Секретарь партийной организации турбохода Федун и комсорг Билкун беседовали с моряками, заглядывали на огонек в их каюты. Первый помощник капитана каждый день проводил политинформации о текущих событиях в мире и, в частности, здесь, на Ближнем Востоке.
Однажды после такой беседы машинист Анатолий Кривчун предложил:
— Давайте все-таки построим спортивный городок. Завтра начнем, а в субботу закончим.
— Правильно! Это дело! — поддержали все моряки.
С ними охотно согласился и капитан. Энтузиазм людей надо было поддержать.
Вечером у доктора собралась обычная компания: старпом, второй штурман и четвертый механик. Мрачноватая обстановка и этих, обычно не унывающих людей привела в минорное настроение. Пили хороший «докторский» чай. Семененко считался на судне первым специалистом по его заварке. Старпом тихонько бренчал на гитаре, напевал:
Вы слышите, грохочут сапогиИ птицы ошалелые летят!
Доктор отобрал у него гитару, пообещал сыграть марш пооптимистичнее, однако от темы уйти не смог и запел:
Надежда, я вернусь тогда,Когда трубач отбой сыграет…
— Э-э, доктор, отдавай инструмент, устрою вам героику с патетикой! — пообещал старпом.
Он бодро гремел струнами, про себя угукал, затем вырвались слова:
Здесь вам не равнина.Здесь климат иной,Идут лавины одна за одной.
— Ну, вот! То, что надо, — одобрил штурман.
А старпом продолжал дальше:
И можно свернуть, обрыв обогнуть,Но мы выбираем трудный путь,Опасный, как военная тропа.
Но песня натолкнула на новую тему для разговора. Механик и штурман принялись обсуждать важный в данной обстановке вопрос: что лучше — утонуть в море или погибнуть в горах.
— Ребята, а вы не можете поговорить о чем-нибудь другом? — не выдержал доктор.
— А чего о другом? — огрызнулся горячий четвертый механик. — Вчера вон залетела шальная пуля на спардек, а завтра, может, и снаряд залетит. Или какой-нибудь из этих птенчиков, — он кивнул на подволок, — уронит тебе на голову «феникс». Будешь потом… возрождаться из пепла. Эх, кабы маленькую пушечку! — мечтательно закончил он.
— Ну и что бы ты делал с ней? — поинтересовался доктор.
— Защищался бы до последнего! — торжественно поклялся механик.
— Детство, — резюмировал старпом. — Никто не собирается по тебе стрелять. Мы мирное торговое судно, и нас защищают международные законы.
— А вот на «Фарабе» был случай, — не унимался малоопытный четвертый механик. — Пришли они в Бейрут…
— А что, братцы, — поднялся старпом, — пора и нам всем в люлю. Завтра ведь рано вставать. Дел много, да и… будем строить наш олимпийский стадион.
— Пошли! — поддержал Полищук.
— До завтра!.. Гуд бай!.. Бай-бай!
— Не НЗ ли чая хранишь в этих сумочках, доктор? — кивнул старпом на два битком набитых подсумка с красными крестами, висевших у входной двери.
— Угадал, Владимир Иванович, НЗ, — рассмеялся доктор.
Как только заварилась кутерьма, доктор в оба подсумка уложил самое-самое: шприцы, бинты, вату, дефицитные лекарства. Отдельно упаковал санпаспорта экипажа. Так он чувствовал себя более готовым к неожиданностям.
Доктор некоторое время постоял у иллюминатора, вглядываясь в бархатную темень, а затем быстро разделся и лег в койку…
Проснулся он от сильного удара. Перед глазами плыл хоровод звездочек, сильно ныло правое плечо. Он сначала никак не мог понять, почему сидит посреди каюты. Казалось, чем-то ударило по голове и в бок тупым и тяжелым… Дребезжал резкий сигнал общесудовой тревоги…
Семененко схватился и, как был в одних трусах, выбежал в коридор. «Стоп! Я же почти голый, успею одеться…» — мелькнуло в голове. Вскочил снова в каюту. «Где же мои новые носки?» — подумал доктор и начал в темноте шарить в ящиках шкафа.
«Тьфу! Что за чертовщина? Причем тут носки?» — очнулся он, наконец, ругнулся, мигом оделся, сорвал с крючка подсумки и вылетел в коридор.
Надстройка наполнилась неприятным запахом. Хлопали двери, все бежали на верхнюю палубу, и Семененко устремился туда же.
…12 октября 1973 г. в 00.45 увидели вспышки, возможно взрывы, далеко в море, в 00.55 машину перевели в постоянную готовность.
