– Ну? Теперь можно узнать, что у тебя за важное дело?
Обе молчали. Нора вдруг растерялась, не зная, как начать. Она собиралась сразу приступить к делу, знала, что именно хочет выяснить, но теперь почему-то не могла действовать напролом.
Бабушка смотрела на нее своими блестящими глазами. И неожиданно Норе подумалось, что она в жизни не видела ни у кого таких ярких глаз, как у бабушки. Старая уже, а глаза по-детски лучистые. И она об этом знает. Ходит всегда с высоко поднятой головой, выставляя свои глаза напоказ, словно этакие драгоценности.
Но внезапной тишины бабушка выдержать не могла. Она сразу же приходила в замешательство и винила себя в недостатке радушия. Вот и сейчас поспешно завела светскую беседу – что делать, раз Нора не говорит ни слова.
– Ну, что ваша новая квартира? Привыкли уже? Там ведь все иначе, могу себе представить. Уборки не многовато? Наверное, помощников нанимаете…
Минуту-другую бабушка продолжала этот монолог, задавала вопросы и сама же на них отвечала, а Нора меж тем обдумывала ситуацию. И вдруг сообразила, как ей направить разговор в желанное русло. Надо всего лишь подхватить квартирную тему.
– А вы знаете, бабушка, что там жила Сесилия?
– Сесилия? – недоуменно переспросила бабушка.
– Да, Сесилия Бьёркман, ваша единоутробная сестра.
Бабушка прикусила губу, она явно забеспокоилась. Обе опять умолкли. Нора думала о том, что к Хульде, которая намного старше бабушки, можно было свободно обращаться на «ты». А вот сказать «ты» бабушке у нее язык не поворачивался. Дедушке она вполне могла бы говорить «ты», но быть на «ты» с одним и на «вы» с другим никак нельзя.
– О чем ты? Где жила Сесилия?
– В нашей квартире.
– Ах, вот как! Но ведь за эти годы там много жильцов перебывало, верно?
Бабушка явно старается уйти от этой темы. Однако Нора не намерена ей потворствовать.
– Почему вы не хотите говорить о Сесилии, бабушка?
– Дорогая, я вообще ее не знала. Совсем маленькая была, лет пяти, когда она умерла. И при жизни ее мы никаких контактов не поддерживали.
– Вам это не казалось странным?
– Нет. С какой стати? О ней с самого начала заботилась тетя Хедвиг. Вдобавок Сесилия была много старше меня, на целых двенадцать лет. У нас не могло быть ничего общего.
Неужели? Нора разозлилась. Конечно, бабушка не виновата, она была слишком мала и ничего не могла поделать, это понятно. Но ее мама, Агнес, она-то почему сестер не познакомила? Разница в возрасте не причина, родные сестры все равно могут бесконечно много дать друг другу, никто не вправе их разлучать.
Но ведь Сесилия с ранних лет была ужасно трудным ребенком, объявила бабушка. Родная мать с нею не справлялась. Тетя Хедвиг понимала ее куда лучше, потому что и сама человек отнюдь не легкий. Они стоили друг друга, обе с причудами.
– Кто это сказал?
– Милая моя! – В бабушкиных красивых глазах читалось недоумение. – Да в ту пору все знали, что Хедвиг – особа на редкость своенравная. Не злая, нет. Но с причудами. Я всегда ее побаивалась.
– Как же можно бояться человека, которого совсем не знаешь?
Нора сама слышала, что говорит очень неодобрительно. Да, взяла бабушку в оборот. Но ведь свои причуды есть у каждого, верно? Разве у Агнес их не было?
У Агнес? Бабушка приподняла брови, и Нора сообразила: ей не нравится, что внучка называет ее маму по имени – Агнес.
– Ну, у прабабушки! Она же фактически бросила Сесилию! Свою родную дочку! Разве это не странно?
Бабушка глубоко вздохнула и отвела глаза. Нора поняла: ей нужно взять себя в руки, пожалуй, она зашла далековато.
– Мне кажется, не стоит тебе так самонадеянно судить о вещах, в которых ты вряд ли разбираешься. Ты же не знаешь никого из этих людей.
Нора чуть не сказала, что очень даже знает. В первую очередь Сесилию. Но решила пока помолчать. Лучше сменить тему и дать бабушке успокоиться. Усыпить ее бдительность.
– Хедвиг сейчас, наверно, очень старая? – спросила она.
Бабушка кивнула.
– О да, ей далеко за девяносто.
– А где она живет?
Бабушка покачала своей красивой головой и нахмурилась.
Хедвиг отроду была непоседой. Всю жизнь скиталась по свету. Но несколько лет назад, году этак в 1977-м, она вдруг надумала вернуться домой, в Швецию.
– И правда самое время. Мы думали, она решила провести тут остаток жизни и умереть на родной земле. Но нет! Через год-другой Хедвиг заскучала и опять пустилась в дорогу. Хотя купила и обставила небольшую квартирку. Все считали, что она наконец-то угомонилась.
