо спросила Катя. В ее глазах стояли слезы, хотя никаких слов там, естественно, не было, да и звук, однообразный и занудный, как писк комара, практически на одной ноте — совсем не располагал к прослушиванию.
Никто ей не ответил. Витя с Леной переглянулись и, дослушав тридцатисекундный отрывок, он остановил дальнейшее воспроизведение.
— Эта песня… будет играть, когда мы победим… — сказал тихо Витя.
Воцарившееся молчание нарушил Денис.
— Давайте уже спать… — он взмахнул проеденным молью овчинным тулупом. Они примостились рядом друг с другом, закутавшись в тряпье.
— Спокойной ночи, — сказал Петя. — Надеюсь, утро будет добрым.
Девочки легли друг с другом чуть сбоку. Катя приподнялась и задула свечу.
Наступила густая тишина, в которой каждый думал об одном и том же — нужно побыстрее постараться уснуть и почти наверняка завтра, когда они проснутся, их уже найдут. Они услышат топот ног по скрипучему полу, мужские голоса будут выкрикивать и звать их по именам и фамилиям, над лесом зависнут поисковые вертолеты — стрекот их лопастей, также как и настойчивые призывы из громкоговорителей заставят зарничников стремглав забраться по лестнице и появиться перед изумленными спасателями.
Никто не услышал тихий голос Кати, потому что все заснули почти мгновенно — так хотелось им попасть назад, домой, в свое время, в свой дом, свою кровать и к своей маме.
— Ни у кого нет таких часов… я таких никогда не видела, это невозможно, чтобы маленькие часы играли… словно… словно большое радио, как патефон… значит, вы и правда… оттуда? Вы — из будущего?
Но никто ей не ответил.
Она долго лежала в темноте, сон не шел ей. Он вспоминала, как увидела странных ребят, сидя с удочкой на берегу ручья. Она не испугалась, лишь пытливым взглядом отметила, что они явно не местные, причем скорее всего, даже не городские — тех сразу видно, заносчивые, горделивые, не все конечно, но… эти были совсем другие. Как будто… с другой планеты.
Она вздохнула и вновь припомнила торжественную мелодию, которая заставила всколыхнуться ее грудь. И песню эту она тоже никогда не слышала. Как он сказал? Витя… «Ее будут играть, когда мы победим…»
Она представила, как из больших громкоговорителей над сельпо разлетаются раскатистые звуки марша, люди смотрят друг на друга, плачут, целуются и улыбаются. Все счастливы… потому что, наконец… наконец война закончилась…
По спине и ногам у нее побежали мурашки.
Мелодия захватила ее полностью, понесла над шумящим лесом, темными облаками, вспыхивающими разрывами зенитных снарядов, над бесконечными полями, усеянными воронками и горящей техникой, разрушенными городами и селами — и поднимая все выше, выше, наконец воспрянула, озарила ярким солнечным светом. Впервые с того дня, как началась война, Катя уснула, улыбаясь.
* * *
— Подъем… подъем… в школу опоздаешь… — кто-то тормошил Витю за плечо.
— Ма-ам… еще пять минуточек, — он вытянул онемевшие ноги. Постель под ним была какая-то жутко неудобная, будто каменная. Попытался перевернуться, но сделать это оказалось совсем не просто — скрюченное тело отказывалось повиноваться.
Он открыл один глаз, чтобы посмотреть, рассвело ли за окном, но никакого окна не обнаружил. Пришлось открыть второй. Но и тот особо не помог. Вокруг стояла кромешная тьма.
— Ма-ам… — позвал Витя, почувствовав, как страх обволакивает мозг и леденит живот.
Он вдруг вспомнил вчерашний день, казавшийся сном, до самой последней детали — автобус, воинская часть со звездами на воротах, хмурый плац, продуваемый всеми ветрами и… отличное настроение. Но что-то потом произошло, отчего настроение это словно бы накрыло серой пеленой, а потом день и вовсе почернел, превратившись в черно-белое кино «про войну». Вспомнил, как они бежали с тяжелым ящиком, тянули его по ледяному ручью, спускались в подвал, вспомнил как электронные часы, остановившиеся на отметке «13:37» заиграли «День Победы»… а потом он провалился в сон.
— Это я, Катя… — сказал в темноте мягкий голос. Кажется, она сама испугалась реакции на свою шутку. — Нужно вставать и уходить. Скоро рассвет.
— А… нас еще не нашли? — послышался Петин сонный голос.
— Нет, — ответила Катя так же тихо. — Вас не нашли. — В ее голосе появились какие-то новые нотки. Витя не сразу уловил их, но потом вдруг понял, что она обращается к ним по-другому, без обычной насмешливости.
Они собрались за пять минут — собирать особо было нечего. Заспанные и едва переставляющие ноги.
— Аппарат поднимем наверх, — сказала Катя. — Поставим под стол и накроем чем-нибудь. Чтобы не так бросался в глаза.
Печь была почти холодной. Они собрались за столом, разделили оставшиеся кусочки хлеба и печенья, затем вскрыли тушенку — каждому по банке, чтобы не делить и как следует позавтракать.
— Никогда целиком не ел банку тушенки, — признался Петя, уплетая аппетитное мясо за обе щеки. — А так всегда хотелось.
Пристроив шифровальный аппарат под столом, они взяли сумки и столпились у двери.
— Нет, — сказала Катя. — Давайте назад к столу. Присядем на дорожку.
Витя незаметно улыбнулся. Так всегда говорила мама перед дальней дорогой. И когда провожали отца в Афган, тоже сидели на кухне в тихой торжественной тишине.
Пришлось вернуться к столу. Минута показалась ему бесконечной.
— Все, идем, — сказала Катя.
Они высыпали наружу. Утренний холодок пощипывал щеки. Далеко на востоке розовела тонкая полоска рассвета. Небо расчистилось от туч и выглядело как огромная
