Барон расхохотался.
— Далеко, быстро не достанешь. Отложи счеты на потом, Игмарт. Поужинай со мной, и я расскажу тебе твою задачу.
Наутро, едва встало солнце, барон Ренхавенский простился с новым соратником. Всадник на резвом гнедом меринке рысил к столице, а барон размышлял, как представить дело для Герейна, что сказать и о чем умолчать. В грядущей схватке двух врагов, буде она все же состоится, Ульфар желал победы Игмарту — хотя бы потому, что бывший наемник будет помнить, кому обязан возвышением. Верные союзники — союзники, чья верность обеспечена, поправил себя барон, — куда лучше строптивых друзей. Впрочем, навряд ли перекупленный королевский пес выживет. А жаль, право, жаль… хорошо бы, все же, сохранить его.
Но для начала следовало решить с главным делом. Мэтр Гиннар уверял, что наемник из "Королевских псов", повязанный чарами крови, — то самое последнее звено, с которым уж точно хватит сил и средств освободить трон; однако Ульфар, следуя нехитрой селянской мудрости, предпочитал складывать яйца по разным корзинам. Да и об отосланном Игмартом из Оверте доносе забывать не след — вот уж верно пес, и вынюхал, и пробрехал! Поэтому маленький отряд готовился возвращаться в замок, а вслед за Игмартом отправлялся гонец. В мешочке под дорожным камзолом, бережно свернутые и запечатанные, лежали два письма. Одно начиналось: "Шлю поклон и сотню поцелуев моей синеглазой богине". Второе заканчивалось: "С тем остаюсь верным слугой моего государя". Барон Ульфар, как и Игмарт из "Королевских псов", предпочитал побеждать. И в той опасной игре, что затеяла «принцесса-синеглазка», он при любом раскладе собирался быть на выигравшей стороне.
Часть 2
— Сьюз! Э-эй, Сью-уз!
Я выглянула из курятника, но с этой стороны дома гостей было не разглядеть. Вроде голос Гарника…
— Здесь я!
— Бросай все, — рявкнул Гарник, — беги сюда!
Ну, бросать я не стала — еще чего. Прошла через дом, оставила решето с яйцами на кухонном столе и вышла на крыльцо.
Рэнси уже стоял здесь, вздыбив загривок и утробно рыча. Не на Гарника, конечно: замкового капитана мой пес хорошо знал. Но с гостем знакомым приехал десяток чужих, и вида совсем не мирного. Кожаные безрукавки, густо ушитые медными бляхами, мечи у седел, самострелы за плечами, а уж рожи… Прогонять пса я не стала: с некоторых пор с ним мне было спокойней. Да и оставь этого проглота в кухне одного, есть нам с бабушкой будет сегодня нечего. Нажала ладонью на холку, приказывая сесть, спросила:
— Что стряслось-то?
— Магдалена где?
— В деревне. У Гвенды малыш приболел.
— Хорошо. — Гарник хмыкнул, поправился: — То есть ничего хорошего, конечно… В общем, закрывай дом, поехали.
— Да куда?!
— В деревню. Королевский указ слушать. Не видишь, герольд из Оверте пожаловал.
Капитан мотнул головой куда-то вбок. Шагнув с крыльца, я заметила между разбойного вида охраной человека в ярком плаще глашатая, и возражения увяли сами собой.
Я прикрыла окна ставнями — с утра хмарило, и бабушка обещала к вечеру дождь, — подперла двери.
— Пошли, Рэнси!
Гарник посадил меня к себе на седло и тронул коня.
Новости — если они не касаются кого-то из своих — доходят до нашей деревни так медленно, что верней называть их «старостями». По большей части мы узнаем слухи от замковой челяди или людей капитана Гарника; иногда его милость Анегард, навестив очередную подружку, поделится чем интересным, что она весь боговорот взахлеб пересказывает любому, кто готов слушать. Бывает, хоть и редко, забредет торговец-коробейник или бродячий маг, а то и менестрель ночлега попросит. Ну, эти-то наболтают — не знаешь, чему верить. Известно, в их деле ловко подвешенный язык — главное достояние, не просто орудие ремесла, но зачастую и средство выживания.
Но чтобы глашатай с королевским указом по деревням разъезжал, да с приказом весь народ до человека собирать, припомнить могли, наверное, разве что старики. Даже когда наш король, храни его боги, на трон воссел, и то без такого обошлось: объявили по городам и замкам, а дальше само разошлось. Что же стряслось?..
Спрашивать у Гарника я не стала: мог бы, сам бы рассказал. Капитан казался непривычно хмурым, не подшучивал, как обычно, да и чужая охрана совсем не успокаивала. Пока доехали, я вся извелась от тревоги.
Взбудораженный небывалой честью деревенский люд собрался на удивление быстро. Герольд из Оверте и замковый капитан оглядывали толпу с крыльца дома старосты — один пытливо, другой — с некоторой брезгливостью. Наверное, подумала я, городской глашатай считает ниже своего достоинства — а может, ниже достоинства короля? — объявлять высокую волю рядом с валяющимися в лужах свиньями, перекрикивая визг поросят и гогот гусей.
Герольд отточенно-красивым жестом развернул грамоту, кашлянул, и зычный его голос легко перекрыл деревенский шум.
— Мы, Гаутзельм Гассонский, волею богов король и властелин, — тут белобрысая Лиз пихнула меня в бок, ойкнула, извиняясь, и часть вступления я досадно прослушала, — сим объявляем! Народу моему, верным подданным, будь они рода благородного или простого, сословия высокого или низкого, любого звания и занятия! Ибо есть деяния, знать о коих должен каждый, и как известны всем имена героев, так должны быть известны и имена подлецов.
— Э, — буркнул кто-то сзади, — ща ихними столичными склоками будут головы морочить, вот уж делать нечего…
— Цыть, окаянный! — а вот голосок бабки Греты легко узнать в любой толпе. — Слушай!
— …злонамеренно покусившись на священную королевскую особу и тем пойдя против установлений божеских и человеческих! Волею богов…
— Ого!
— Да замолчишь ли ты!
— …схвачены и сознались в злом умысле против священной королевской особы, и назвали соучастников своих, и тех, кто сподвиг их на злодейство подкупом и посулами. Ради чистосердечности признаний и раскаяния оные злоумышленники будут казнены милосердно, но не ранее, чем будут схвачены и допрошены названные ими мятежниками, во избежание ошибки и оговора. Посему, — глашатай еще возвысил голос, хотя было уж, казалось, и некуда, — имена тех, кто обвиняется в заговоре против особы короля, должно объявить пред всеми жителями государства, и любой, кто посодействует в поимке кого-либо из названных, получит достойную награду! Если же есть в сем списке кто, безвинно оклеветанный, пусть узнает о том, и явится пред королевские очи с чистым сердцем, и оправдается!
Дальше шел список имен — пока что со всеми титулами. Длинный. Такой длинный, что даже мне ясно стало: в столице вскрылся не какой-нибудь хиленький заговор, а полновесный мятеж, из тех, на которые богато было прошлое царствование. С осадами то мятежных, то королевских замков и городов, с самыми настоящими битвами, перемириями по храмовым дням и грабежом вражеских земель. И после первого же названного заговорщика я подумала, что мрачность Гарника объясняется просто: барон Ульфар Ренхавенский приходится нам соседом, его земли начинаются сразу за озером, и само озеро вот уж три или четыре поколения считается спорным владением. Когда сосед, с которым и так жили не в дружбе, становится врагом, хорошего в том мало. Кто-то сзади охнул и сипло выругался, кто-то поддержал: урожай бы успеть убрать!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