– В самом деле, казалось бы, пора и успокоиться. В ее-то годы! Уж девяносто сравнялось! Но, видать, нет у нее в душе покоя. Снова уехала. Исчезла, и всё.
– Так где же она живет?
– Во Франции, по-моему. Теперь у нее никаких связей со Швецией не осталось. Квартиру она прошлой зимой продала. Вдруг приехала и пробыла тут несколько месяцев.
Приезжала Хедвиг лишь затем, чтобы окончательно обрубить здешние связи и покинуть Швецию навсегда. Бабушка повидалась с нею, мельком, а больше она, пожалуй, почти ни с кем не встречалась. Робела, что ли, и вообще производила странное впечатление. Человек без корней. Последние дни она жила в гостинице. А на Пасху уехала насовсем. И возвращаться больше не собиралась.
Бабушка вздохнула, поправила скатерть, чуть передвинула вазу с цветами и подсвечники.
– Хочешь еще чайку?
– Да, спасибо.
Она налила себе и Норе, подала внучке сахарницу.
– Да, детка, далеко не всегда все в жизни так просто, как представляется вам, молодым. Моя мама была превосходным человеком, так и знай.
Нора промолчала, она пила чай.
– Лучшей матери пожелать себе невозможно…
Норе очень хотелось возразить, и, чтоб не брякнуть лишнего, она хватила из чашки здоровенный глоток. Сесилия-то думала иначе, она бы с радостью пожелала себе мать получше. А бабушка между тем безмятежно закончила:
– Нет, с этим никто спорить не станет. – Она решительно поставила чайник на стол. Потом вдруг сокрушенно вздохнула. – Бедной мамочке тоже нелегко пришлось. Отец Сесилии бросил и ее, и ребенка.
Нора кивнула. В браке они не состояли, она знает. Бабушка быстро посмотрела на нее.
– Маминой вины тут нет. Но в те времена это была ужасная беда. Не каждый мог после такой истории снова подняться на ноги.
– Конечно, скандал…
Нора всего-навсего имела в виду, что ей это понятно, но при слове «скандал» бабушка вздрогнула. К ее любимой мамочке оно уж никак не приложимо, так что лучше пропустить его мимо ушей.
– Как бы то ни было, мама сумела собраться с духом и стать на ноги. Удивительная женщина.
Да-да, лишь благодаря своим способностям и трудолюбию Агнес впоследствии смогла так хорошо устроить собственную жизнь, даже замуж вышла за хорошего человека, который очень ее ценил.
– Папочка мой маму на руках носил.
Но не ее первую дочку, подумала Нора, хотя умудрилась смолчать. Сесилию на руках не носили.
Наверно, эти мысли отразились у Норы на лице, потому что бабушка вздохнула:
– Сесилия папе дочерью не была. Нельзя же требовать, чтобы он стал о ней заботиться потому только, что она, к сожалению, хорошего отца не имела. Бедную мамочку обманули, голову ей заморочили. Молоденькая она была, глупая.
– А вы, бабушка, знаете, кто отец Сесилии?
– Нет. Да и не мое это дело.
Бабушка решительно тряхнула головой. Нора посмотрела на нее. Разговор пожалуй что и не продолжишь. Бабушка как все равно в шорах. Только об одном думает – любой ценой защитить свою мать. А что при этом несправедливо судит других, она даже не замечает. Напрочь забыла, что «мамочка» вряд ли бы так хорошо устроилась, не будь рядом сестры, то бишь Хедвиг, и Хульды, которые всегда ей помогали. Бабушка рассуждала очень однобоко.
Она испуганно смотрела на Нору. Видно, не могла взять в толк, зачем та задает столько вопросов, ворошит давние неприятные события, говорить о которых было не принято.
– Я никого не осуждаю. – Бабушка подняла голову и повторила: – Да-да, не осуждаю. – Она блеснула глазами, и Нора поняла: это означает, что бабушка выше всяких там гнусных сплетен.
– Я тоже никого не осуждаю, бабушка, – тихо сказала Нора, – но мне необходимо кое-что выяснить.
Бабушка опять встопорщилась. И знать не хотела, что Нора стремится выяснить. Ей было страшно. Она предпочла бы сию же минуту закончить разговор какими-нибудь дружелюбными, мягкими, добрыми, ласковыми словами, от которых обеим будет хорошо. Зачем сидеть тут и нелепо тратить время, копаясь в прошлом, во всех этих неприятностях, ведь их давным-давно пора предать забвению?
Однако Нора не могла сейчас идти на попятный. Так что пощады бабушка не дождется.
– Вчера я была на могиле Сесилии. Думала, никто к ней не ходит, гляжу, а там большой букет весенних цветов. Значит, кто-то приходил туда незадолго до меня, верно? Интересно, кто бы это мог быть?
