Альвизе говорит, что у них в руках настоящая власть. Сам дож, по сути дела, мало высказывается, его должность больше как представительная. Старейшины определяют настоящую судьбу республики, они собираются большим Советом правительства и говорят дожу, что ему следует делать. — Она пришла в восторг. —
Массимо Тревисан не только очень богат, но и, должно быть, хорош собой. Его торжества очень любят, пол Венеции дерется, чтобы быть приглашенными на торжество. Я нахожу милым со стороны Альвизе взять меня с собой.
(*Дож (итал. doge, от лат. dux — «вождь, предводитель») — титул главы государства в итальянских морских республиках — Венецианской, Генуэзской и
Амальфийской. Прим.перев.)
Ага. Постепенно у меня появлялось лучшее представление. Речь шла о политической борьбе за власть. Альвизе хотел сделать так, чтобы кто-то другой завладел постом правления. Возможно, сам лично.
— Альвизе тоже в политике? — спросила я.
— Не он, а его отец. Который так же в Совете Десяти, и, насколько мне известно, хотел бы стать Старейшиной.
С этим все последние неясности исчезли.
— Мне нужно идти на исповедь и потом на мессу, — сказала Доротея.
— А куда ты идешь на самом деле? — спросила я.
— Конечно же, покупать маску.
— Я с тобой, — сказала я.
— Исповедоваться? — сомневаясь, спросила она.
— Нет, за маской.
— Зачем тебе нужна маска?
— Мне нравятся маски, и я всегда хотела себе одну.
Глава 14
По правде мне хватило и одной, которая виновна во всех моих несчастьях и которая теперь покоится в моей сумке в будущем на дне Гранд-канала. Вместе с моим iPod.
— Я знаю прекрасный магазин масок, — сказала я.
— Я тоже, — ответила Доротея. — Это совсем рядом, прямо за Базиликой.
Хорошо получилось, так как мне не нужно было убеждать ее в том, чтобы она пошла туда со мной. Втайне я надеялась, что встречу там, по крайней мере, Барта и смогу провести с ним экстренную беседу.
После обеда вместе с Доротеей мы выбрались, преследуемые мечтательным взглядом парня по имени Эрнесто, который служил стражем у ворот и пономарем в
Сан Закаррия. Доротея объяснила мне, что это не нормально, если девушки благородного происхождения гуляли одни. Везде в городе орудовали карманники и другой дурной сброд, а иногда торговцы рыбой учиняли такое бесчинство, когда видели особенно красивых светловолосых девушек.
— Они похищают бедные творения на свои грязные корабли и продают их в гарем восточных ужасных правителей, — поведала мне Доротея. При этом она выглядела так серьезно, что едва ли можно было воспринять это сообщение за шутку. Я и без того была уже наслышана о большом количестве ужасающих историй об османах, с которыми Венеция время от времени вела войны.
Кларисса утверждала, что они сдирают кожу с живых венецианцев, или, что почти также ужасно, они кастрировали и заставляли прислуживать евнухами. Так как я так мало знала об этом времени, я едва ли могла оценить, как много из этих рассказов было правдой, и как много только легендой. Тем не менее, я боялась этих османов, и всегда, когда видела где-либо людей в тюрбанах, обходил их другими улицами.
В то время, как я была простой прислугой, в течение дня я полностью свободно передвигалась по городу и мне это уже порядком докучало, но более состоятельные дамы, как Доротея, имели право ходить по городу только тогда, когда покроются вуалью и будут сопровождаемые мужской охраной.
Так что я гуляла, закутанная в вуаль и бодро шагающая, болтающей вздор Доротеи, пока Эрнесто шагал в трех шагах позади нас, уставившись при этом на свои обутые в сабо ноги. Если бы появился османский охотник за девушками, Эрнесто просто не заметил бы этого. Доротея еще больше усилила его отсутствие несколькими монетами.
— Он получает их за то, что он не смотрит, не слышит и не говорит, — объяснила она мне.
В то время как мы были уже на расстоянии одного переулка от магазина, мимо нас прошли три человека, при виде которых я пришла в ужас и не могла больше дышать. Это не были османы, хотя от них ужас был бы, наверное, меньше.
Доротея остановилась.
— Анна, что случилось?
Я боролась с угрожающей потерей сознания и вытаращилась, чтобы лучше рассмотреть людей. Возможно, я ошиблась, и они просто выглядят так схоже с теми людьми, которых я знаю.
Но ошибка была практически исключена. Это были супруги Генрих Тассельхоф вместе с сыном Маттиасом.
Джулиана была одета в благородную одежду из парчи и так же, как у меня, ее лицо было прикрыто шелковым покрывалом, под которым ее черты едва были видны. Но я узнала их сразу, уже только потому, что она была в сопровождении своего угрюмого мужа. Он был также помпезно одет, как и его жена, а на его боку висел меч. Но он не внушил бы никому страх при его помощи. Я начала лучше разбираться в вещах с мечами, почти все мужчины, которые считали себя таковыми, носили с собой один меч в это время. Меч был как Blackberry прошлого.
Мужчины нуждались в нем, чтобы почувствовать себя важными.
Позади Генриха я заметила неповторимую, полную фигуру Маттиаса. Он шаркал ногами следом за родителями и выглядел, как будто ему нравилось находиться на пятьсот лет назад в прошлом. Благородный исторический костюм скрывал его избыточный вес также плохо, как и его тряпки в будущем.
Я пристально смотрела на него, как на явление, и ждала, что бы он заметил меня.
Когда он находился на расстоянии всего двух шагов, я открыла рот, чтобы обратить его внимание на себя. "Маттиас, что ты здесь делаешь?" — хотела я закричать, но вышло только невнятное карканье.
Доротея нагнулась ко мне.
— Анна? Платье слишком узко? Или это из-за солнца?
Тассельхоф тем временем прошли мимо нас, даже не удостоив меня взглядом.
Конечно, на мне было покрывало, как они должны были узнать меня? Поспешно я стянула его с лица, но семья Тассельхоф уже завернула за угол. Непосредственно перед тем, как они пропали из вида, я слышала, как Джулиана сказала Генриху:
— С новым платьем и новой маской я произведу впечатление на празднике у
Тревисана.
Наконец, я снова взяла себя в руки. Я вырвалась из рук Доротеи и побежала за
Тасельхофами. Они стояли у следующего причала и собирались сесть в гондолу.
Спонтанно я положила руку на плечо Маттиаса.
— Маттиас! — крикнула я.
Это значит, я хотела это выкрикнуть. Но вырвалось "Маттео."
— Маттиас Тассельхоф, — попыталась я снова, но вместо этого сказала "Маттео
Тассини."
— Да? — он посмотрел он удивленно. — Мы знакомы?
