— Ты имеешь в виду нечто в самом прямом смысле отвратительное? — медленно переспросила Эмили. — Как, к примеру, ребенок? Или какой-то мужчина? Ты думаешь, что Оливия могла все узнать и он убил ее?
— О… — Шарлотта громко выдохнула. — Я не имела в виду нечто до такой степени низкое… Скорее служанка или девушка из крестьянской семьи. Я слышала об одном очень уважаемом человеке из общества, которому нравились только крупные грязные работницы.
— Какая ерунда! — с отвращением воскликнула Эмили, взяла еще один тонкий тост и стала жевать его явно без всякого удовольствия.
— Вовсе не ерунда. И, конечно же, подобный человек сделает все, чтобы его пристрастия не были преданы огласке.
— Но никто же этому не поверит. По крайней мере, до такой степени, чтобы из-за подобных слухов стоило кого-то убивать.
— Не знаю. Но если предположить, что он на самом деле убил Оливию, значит, было что-то такое, из-за чего стоило пойти даже на самое жестокое преступление.
— Но если он не убивал Оливию — а в то, что он ее убил, я никак не могу поверить, — Джордж ничего никому бы не сказал. Он не был заинтересован в огласке так же, как и Юстас. В конце концов, Юстас тоже член семьи. — Она с трудом проглотила кусок тоста. — И для Джорджа подобные вещи очень много значили.
— Ты права. — Шарлотта немного смягчилась. — Но ведь не исключено, что он не доверял Джорджу и считал, что тот способен ради шутки рассказать все друзьям. Джордж часто говорил, не подумав. Или он мог даже как-то использовать эту информацию против Юстаса.
— Джордж? Никогда!
— Возможно, ты и права, но вполне вероятно, что у Юстаса не было подобной уверенности. — Шарлотта мрачно покачала головой. — Но ведь все, что я говорю, всего лишь домыслы о том, чего мы не знаем. Причин может быть бесчисленное количество.
Эмили сидела не шевелясь.
— В любом случае нам нужно найти хотя бы одну улику, свидетельствующую о какой-то из них, для констебля Страйпа. И как можно скорее.
— Я знаю. — Шарлотта прикусила губу. — Именно этим я сейчас и занимаюсь.
Служба должна была проходить в местной церкви, которая была местом последнего упокоения для всех Эшвордов с того самого времени, когда семейство приобрело первый городской дом в здешнем приходе, что случилось примерно двести лет назад.
Эмили поставила в известность о предстоящем печальном событии всех членов своей семьи. Это письмо оказалось для нее чрезвычайно трудным и тем единственным, в написании которого ей не могла помочь Шарлотта. Как сообщить пятилетнему ребенку, что его отец убит? Эмили понимала, что сейчас он не сможет прочесть ее письмо. Сложная задача выпадет на долю его няни, такой большой и такой милой миссис Стивенсон. Именно ей придется объяснять ему происшедшее; она попытается помочь малышу понять, что такое смерть, и разобраться в том противоречивом хаосе эмоций, который будет окружать его еще долгое время. Эмили знала, что эта добрейшая женщина сделает все, что в ее силах, чтобы успокоить его, чтобы он не чувствовал себя брошенным, потому что отец так рано его покинул, и чтобы у него не появилось некое неопределенное чувство вины и полуосознанное подозрение, что во всем виноват именно он.
Письмо Эмили предназначалось для того времени, когда сын подрастет. Он будет хранить его и перечитывать в минуты уединения. И к тому моменту, когда станет совсем взрослым, он вдруг поймет, что помнит его наизусть.
Поэтому она написала его только один раз, излив в нем полностью все свое горе и чувство утраты. Отсутствие изящества стиля — не самое важное в подобных посланиях. Гораздо хуже неискренность, фальшивое эхо которой с годами становилось бы только громче и оскорбительнее.
Сегодня, конечно, Эдвард будет на похоронах — маленький, напряженный, испуганный. Он будет исполнять все требуемые от него ритуалы. Ведь теперь он стал лордом Эшвордом. Он должен присутствовать на службе в церкви, сидеть на своей скамье в строгой и суровой неподвижности, а затем проследовать за гробом отца до его могилы и оплакать его, как должно. Из дома его привезет миссис Стивенсон, и с нею же мальчик потом вернется обратно. Шарлотта с Эмили поедут в Кардингтон-кресент. Особые обстоятельства убийства заставляют их пока оставаться в этом доме.
