У нее была чисто русская внешность и, следовательно, получить израильское гражданство она могла только в браке с человеком, имевшим право на репатриацию.
Она угадала мою мысль.
— Я приехала с первым мужем. Он тут умер. Потом встретилась с Юрием Афанасьевичем… Пять лет назад…
— "Афанасьевич" — редкое отчество у евреев…
Она выразительно взглянула на меня. Красноречивого этого взгляда для меня было достаточно.
"Любович получил израильское гражданство тоже в результате супружества!.."
Я почувствовал в моей собеседнице человека не болтливого и спокойного.
Наверное, я мог бы спросить ее напрямую:
"Кто эта девушка, что живет в московской квартире Любовича? Вы ее знаете? Кто она ему? "
Скорее всего она бы ответила. Мы бы поговорили минут десять и расстались довольные друг другом.
Но как профессионал я не мог рисковать.
Для начала мне предстояло услышать о жизни новоявленных израильтян, о их поездках по Стране, о турах по Средиземноморью и большинству европейских столиц.
Чем еще могли поразить российские репатрианты бывших соотечественников?!
Однако мне повезло: зарубежные вояжи Любовичей оказались в плоскости моего интереса…
— Я несколько раз была в Турции… А с Юрием Афанасьевичем мы слетали в Лондон, в Амстердам. В Бремен… После первого инфаркта он не рисковал ездить один…
— Почему в Бремен? — Я удивился.
— Там у него дочь. У нее страховой бизнес…. — Она снова вернулась к поездкам. — До этого он поколесил по Европе! Ого! С израильским паспортом дорога везде открыта. Кроме США и, кажется, Канады…
— Арабских стран…
— Он и там был. В Ираке, в Сирии… Но по советскому паспорту. Только в Россию ни разу…
Я прикусил язык.
"Пять лет не был в Москве! А элитному дому, там, где его квартира, от силы два года! "
Женщина что-то почувствовала, потому что спросила:
— Вы его близко знали?
— Как сосед. Не больше… Иногда мы заходили друг к другу. Интересный был человек…
— Он на своем веку повидал многое… — Похоже, она была рада мысленно вернуться в свое недавнее прошлое. Разговор со мной не был ей в тягость. И в тюрьме сидел, и в больших начальниках ходил… Чем только не занимался. И портным был, и следователем…" Этой рукой, он говорил, я и Брежневу руку пожимал. И Андропову. И Джуне. И маршалу Жукову…"
— Кем же он был?
— Я тоже спрашивала. Он только смеялся…
Я, кажется, уже представлял себе прежний род деятельности этого человека: он трудился все на то же могущественное советское ведомство, что и Арзамасцев, и Хробыстов…
Я спросил из чистого любопытства:
— В каком же он звании?
— Полковник. Но форму не носил. У них свои традиции. И праздник свой…
"Еще бы!.." — Я отлично знал его:
— "День чекиста!" Двадцатое декабря… — я на время отдалился от узко-деловой задачи, которую перед собой поставил.
— Вы тоже из них?!
— Да нет, — я перевел разговор. — Как хоть он выглядел в последние годы? Потолстел?
— Сейчас покажу… — Она спустилась на нижний этаж и вернулась с фотоальбомом.
— Это мы на Мертвом море…
Я вперился глазами в снимок.
Водная гладь, в которой невозможно утонуть в виду ее плотности. За ней, дальше не особо гористый берег Иордании. На переднем плане был пляж, выпачканные целебной грязью фигуры…
— Это в санатории, в Эйн-Геди…
Любович оказался живчиком-стариком.
Чекист действующего резерва смотрел в объектив с наивным стариковским торжеством — в купальных трусах, коренастый, напрочь лишенный шеи, с мускулистым коротким туловищем и такими же короткими руками…
Фотографировала, видимо, Елена-Илана — на снимке ее не было.
Вместо нее рядом с Любовичем стоял молодой рыжий мужчина, очевидно, его знакомый, худощавый, с острой лисьей мордочкой — оба были по шею вымазаны грязью Мертвого моря.
Продолжая разговаривать, я не спеша листал альбом.
Сюжеты отличались многообразием…
Мужское застолье в эйлатской гостинице на Красном море, парад российских ветеранов в Иерусалиме- колонны пожилых людей, обилие медалей и орденов. На тротуарах недоуменные лица израильтян — у них не приняты нагрудные наградные знаки…
Снова мальчишник — то ли новые русские, то ли криминальные авторитеты. Характерные типы внешности…
Женщина с охотностью поясняла:
— А это мы в Иерусалиме с известным здешним бандитом. С Ционом Даханом… — Знаменитый гангстер — сравнительно молодой еще человек сидел за карточным столом вместе с Любовичем и его женой. — А это дочь Виктора Афанасьевича…
У дочери Любовича оказалась квадратное, но, в общем, приятное лицо, совиные круглые глаза, к тому же широко отставленные, крупные, ярко накрашенные губы…
— Дочь его была здесь?
