думаю, нам следует разорвать контракт.
Ее глаза стали круглыми.
— Разорвать? — повторила она. — Ты имеешь в виду, что хочешь закончить наш брак сейчас?
— Нет. Я хочу остаться в браке, — пояснил он.
— Остаться в браке? — снова повторила она.
— Именно. — Алек кивнул. — Навсегда.
Она молча стояла и смотрела на него.
— Мне придется когда-нибудь иметь детей, — сказал Алек.
Хестер даже не моргнула.
— Я думала, у тебя еще много лет, чтобы решить этот вопрос.
— Я его уже решил. — Алек наблюдал за ее реакцией с большим вниманием. — Не стану лгать. Я не думал, что хочу детей. Отчасти потому, что не хочу взваливать на них слишком тяжелую ношу. Но, возможно, чем раньше я заведу детей, тем дольше буду королем, а они смогут жить своей жизнью, делать карьеру, воплощать свои мечты.
Она все еще смотрела на него и не шевелилась.
— Мы подходим друг другу, Хестер, и можем стать хорошей командой.
Почему она не улыбается? Почему она смотрит на него так потрясенно, словно он сказал что-то безумное? Почему он чувствует себя так, словно пытается бежать по болоту в шерстяных носках?
— Ты намерен осесть… для этого? — спросила Хестер.
— Что ты имеешь в виду? Я вовсе не собираюсь оседать, Хестер.
— А как же твои мечты, Алек?
— Мои… что?
— Твои мечты.
Он потряс головой, потому что это не было сутью. Это вообще никогда не рассматривалось.
— У тебя их нет? — тихо спросила она.
Алек прищурился, а Хестер подошла к нему чуть ближе. Она прекрасно скрыла свои эмоции, общаясь с отвратительными кузенами, но теперь фасад ее невозмутимости дал трещину, из которой вырывался огонь.
— А как насчет моих?
— Ум… э-э-э…
— Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой в браке, — уточнила она, — родила тебе детей. Значит ли это, что ты в меня влюблен?
Хестер затаила дыхание, но на этот раз ее очаровательный быстрый на язык супруг лишился дара речи.
— Ты не думал об этом, — пробормотала она. — Ты так сосредоточился на бунте против контроля короны; традиции, отец — все давили на тебя. Неужели ты согласишься на такую малость, захочешь жить пустой жизнью?
Алек прищурился:
— Кто сказал, что она будет пустой?
Неужели он встревожился, что она забеременела, и решил, что будет лучше предложить ей постоянную сделку? У нее щемило сердце, потому что на какую-то долю секунды ей захотелось поверить, что в нем проснулись настоящие чувства?
— Пока мне кажется, что я неподходящая кандидатура, — заявила она.
— Ты прекрасно подходишь и сама знаешь, что мы можем делать эту работу.
— Я хочу большего, чем просто делать какую-то работу.
А когда она ему наскучит, что тогда?
— Мы во многом похожи, Хестер, — настаивал он. — Ты же по-настоящему всего этого не хочешь тоже. Ты с радостью приняла предложение брака по расчету.
— Временно — да. Но в действительности я очень хочу «этого всего».
Она хотела получить все — брак и детей, семью, основанную на любви. Она желала любви, которой не имела после смерти родителей. Ирония судьбы заключалась в том, что именно благодаря уверенности, которую дал ей Алек, и его высокой оценке она наконец осознала, что может и хочет.
— Я заслуживаю «всего этого».
— Ты можешь получить все здесь.
— Что именно? Что ты имеешь в виду, говоря «все»?
— Надежность. Безопасность.
— Да, мне это нужно. — Хестер смотрела на мужа широко открытыми глазами. — Только это не все. Это не самое главное в жизни для меня.
— Хестер, ты в этом нуждаешься.
— Ты действительно так думаешь? — Хестер испугалась. Неужели он считает, что как-то «помогает» ей? Спасает ее? Потому что видел ее ужасных кузенов? — Быть может, я просто завоевание твоего амбициозного докторского эго? — Она почувствовала боль. — Я не желаю быть им. Мне не нужна жалость.
— При чем тут жалость? — На первый план вышла надменность.
Хестер ему не поверила.
— Когда мы впервые встретились, ты был в ярости оттого, что должен жениться. Ты решил, что брак по расчету худшее из зол, и хотел бороться до конца. Но теперь ты решил, что это все, что тебе нужно. Что? Нечто искусственное, контрактное? Некая запись на бумаге?
— Нас едва ли можно назвать записью на бумаге, когда мы в постели, Хестер.
— Это просто… Для тебя это всего лишь секс. Ты не хочешь ничего по-настоящему эмоционального.
Алек стиснул зубы, и в его глазах появилось подозрение.
— А ты?
Она посмотрела на него с грустью.
— Я долгое время никого не подпускала к себе. Неужели ты думаешь, что я чувствую к тебе нечто большее, чем простое физическое желание?
Алек был потрясен.
— Хестер…
Но она из последних сил старалась сохранить самообладание.
— Я не хочу оседать, обустраиваться только ради надежности и безопасности. Я хочу все, Алек.
Он скрипнул зубами.
— Что такое «все», Хестер? Лунный свет и волшебные сказки?
— Любовь для меня не волшебная сказка. — Она покосилась на мужа. — Мои родители очень любили друг друга. Думаю, твои тоже.
Алек превратился в статую. Но Хестер уже не могла не позволить своим эмоциям выплеснуться сквозь некогда непроницаемую завесу самоконтроля. Ее способность оставаться спокойной — носить маску — исчезла.
— Да, это и есть все, чего я хочу. Любви. И, честно говоря, я хочу любви с тобой.
Алек, кажется, на несколько мгновений перестал дышать.
— Я не могу сказать того же тебе.
Конечно, не может. Наступил самый жестокий момент в ее жизни, когда она оказалась так близко, но так далеко от единственного мужчины, которого по-настоящему хотела.
— Дело не в тебе…
— Не надо. — Она подняла руку в предостерегающем жесте.
— Я не могу предложить этого никому, Хестер. — Он решительно зашагал по комнате. — Никогда не делал этого и не сделаю. Это не мое.
— Это трусливый компромисс. Почему? Чего ты боишься?
— Я ничего не боюсь, — отмахнулся он. — Я просто хотел…
— Чего? Чтобы я чувствовала себя лучше? В безопасности?
Алек уставился на нее недобрым взглядом.
— И что же в этом плохого?
— Мне не нужно, чтобы ты заботился о моей безопасности. Мне не нужно, чтобы ты играл роль охранника в моей жизни. Мне приходилось сталкиваться с… не самыми хорошими людьми, и я с ними справлялась без тебя.
Он судорожно сглотнул.
— Теперь я могу больше, чем выживать, Алек. Я могу бороться за то, что хочу. Ирония здесь в том, что так вышло благодаря тебе. — Она тряхнула головой. — Ты заставил меня почувствовать, что я могу.
Он не любит ее. Он хочет ее, да, но этого мало.
— Я по-настоящему хочу всего, и еще большего, с тобой. Но поскольку ты не