Они ехали с тетей Веспасией и Юстасом в семейном экипаже, который в честь траурного события был обит черной материей, и запряжены в него были лошади только темной масти. Катафалк был предоставлен похоронным бюро и имел стандартный вид. За ними следовали миссис Марч и Тэсси в четырехместном ландо. Шарлотта и Эмили обратили на Тэсси пристальные взгляды, но лицо девушки закрывала вуаль. Что же выражало оно? Скорбь и печаль, как все думали, или же на нем запечатлелись остатки того странного переживания счастья, свидетельницей которого стала Шарлотта на лестнице, или полное забвение всего, что с ним связано, и той жуткой ситуации, которая ему предшествовала? Догадаться было трудно.
Возник спор по поводу того, где должен ехать Джек Рэдли. В конце концов миссис Марч с большой неохотой разрешила ему сесть с ними в ландо, а Уильям с Сибиллой поехали в собственном экипаже.
Один за другим они выходили у кладбищенских ворот и шли по узкой посыпанной гравием дорожке по направлению к закопченному за многие годы зданию церкви, увенчанному башней. Могильные камни с обеих сторон позеленели от времени и истерлись. Надписи на них было уже трудно разобрать. Немного поодаль по направлению к изгороди из тисов среди высокой травы располагались надгробия белого цвета, похожие на только что выросшие зубы. На некоторых из них можно было заметить букетики цветов, оставленные теми, кто пока еще помнил об ушедших.
Шарлотта взяла Эмили за руку, и они пошли по тропинке. Шарлотта чувствовала, как дрожит ее сестра и какой худой и маленькой кажется.
Она ни на мгновение не могла забыть, что Эмили — младшая. Все так странно напоминало похороны Сары. Их осталось только двое, но Эмили тогда казалась значительно менее хрупкой. Тогда за горем скрывался бескрайний оптимизм, уверенность в себе, достаточно прочная, чтобы пересилить любое отчаяние и страх.
Сейчас все было по-другому. Эмили не только потеряла Джорджа, первого мужчину в ее жизни, которого она любила и которому полностью доверила себя, но она утратила уверенность в себе, в своей способности правильно судить об окружающих. Даже ее мужество ослабло. Оно уже было не инстинктивным, а добытым в борьбе, со сломанными ногтями, упорно цепляющимся, но уже почти не способным к сопротивлению.
Пальцы Шарлотты напряглись, и Эмили потянулась к ее руке.
У церковных дверей их ждал викарий мистер Бимиш с застывшей искусственной улыбкой на лице. Щеки у него покраснели, а седые волосы топорщились так, словно он постоянно в нервном ожидании запускал в них пальцы. Узнав Эмили, он сделал шаг ей навстречу, протянул руку, но замешкался, застыл на месте и опустил ее. Пробормотал что-то невразумительное, что прозвучало подобно затухающей каденции, а Шарлотте напомнило дурно пропетый псалом. За спиной у викария его незамужняя сестра едва заметно покачала головой и тихо зашмыгала носом, поднеся платок к щеке.
Они явно были смущены и растерянны. Слухи и сплетни уже дошли до них. И они не знали, как вести себя с Эмили: как с овдовевшей аристократкой, по отношению к которой их религиозный и общественный долг повелевал проявлять глубочайшее сочувствие, или как с убийцей, падшей женщиной, тем созданием, которого следует сторониться, чтобы не запятнать и себя отсветом ее страшного двойного греха.
Шарлотта не улыбнулась им в ответ. Отчасти она немного сочувствовала им в их неловкой ситуации, но в гораздо большей степени презирала их, при этом понимала, что ее отношение легко читалось у нее на лице. Она никогда не скрывала своих чувств.
В церкви стояла миссис Стивенсон, держа за руку Эдварда. Лицо мальчика было бледным и так сильно напоминало лицо Эмили, что Шарлотте было трудно сдержать слезы. Сынишка выпустил руку миссис Стивенсон и подошел к матери. Поначалу он двигался неловко, сознавая особую серьезность обстановки, затем, когда Эмили обняла его, расслабился и громко зашмыгал носом, но потом снова выпрямился и зашагал рядом с ней.
Мунго Хейр стоял в проходе рядом со скамьей семейства Марчей в самом первом ряду. Это был мужчина крупного сложения с открытым простым лицом и грубоватыми чертами. Он поднял голову и прямо, не смущаясь, взглянул в лицо Эмили и негромко спросил:
— С вами все в порядке, леди Эшворд? Я на всякий случай поставил рядом с вами стакан воды. Думаю, служба не затянется долго.
— Благодарю вас, мистер Хейр, — рассеянно ответила Эмили. — Спасибо за заботу.
Она опустилась на скамью вместе с Эдвардом. Рядом с ними сели Шарлотта, тетя Веспасия и Юстас. Было слышно, как за спиной шумно усаживается миссис Марч, как она шелестит молитвенником. Старуха явно злилась, что ей не дали сесть впереди, и всячески демонстрировала свое неудовольствие.