— А как же! Прилетала на похороны… И потом, когда вступала в права наследства. Эта квартира ее. По завещанию…
— А вы… — Я взглянул на нее.
— А я могу тут жить сколько захочу… Но только, пока вдова. Если я выйду замуж — должна покинуть квартиру… — Вдова улыбнулась. После макияжа она выглядела значительно моложе и привлекательнее. — Правда, совершать эту глупость пока не собираюсь…
Она ближе подвинула кресло. Я мельком взглянул на ее стройную ногу, показавшуюся из-под высокого разреза юбки…
Мы болтали довольно мило. Но наши интересы лежали в совершенно разных плоскостях.
— А как же дочь?!
— За нее можно не волноваться. У нее осталось еще два дома в престижном районе — в Гиват Бейт — Керем. И третий дом — в Нетании…
Ей было лестно мое внимание к ее делам.
— Юрий Афанасьевич был богатый человек. Когда он пригласил меня жить вместе, мы почти три недели провели в "Ганей ха-Ям ха-Тихон". Слыхали? Это отель у моря. С бассейнами, с регулировкой температуры воды, пабом… У него счета в крупнейших здешних банках…
Я прикинулся наивным:
— Я слышал только про израильский банк "Дисконт"…
— Сберегательные программы у него были в "Леуми". А валютный счет фирмы…
— У него фирма?!
— Не одна. Он страховал недвижимость… Банковский валютный счет в "Ярконе".
Я был на верном пути.
— Рядом жили, а я и не знал, что он такой богатенький…
— Конечно, он был не единственный учредитель. Как водится… Сейчас его пакет ушел к дочери…
— А как насчет московской квартиры? — Было естественным задать этот вопрос именно сейчас. Тот, что открывал прямой путь к обсуждению проблемы девушки. — Квартиру он тоже завещал дочери?..
Настал черед удивиться моей собеседнице:
— Разве он ее не продал?!
— По-моему в ней живут… — Расспрашивая, я продолжал неспешно листать альбом. Ближе к концу все больше попадались фотографии самой вдовы во время каких-то торжеств, среди купающихся в бассейнах, на пикниках…
— Юрий Афанасьевич ни-ко-гда! не вспоминал о квартире… — Она решительно качнула головой.
— Но он должен был платить квартплату, кроме того вода, коммунальные услуги… Он ведь, наверное, прописан… — Я сознательно запутывал ее своим невежеством. — Вы его внутренний российский паспорт видели?
Она покачала головой.
— У него не было. Мы ведь при выезде сдавали внутренние паспорта. Я почти год вела его дела. У него никакой квартиры в Москве. И никакого российского паспорта…
Вот тебе на! Полный облом!..
Предполагаемая мной связка "Любович — девушка — Заказчик" при проверке распалась в первом же звене…
Любович, выходит, активизировался на другом направлении — паспорт его не был украден, на счета его фирм переводилась валюта для отмывания и расхищения. Его российским паспортом и квартирой, купленной на его имя в элитном доме, как и его счетами, пользовались подельники…
Ничего нового мне больше здесь не светило.
Я мог со спокойной совестью прощаться.
Я перевернул альбом, он снова открылся на первой странице.
Высокий рыжий парень рядом с морщинистым стариком-мафиози обращал на себя внимание. Узкое лицо, острые лисьи уши, выступающий лоб — пуля… Если прибегнуть к сравнению из животного мира, лисенок. На вид можно дать и восемнадцать лет, и двадцать восемь…
Круг знакомых у мафиози — всегда криминал…
— А это кто?
— Не знаю. Я спросила мужа, он только засмеялся: "Лисенок…" Илана взяла у меня из рук альбом. Закрыла, отложила в сторону. — Он прилетал на одни сутки. Кажется, из Германии. Наутро муж отвез его в Аэропорт…
— Потом вы его тоже видели?
— Один раз и, между прочим, недавно. Здесь, на Кинг-Джордж. Но он меня не узнал…
Когда я вышел, было уже темно.
Ехать в офис к Леа было поздно.
Вокруг я снова не увидел ни одного прохожего. Только припаркованные машины… Всюду. На тротуарах и вдоль улицы. Да еще беспородные израильские кошки с грязными отметинами на переносье — вечном неизгладимом следе их беспутной уличной жизни…
