— Это наше горе и…наша боль. Идите домой!
— Что ты за человек? — прошептал вслед за ним пленный. — С маленьким отрядом разбиваешь полки своих врагов, а после такого…прощаешь их. Кто ты? Скажи своё имя?
— Кес Арут! — раздалось в ответ.
Глава 18
18 июля 1915 года. Город Камах
Восьмой день пути колонны армян из Эрзерума привёл их к городу Камаху. Невозможно было узнать этих людей. Все эти дни люди шли, не останавливаясь, под обжигающими лучами солнца. Температура нередко превышала сорок градусов жары. У всех до единого в многотысячной колонне сильно потрескались губы. У некоторых в колонне губы были в настолько ужасном состоянии, что они не могли закрыть рот. Ибо это причиняло им сильную боль. Мужчины шли голые до пояса. На головах были куски ненужных тряпок. Женщины же, несмотря на жару, ничуть не изменили своей одежде. Ничто, даже жара, не могли их заставить поступиться скромностью. Дети же, большей частью, лежали в повозках, обессиленные и изнурённые. Когда колонна вошла в Камах, надежды людей на помощь местных армян, мгновенно улетучились. Во всём городе, проходя по улицам, они видели разрушенные и сожжённые дома и не встречали никого из армян. Лишь местные арабы, несмотря на жесточайший приказ, грозивший им смертной казнью, тайком совали им завёрнутые булки хлеба и сосуды с водой.
Колонну провели по городу и, не давая отдыха…погнали дальше. Покинув город, колонна прошла несколько километров по направлению к Харберду. Колонну гнали вдоль берега реки Ани. Но, несмотря на живительную прохладу, что несла река, люди изнывали от жары и с тоской поглядывали на реку. Помня прошлый урок, никто, ни один человек из колонны, не посмел обратиться к жандармам с просьбой о привале. Однако, к их удивлению и безмерной радости, жандармы на этот раз позволили сделать привал. Больше того, они довели до больших камней, тенью которых можно было в полной мере насладиться. Радости людей не было границ. Под бдительным взором солдат и жандармов, они сразу бросились к воде и пили…пили воду, не насыщаясь ею. После первого последовало второе радостное событие. Подъехали подводы с крупой. Людям начали раздавать крупу и разрешили зажечь костры, для того чтобы приготовить пищу. Следующие несколько часов для несчастных пленников превратились в настоящий праздник. Им впервые оказывалось такое внимание и забота. Всюду только и слышались радостные голоса:
— Правительство изменилось. Правительство заботится о нас. Скоро нас отпустят.
Запылали костры. По лагерю начали распространяться ароматные запахи. В это время на дороге появился автомобиль.
Старший Констандян, ожидавший с не меньшим нетерпением варившегося на котле обеда, чем вся остальная семья, кивком указал на машину.
— Немцы! Чего им тут надо?
Расположившись в живительной прохладе огромных валунов, он смотрел на то, как из машины вышли несколько человек. В основном это были офицеры. Но один был в гражданском. Он что-то вытащил из машины и, пройдя несколько шагов, поставил это на дороге.
— Фотографируют, — догадался Констандян.
Это действительно был фотограф. Он поставил фотоаппарат лицевой стороной к реке. Туда, где сидела вся колонна. Немного выждав, он начал фотографировать людей за приёмом пищи. Он поворачивал объектив и снова фотографировал. Когда он закончил фотографировать, к нему подошли трое турецких жандармов. Один был высокий и худой. Двое других — среднего роста и среднего телосложения. На всех троих были папахи. Лихо закрученные усы. Снизу до верху вереница блестящих пуговиц, начищенных до блеска, подчёркивали строгий покрой формы. Все были опоясаны саблями и патронташами. В общем, они ничем не отличались от сотен других конвоиров.
Жандармы попросили сфотографировать их. Фотограф не понял слов, но догадался, чего они хотят. Он жестами попросил всех троих подойти к одинокому дереву, что росло вдоль дороги. Жандармы подошли и встали рядом с деревом. Фотограф поднял голову к солнцу, закрывая глаза рукой.
— Фотография получится не очень хорошей, — пробормотал фотограф.
Жандармы повернули головы к одному из немецких офицеров, стоявшему недалеко от фотографа. Тот перевёл слова фотографа на турецкий язык.
