Наверху я подняла лестницу и перекинула ее на другую сторону в сад между двумя кустами ягод, прежде чем проделать быстрым шагом оставшийся путь к главному зданию.
Клетка с птицей исчезла. Предусмотрительно я прижала ухо к двери в келью
Доротеи и внимательно прислушалась, но ничего не было слышно. Поэтому я могла войти, делая вывод, что вечеринка закончилась. После моего негромкого стука прошло немало времени, пока дверь раскрылась. Заспанная Доротея выглянула наружу. Ее лицо было замазано макияжем, она не постаралась умыть лицо после праздника.
— Вот и ты, — сказала она, пока пропускала меня. — Где ты была все время?
— Ах, я забыла кое-что важное в доме, где жила до этого.
— В каком доме ты жила раньше?
— Я не знаю, — соврала я. — Он находится где-то на Гранд-канале. Но не спрашивай меня, где именно. Я не отсюда и не так хорошо ориентируюсь.
— Правильно, ты же из Рома, — она снова легла в кровать. — И ты права. Нужны недели, чтобы начать ориентироваться здесь. Но все же. Если однажды привыкнуть, не захочешь отсюда уезжать никогда, — мечтательно проговорила она в потолок. —
С Альвизе никогда не бывает скучно.
Я могла подписаться под этим, не раздумывая. Нужно было каждую секунду быть начеку рядом с ним.
Я сняла обувь и заползла в свою кровать.
— Ты уже давно с ним?
Ее смущение можно было прям потрогать руками, но ее голос звучал упрямо.
— Я была очень одинока и разбита. А он выглядит таким хорошим, что каждая женщина растает рядом с ним.
Это был однозначно вопрос взглядов. Умолчим о его ужасном смехе.
— Кроме того, он всегда такой веселый, — продолжала Доротея. — Он очень помог мне во время моего траура.
Я оставила этот сомнительный аргумент без комментариев, но об одном моменте я должна была непременно напомнить.
— Он часто приходит к тебе сюда? Я имею в виду... эм, на вечеринки? — если да, мне как можно быстрее нужно найти другое место, так как я не могла прятаться от парня каждый раз. Он видел меня у Мариэтты и определенно задал бы тупые вопросы, это было слишком опасно для меня. Когда я думала о ноже у него на поясе, то становилась очень нервной.
К моему облегчению Доротея ответила:
— Нет, чаще мы встречаемся у него. Сегодня было исключение. Так скоро мы не повторим это. Было досадно, что вечеринка так быстро закончилась. Нам пришлось подкупить сестру Гиустину моим вторым шелковым платком и всеми миндальными пирожными, чтобы она пропустила мужчин к калитке. Лестница исчезла.
Я посчитала, что лучше не упоминать, что я перевесила ее на другую сторону, чтобы обеспечить себе путь назад.
— Почему же вечеринка так быстро закончилась?
— Полидоро поднял ужасный шум в галерее. — Тон Доротеи был обвинительным.
— Зачем тебе было нужно выносить бедную птичку?
— Клетка была случайно под рукой, чтобы скрыть мое лицо. Я не люблю, когда незнакомые мужчины изблизи таращат глаза на меня.
— Так Альвизе не таращил, — уверила Доротея, звучав полу примирительно. —
Спокойной ночи, — наконец сказала она еще примирительной. — Сладких снов.
Это она могла мне и не говорить дважды. Я так устала, что не могла пошевелить и пальцем. Я почти сразу же уснула.
Меня разбудил утренний колокольный звон, располагавшейся поблизости монастырской церкви. Мне казалось, что я проспала максимум две минуты. На самом деле, где-то два часа, что не меняло суть дела, так как все равно я не могла встать.
— Я не хочу вставать, — прокаркал Полидоро за ширмой. Мне было по душе, что говорила эта птица.
Когда я заметила, что Доротея просто лежит, я последовала ее примеру. Пока никто не пришел, чтобы сбросить нас с кроватей, не было причины никуда спешить.
Я мгновенно уснула, но покой длился не долго. Очень скоро постучались и сестра
Гиустина вошла.
— Утренний молебен сейчас начнется, — сказала она.
— Я приду в обед к вечерней мессе в базилику, — пробормотала Доротея.
Гиустина неодобрительно посмотрела.
— Вы мне это постоянно говорите, но мне кажется, что вы зачастую в другую сторону направляетесь.
— Что Вас беспокоит, — проворчала Доротея. — Я здесь гость и хорошо плачу.
Вам не достаточно красивого платка с прошлой ночи? — Она остановилась. —
Хорошо. Пряжка из перламутра. Тогда до конца недели я хочу, чтобы меня оставили в покое, и выходить так часто, как мне соблаговолит. Так же и по вечерам.
Сестра Гиустина без возражений взяла пряжку, но вместо того, чтобы уйти, спросила меня:
— А что ты, дитя мое? Ты не хочешь пойти на утренний молебен, как все благочестивые женщины в этом монастыре?
— Я себя плохо чувствую, — пробормотала я.
— В молитве тебе мгновенно полегчает. — выжидательно она стояла рядом с моей кроватью.
Я уже поняла этот принцип. Сонная я уселась на кровать и пошарила в сундуке, который стоял в ногах кровати. Наконец, я нашла сумочку с монетами и достала маленькую серебряную монету, которую сестра Гиустина загребла без слов. Затем она отступила и дала нам спать дальше.
Разумеется, с обеденным колокольным звоном ночной сон окончательно прошел.
Полидоро начал каркать, и Доротея заявила, что ей нужно торопиться, так как она еще хотела купить маску к вечернему торжеству у Тревисана. Как только я это услышала, я моментально проснулась. Торжество!
Вернется ли Себастиано вовремя, чтобы расстроить убийство, запланированное
Альвизе?
Кто собственно этот Тревисан, он должно быть важный человек, иначе Себастиано не прилагал бы никаких усилий, чтобы его защитить.
Вскоре я представила всевозможные мерзости: Альвизе перехитрил Себастиано и заманил обратно в будущее, дальше произошел бой на ножах и в этот раз он взял верх. Себастиано, смертельно раненный, лежал в больнице, в то время как здесь беда развивалась своим чередом.
Мои фантазии становились все более неутешительными. Это продолжалось не долго, пока я не убедилась, что жизнь Тревисана не стоила и цента. Усилия
Себастиано, чтобы его спасти, были напрасны.
— Скажи-ка, а кто этот Тревисан? — спросила я Доротею, когда мы возвращались с обеда в нашу келью.
— Массимо Тревисан - очень уважаемый член Совета Десяти. Многие в нем видят следующего прокуратора. Или возможно следующего дожа*. Однако Альвизе считает, что Тревисан стремится на должность старейшины. Так зовутся самые высокопоставленные и важные советники дожа, которых осталось совсем немного.
Альвизе говорит, что у них в руках настоящая власть. Сам дож, по сути дела, мало высказывается, его должность больше как представительная. Старейшины определяют настоящую судьбу республики, они собираются большим Советом правительства и говорят дожу, что ему следует делать. — Она пришла в восторг. —