01.03 с моря летит ракета, взрыв. Дали сигнал общесудовой тревоги. Еще попадание ракеты. Взрыв. Следующие три ракеты прошли в сторону порта в непосредственной близости от форштевня. Включили палубное освещение, не горит, нет питания. Оба взрыва в правом борту. Ракеты выпускались с расстояния менее одной мили с ракетных катеров. Выбиты иллюминаторы. Ломаем дверь в радиорубку. Заклинило. Устанавливаем связь с Москвой и пароходством. Передача аварийной РДО. 01.10 доклад 2-го помощника — пробоины, в трюмах № 2, 3, размеры примерно 3,0×1,5 метра в районе ватерлинии. Видно пламя…
(Из судового журнала тб/х «Кременчуг»)
Мостик на судне — святая святых капитана и штурманов. Здесь в походе «служба морю» не прекращается ни днем ни ночью. Велась она на «Кременчуге» и во время рейдовой стоянки. С ноля часов вахта второго помощника, но на мостике находились и капитан, и первый помощник. Им не спалось…
Вдруг они увидели, как из-за нашей «Печоры», груженной лесоматериалами, выскочил катер и с его борта выстрелили. Первой же ракетой израильтяне попали во второй трюм «Кременчуга». Вторая ракета неслась в сторону порта, но домчать свой разрушительный груз не успела — ее влет расстреляли части береговой охраны. Значит, были наготове.
На палубе собралась почти вся команда, заглядывали, свесившись за борт.
— Ракетой, гады, ударили, выше ватерлинии… — возмущался кто-то в темноте.
Доктор перегнулся через планширь. В борту чернела огромная рваная пробоина… Турбоход дал задний ход.
Вдруг все услышали вой, а затем увидели: в сторону судна неслось кроваво-красное пятно. Ракета! Она сделала два виража и устремилась к «Кременчугу». В одно мгновение мелькнуло длинное узкое тело на фоне алого реактивного выхлопа, и… Раздался оглушительный взрыв. Турбоход качнуло. Люди едва устояли на ногах. Тут же сыпанули осколки. Кто-то выглянул из надстройки и крикнул:
— Всем укрыться в помещение!
Четвертая ракета летела в порт, но, задев воду и срикошетировав несколько раз, взорвалась. Пятую ракету (с мостика хорошо видно было) израильские пираты выпустили в «Красноводск», стоявший за молом. Несчастья не произошло: задев волнолом, ракета взорвалась.
Заложив вираж — вспенился в темноте бледный бурун, — катер стрелой ушел в море.
Гордиенко подал ряд четких команд. Первый шок прошел: все люди быстро встали на посты по аварийному расписанию.
Капитан внешне вел себя спокойно. По мостику ходил неторопливо. Можно было лишь догадываться о буре мыслей и чувств, одолевавших его.
Вместе с доктором вернулся старпом.
— Роман Владимирович, две пробоины: во втором и третьем трюмах.
— Топливные танки?
— Не задеты… Видимо. Но в обоих трюмах начался пожар.
— Вахтенному механику — пожар во втором и третьем трюмах. Откройте паротушение, запустите пожарный насос, осушайте второй и третий трюмы!
— Старпому — разбейте аварийные партии на две. Тушение пожара во втором трюме возглавить второму помощнику Полищуку. Третий трюм за вами, Владимир Иванович. И общее руководство тоже ваше. На случай, если возникнет пожар в средней надстройке, создайте группу во главе с третьим механиком. В машинном отделении всеми работами руководит стармех.
Доктора удивил старпом. В обычной обстановке веселый, быстрый на выдумку, он любил побалагурить. Можно было ожидать, что сейчас он будет торопливо командовать. А он, напротив, действовал замедленно, как будто сдерживая себя. Команды отдавал твердым голосом, если нужно было — повторял, но не горячился, ни на кого не кричал, не суетился. А ведь на его плечи легли тяжелейшие обязанности.
Хладнокровие и спокойствие старпома благотворно действовали на общую атмосферу мостика. Вот он, согласовав какие-то дела с капитаном, исчез и руководил уже на главной палубе.
Доктор выяснил для себя самое важное: пострадавших людей на судне нет. Он задержался еще какое-то время, чтоб уяснить, где его помощь нужнее.
— Палубное освещение включено! — доложил капитану прибежавший электрик.
— Добро! Направьте все прожекторы на трубную марку!.. Пусть смотрят, негодяи, в чье судно стреляют…
Тут же Гордиенко связался по УКВ «Корабль» со всеми советскими судами, сообщил обстановку и попросил быть готовыми оказать помощь. Теплоходу «Сангар» поручил доложить о происшедшем Дружникову.