Жандармы жестами показали, что просят подождать. Через несколько минут, перед деревом появился маленький походной стол на очень тонкой ножке. На него тут же настелили белую материю…
Фотограф с некоторым удивлением наблюдал за всеми этими движениями. Но последующие действия жандармов…заставили его оцепенеть от ужаса. Из толпы армян жандармы наугад выбрали двоих. Они уложили их на дороге, а потом…потом отрубили им головы. Затем взяли отрубленные головы и поместили их на стол, стоявший перед деревом. Белая материя мгновенно окрасилась кровью вытекающей из отрубленных голов. После всего этого жандармы спросили у фотографа:
— Так ведь намного лучше?
Фотограф трясущимися руками сделал снимок и схватив фотоаппарат бросился к машине. Но он не дошёл до неё. Сделав несколько шагов, он упал на колени. Его рвало несколько минут. Всё это произошло на глазах тысяч людей. Радость от прежних впечатлений мгновенно померкла. Люди застыли в немой ненависти, которая не позволяла даже наполнить пустые желудки.
Люди ещё не пришли в себя после случившегося, когда с тревогой заметили облако пыли, вздымающееся по дороге, ведущей из Харберда. Через несколько минут показались стройные ряды чёрных всадников.
— Чётники! Чётники! — шёпот ужаса передавался по колонне.
Это действительно были чётники. Самые ужасные создания во всей Османской империи. Отряды чётников формировались людьми, проявившими себя крайней жестокостью. Их присутствие всегда заканчивалось бойней или кровопролитием. Все знали это. И поэтому с таким ужасом следили за приближением двух сотен чёрных всадников. Возглавлял отряд чётников турецкий офицер.
Офицер о чём-то переговорил с жандармами, а потом обратился громким голосом к колонне:
— Я Шукри бей из Харберда! Мне нужно триста девушек! Кто хочет по своей воле отправиться с нами, пусть выйдет вперёд!
На несколько минут после этих слов, воцарилась полная тишина. И чётники, и жандармы с солдатами хищными взглядами проходились по всей длине колонны. Люди в колонне все как один опустили головы и смотрели на землю. Девушки закрывали лица платками. Некоторые из женщин пытались незаметно укрыть своих дочерей под складками своих платьев.
Время шло, но ни одна девушка не тронулась со своего места. Шукри бей мрачнел всё больше и больше.
— Ну что ж, — губы Шукри бея искривила мрачная усмешка, — мы сами возьмём. Мы сами возьмём ваших дочерей, — уже громче повторил он и предупредил: — Если кто сдвинется с места, пока мы будем выбирать девушек, он будет немедленно казнён.
По знаку Шукри бея, чётники спешились и направились к колонне. Они подходили к девушкам, срывали с их головы платки и рассматривали лица. После этого либо оставляли на месте и шли дальше, либо выхватывали и выталкивали на дорогу перед Шукри беем, гарцевавшем со злорадной улыбкой на устах. Начались раздаваться крики. Матери и отцы цеплялись за своих дочерей, не позволяя их уводить. Таких людей били кнутами до тех пор, пока они не отцеплялись от девушки. В колонне повисли горькие стенания, люди плакали, но никто не осмеливался противодействовать чётникам. Да и что они могли сделать, кроме того, чтобы просто смотреть?
Меньше чем через полчаса на дороге перед Шукри беем были собраны девушки в возрасте от 12 до 18 лет. Шукри бей едва ли не осмотрел каждую из них и, видимо, пока оставался доволен.
Вдоль дороги разнёсся его голос:
— Раздевайтесь!
Едва прозвучало это слово, как люди с глухим ропотом начали подниматься с земли. Увидев это, жандармы сделали несколько выстрелов в колонну. Несколько человек упали.
— Лечь на землю! — начали кричать жандармы. — На землю, собаки, не то всех перебьём!
Люди, подчиняясь команде, один за другим ложились на землю.
— Руки за голову! За голову, я сказал! — один из жандармов пнул ногой мужчину не достаточно быстро исполнившего команду, а вслед за этим в упор выстрелил ему в голову.
Все, даже дети, лежали на земле, скрестив руки на голове. Никто не осмеливался пошевелиться. Шукри бей приказал привести одну из женщин, лежащих близко к дороге. Четники подняли её с земли и притащили к нему.
Шукри коротко приказал женщине:
— Раздевайся!
Женщина подняла на него растерянное лицо. В следующее мгновение Шукри бей вытащил саблю и зарубил её. Женщина упала замертво. Держа на весу окровавленную саблю, он тронул коня и подъехал к одной из девушек. Кончик окровавленной сабли коснулся подбородка девушки и заставил её поднять опущенную голову.
