Она сказала это Еве? Прямо тут, в ее доме? Когда она успела это сделать? С чего она… взяла…
— Я не…
— Постой, Скай. Я услышала это, и подумала, что я должна тебе сказать, чтобы ты знала: Кэри не был тем, кто был виновен в смерти моей дочери. На нее напал грабитель, а Кэри пытался помочь ей, и он вызвал полицию. Но Еве… нужно кого-то винить. Только так она сможет жить дальше, понимаешь? Из-за того, что того человека так и не поймали, она вынуждена вцепиться лишь в единственного человека, связанного с этим.
Я кивнула.
Значит, миссис Норвуд не думает о том, что это Кэри Хейл убил ее дочь. Она не винит меня в том, что я могла влюбиться в него.
— Поэтому, Скай, я хочу, чтобы ты перестала чувствовать вину, и стыдиться этого мальчика. Он по-настоящему добрый человек. Он не испугался, когда его обвинили, и он до конца, утверждал, что пытался помочь моей дочери… — мама Евы громко всхлипнула.
— Давайте… не будем говорить о том…
— Нет, мои слезы лишь способ показать, как я скучаю за своей девочкой, и в этом нет ничего плохого. — Миссис Норвуд промокнула глаза салфеткой. — Я просто испугалась, что ты из-за предрассудков, можешь почувствовать себя словно в ловушке. То же самое происходит с моей дочерью. Ева стала такой нервной, и раздражительной. Такой зажатой. Может быть… ты не будешь обращать внимания на ее поведение… и просто… просто… будешь ей хорошей подругой?
Что, черт возьми, это значит? Миссис Норвуд подумала, что я могу отказаться от Евы, из-за того, что она плохо относится к Кэри Хейлу?
Я набрала полную грудь воздуха:
— Я никогда не отвернусь от Евы. Кроме того, я знаю, что у нее кошмарный характер, и я не обращаю на него внимания. — Мой голос осип. — Но я… я рада, что вы сказали, что думаете… что Кэри не виноват…
— Я сказала это, чтобы ты не стыдилась своих чувств, милая. Испытывать любовь и стыд одновременно это очень плохо. Самое худшее чувство на свете, поверь мне, дорогая.
* * *
Я закуталась в одеяло, в комнате Евы, и склонила голову на плечо. Разговор с миссис Норвуд, высушил меня, и теперь я чувствовала усталость, и в то же время облегчение. Она не винит Кэри Хейла, но, к сожалению, она права: это ужасно, когда тебя наполняют противоречивые чувства.
Я посмотрела в крошечное окно Евы, на луну. Мысли продолжали крутиться вокруг Кэри, словно навязчивая идея. Мое сердце всегда бьется чаще, когда он рядом со мной, но сейчас, когда я вспомнила его, произошло то же самое. Я устроилась на кровати Евы, и закрыла глаза. Впервые за долгое время, я не боялась уснуть. Я хотела увидеть ЕГО во сне.
«Я сказала, чтобы ты не стыдилась своих чувств, милая».
Стыжусь ли я? Нет. Все дело в том, что я не уверена в нем. Несмотря на то, что Кэри Хейл всегда рядом, я не до конца поверила ему, и я не могу просто прийти к нему, и сказать, что буду вместе с ним. Это будет нечестно, потому что мы с ним заслуживаем большего.
Я удобнее устроилась в одеяле, продолжая вспоминать Кэри Хейла.
Я не чувствую себя рядом с ним в опасности, даже наоборот. Рядом с ним, я чувствую себя уютно, словно он — мой человек, моя родственная душа, словно у нас есть нечто общее, что связывает нас, кроме моих неясных воспоминаний. Это нравится мне, но из-за того, что Кэри Хейл, утверждает, что мои воспоминания неправдивы, я теряюсь. Ведь я должна сделать выбор. Решить, кому должна доверять — ему, или себе.
Я перевернулась на спину, открывая глаза, и увидела его — он вновь нависал надо мной. Это сон, я знаю. Но хотя бы во сне я могу позволить себе это — позволить себе, насладиться его обществом, не спорить, не дерзить, не возмущаться, не подозревать.
Я ложу ему руку на шею, и он вздыхает, утыкается носом в ладонь.
— Ты приятно пахнешь, Энджел, — его шепот проникает вместе с лунным светом, льющимся из окна, мне под кожу. Он наклоняется ниже, и наши тела соприкасаются.
— Я хотел сделать это так давно… но не мог позволить этому случиться.
Сейчас можно, подумала я.
Мои пальцы легли Кэри Хейлу на обнаженную спину, и я позволила ему опуститься ниже. Его темные глаза, изучали меня в сумраке. Мне нравилось, что он смотрит на меня, словно между нами есть нечто большее, чем крупицы сна.
В следующую секунду он нежно прильнул ко мне губами.
Самый лучший поцелуй, в моей жизни.
Моя голова тут же опустела, когда рука Кэри Хейла легла на мою щеку. Он не прикасался ко мне так, в реальности, поэтому сейчас, я решила позволить себе это.
Я ведь сплю.
Его поцелуй не становился настойчивее, и мне нравилось это, потому что Кэри не торопил меня. Он был собой — неспешным, игривым, но в то же время уверенным в себе. Его губы спустились мне на шею, и я откинула голову, наслаждаясь чуткими прикосновениями.
Я вздрогнула, когда под моей головой раздался какой-то шум.
Телефон звонит.
Я с трудом разлепила глаза, и пошарила в темноте в поисках мобильника, продолжая думать о моем сне. Подобное с участием Кэри Хейла снится мне не в первый раз, и я, откровенно говоря не против этого, потом что лучше ненастоящий поцелуй Кэри Хейла, чем лунатизм.
Мне наконец-то удалось достать телефон, и ответить на звонок. Голос Евы на противоположном конце был нервным и обеспокоенным:
— Алло? Скай? Все в порядке? Я звоню не потому, что тебе не доверяю, я просто знаю свою мать.
Я нервно рассмеялась:
— Все в порядке, Ева, можешь не беспокоиться. Твоя мама ведет себя хорошо. Я немного задремала.
— О, я тебя разбудила? Прости, я не подумала. — Послышалось какое-то шуршание, затем: — Действительно, ведь уже час ночи! Пожалуйста, ложись спать, я больше не буду звонить.
— Хорошо.
Я выронила телефон из руки, зажмуриваясь. Отчасти мне было жаль, что мой сон закончился, но с другой стороны, я ведь не могу до такой степени сходить с ума по парню.
Надо с этим что-то делать.
Я сходила на кухню, выпила воды. Еще налила и забрала с собой стакан, чтобы не выходить вновь. Мне больше не хотелось спать. Я села за письменный стол, решив, сделать английский на пятницу. Я включила ноутбук, и проверила почту. Два новых письма. Один — стандартный с угрозами (надо будет попросить дядю Билла отследить адрес), и еще одно — напоминание о том, что в субботу будет вечеринка в честь дня рождения Эшли Хардман. Приглашение пришло мне еще вчера.
Я равнодушно закрыла их, и открыла документ, с моим сочинением, в котором не было написано ни единого слова. Я порылась на столе, среди вещей Евы в поисках ручки, или карандаша. Они все были исписаны.
Я открыла ящик стола, первый, второй, третий.
