Вы видели его?
- Нет, не довелось.
От маркизы не укрылся этот его жест, будто он боялся, что ее прикосновение ядовито. Где-то внутри защемило, и она почувствовала, как к глазам подступают слезы. Но рыданий в его присутствии она не допустит. Она после оплачет его потерянную любовь.
Серж отошел к окну, разворачивая письмо. В комнате царил полумрак, и лишь у окошка можно было поймать хоть немного света. Все, что угодно, лишь бы держаться сейчас подальше от Катрин.
Наконец он сумел вглядеться в исписанные ровными, без лишних завитков, но вполне разборчивые строки. Однако в самой сути написанного сам черт мог сломить ногу!
«Друг мой, Скриб! – писал достойный всякого уважения монах. – Одно из моих сокровенных желаний – свидеться с тобой. Закатили бы мы с тобой знатную пирушку, как в старые добрые времена. А я бы поведал тебе о своих приключениях, поверить в которые в здравом уме невозможно. И если бы все это не произошло со мной лично, я бы думал, что случившееся – лишь причудливый сон. Но после пары-тройки бочонков хорошего Шабли и не в такое поверишь!
Однако, помня о твоем приглашении в Конфьян, я обязательно постараюсь навестить тебя в самое ближайшее время. Конечно же, прихватив вина. Эх, как же я мечтаю о тех ожидаемых мною днях, когда смогу угостить тебя вином со своего виноградника.
Но сейчас не об этом. В прошлый раз я совсем забыл тебе сообщить, что мадам Катрин ожидает ребенка. Твоего! Я помню, какой ты поборник тайны исповеди, но мне показалось, что, несмотря ни на что, ты должен об этом знать. Имеет ли это значение теперь, коли была свадьба, и каждый получил то, о чем мечтал, решать тебе.
А ты, оказывается, ужасно скрытен. От лучшего друга утаил, что имеешь еще одного сына. Хотя и убеждал меня, что увлечен лишь герцогиней, сам времени зря не терял. Впрочем, оно и верно. Раз уж твоя Катрин все одно предпочитает короля…»
- Он пьян был совсем, когда это писал? – буркнул Серж себе под нос. Однако его немало задело то, что даже Паулюс, неизвестно где слонявшийся целый год, оказывается, знал о том, что Катрин и король стали любовниками. От этой мысли Серж рассердился еще сильнее. Рванул края бумаги и бросил обрывки под ноги.
- Собирайтесь, мадам! Мы немедленно едем. Каждый в свою сторону, - холодно объявил Серж и покинул комнату – следовало проверить коней.
Едва он вышел, маркиза вскочила и подобрала с пола клочок письма. Что такого мог написать глупый монах?
«…ужасно скрытен. От лучшего друга утаил, что имеешь еще одного сына. Хотя ты убеждал меня, что увлечен лишь герцогиней, сам времени зря не терял. Впрочем…» - выхватили ее глаза несколько строчек, и маркиза брезгливо отбросила от себя бумагу, словно то была скользкая жаба, покрытая бородавками.
Она обессилено опустилась снова на тюфяк и отвернулась к окну, за которым ничего не было видно из-за вьюги. Какой она была глупой, поверив трубадуру. Он лишь посмеялся над ней. Эта мысль заставила Катрин горько усмехнуться.
Да, они поедут каждый в свою сторону. Маркиз де Конфьян должен вернуться в маркизат. Для этого у него теперь есть веская причина. Ей же следует вернуться за сыном. За своим сыном.
Покуда маркиза изучала чужую корреспонденцию, маркиз успел сделать несколько самых неприятных открытий. Первым из которых было то, что метель была куда более сильной, чем он ожидал. Все вокруг замело снегом, да и мести не переставало. Потому ни о каком отъезде в ближайшие несколько часов и речи идти не могло.
Вторым открытием стало то, что Игнис, которого он проведывал только накануне вечером, с трудом дышал и фыркал так, что было очевидно – простудился. Отдав хозяину нужные распоряжения и вернувшись назад, в дом, он сделал третье неприятное открытие. Как оказалось, свободных комнат, и правда, более не было. Потому никакой возможности избавиться от Катрин хотя бы на ближайшие несколько часов не имелось.
- Отъезд отменяется, мадам, - заявил он, едва толкнул дверь комнаты, которую ему теперь суждено было делить с собственной женой.
- Почему отменяется? – надменно спросила маркиза. – Мне необходимо немедленно уехать. Да и вы, кажется, торопились.
Он скрестил на груди руки и коротко усмехнулся – ее тону и тому, как не сочетается этот тон с по-мальчишечьи остриженными волосами.
- Выгляните в окно, и сами все поймете.
- Неужели ничего нельзя придумать?
Она смотрела на его скривившиеся губы, и сердце ее сжималось от боли. Он снова смеется над ней.
- Если вы
