Вышколить, как я поняла из рассказа Ольги, означало совершенно сломить психику девушек. Их все время насиловали, били и заставляли употреблять наркотики, приучая к зависимости от них.
От рассказа Ольги по коже пробежал мороз. Ей выпала еще более тяжелая доля, чем мне. К тому же она была моложе меня. Я снова вспомнила про Оксану. Что с ней случилось? Где она была теперь? Ах, Оксана, бедная Оксана! Почему мужчины так обращаются с детьми? Почему? Почему мужчинам вообще нравится ходить к проституткам, которых они называют унизительными словами? Почему они не удовлетворяются своими женами, невестами и подругами, остающимися дома?
Когда мои клиенты расплачивались, в их бумажниках я видела фотографии женщин или детей. Иногда я ловила себя на том, что у меня сжималось сердце от зависти к этим женщинам. Им не довелось пережить то, что выпало мне. Я завидовала также их детям, у которых был отец, ведь у меня никогда не было отца. Я завидовала всем, кто никак не был связан с проституцией.
За что мне все это? Зачем вообще существует проституция?
– Вы, девки, представительницы самой древней профессии в мире, – шутил обыкновенно Арон, когда мы сидели на кухне и отдыхали после тяжелого дня.
– Он прав, – пояснила мне докторша. В античной Греции и в Римской империи были бордели, дома терпимости. В этих борделях работали женщины. А вот мужских борделей, куда могли бы ходить за удовлетворением своих сексуальных потребностей женщины, не было.
– Почему так?
– Бордели – это своего рода привилегии, которыми пользуются мужчины.
– А что, женщины не достойны привилегий?
– В нашем мире правят мужчины. А изначально власть они завоевали благодаря физической силе.
Странная это была теория. Что-то в рассуждениях докторши не сходилось. Но я не могла представить ей свои контраргументы. Хотя, будь я чуточку сильнее физически, я бы дала парочку хороших оплеух Марату и вышла бы из бани с гордо поднятой головой. И никто бы не заставил меня стать проституткой.
Глава девятнадцатая
Я не могу сказать точно, что заставило меня очнуться от того кошмара, в котором я прожила несколько месяцев подряд. Возможно, повлиял приезд Ольги. А может быть, сыграл свою роль пистолет, обнаруженный в сумке Марата. Я неожиданно осознала, что своей пассивностью я не только разрушаю свою душу, но и хороню навсегда свое будущее. Татьяна, по крайней мере, верила в мифическое освобождение, но со мной все было иначе.
После переезда на новую квартиру я потеряла всякое понятие о времени. В сущности, для меня не имело значения, пятница сегодня или понедельник, декабрь или январь. Клиенты шли и шли, и этому потоку не было конца. На погоду мне было наплевать, потому что я ни разу не вышла на улицу. К клиентам на дом ездила Татьяна в сопровождении Арона. Она же помогала ему делать покупки в магазинах. Меня из квартиры не выпускали. Марат мне не доверял. Временами я оставалась в квартире одна. Но это ничего не меняло – дверь закрывали на замок, и я не имела возможности ее открыть. Я могла бы выпрыгнуть из окна пятого этажа и разом покончить со всем этим, но на окнах не было рукояток. Однажды я подумала пустить в ход пистолет, но оказалось, что в нем нет патронов. Единственное что мне оставалось делать в пустой квартире, – это спать или смотреть в окно. И мне это нравилось.
Я стояла и смотрела на «Глобус», мой космический корабль, который должен был унести меня в другой мир, подальше от этой серой действительности. Все вокруг меня было серым: сутенеры, клиенты, дома, погода… Почти все время шли дожди. В небе нависали свинцовые облака, которые временами задевали за белый купол «Глобуса». Было такое ощущение, что я как будто отсиживаю бесконечный тюремный срок – наказание за мою излишнюю доверчивость к людям, за мою наивность и глупость.
Но в душе все же тлела искорка надежды. Что-то должно произойти. Не может же это длиться вечно. Что-то будет, я верила в это. И это произошло – приехала Ольга.
Ее появление встряхнуло меня. Так относиться к ребенку было не по-человечески. Невинное, всеми обманутое дитя! Что станет с Ольгой через месяц или два? Превратится в наркоманку, как мы с Татьяной? Станет психически ненормальной? А может, кончит жизнь самоубийством? Или согласится со своим положением и проработает много лет на Марата и К°?
В первый свой день здесь Ольга сидела как напуганный воробышек на своей кровати и вертела головой.
– Девочки, скажите что-нибудь, – жалобно попросила она.
– А что тебе сказать? – откликнулась Татьяна. – Ты тоже будешь работать.
– Работать? – вскрикнула я. – Ты это называешь работой?
– Эй, не бузите, старушки! – закричал из гостиной Арон. – Мне надо поспать.
– Это рабство ты называешь работой? – прошипела я, убавив голос.
– Работа как работа. Тут в Швеции намного лучше, чем в Москве. Здесь у меня, по крайней мере, крыша над головой.
– Они же тут над нами издеваются! Унижают!
– А, одна или две оплеухи не считаются. Какое же это издевательство? Тебя что, папаша никогда не бил?
– У меня не было отца, а мать пила, ты знаешь это. Я выросла с бабушкой.
– Вот видишь? – победоносно произнесла Татьяна. – Что, тебе лучше было тогда?
– Меня никто и никогда не бил. Никто не принуждал становиться на колени, – я опять сорвалась на крик. – Никто не вынуждал заниматься проституцией!
Ольга заплакала.
– Прости, Оля, я не хотела тебя обидеть, – обратилась я к ней.
– Какой ангел! Ты полагаешь, что я захотела стать проституткой по собственному желанию?
– Вообще-то да.
– У меня не было выбора, – возразила Татьяна. – Мне нужно было вытащить из детдома брата. Они там над ним издевались, избивали и… и…
Татьяна тоже разразилась слезами.
– У человека всегда есть выбор, – произнесла я.
– Так чего же ты тут сидишь? Иди, уходи отсюда.
Я замолчала.
– Ну, что же ты не уходишь?
– Ты хорошо знаешь. Я не могу…
– Ты только что сказала, что у человека всегда есть выбор. Твой выбор – выставлять свою п… на всеобщее обозрение. Причем совершенно бесплатно. Я-то хоть получаю за это деньги.
Татьяна была права. Ведь я могла и не делать этого, но… ценой избиения. Меня бы забили до смерти, и я бы тогда перестала быть рабыней. Но я выбрала жизнь, а значит, выбрала проституцию и рабство.
– Нет, – сказала мне докторша, – ты выбрала шанс выжить.
– Ты называешь этот ад жизнью?
– Нет, но ты же выжила. Теперь ты свободный человек.
– Я больше не человек. Я живой труп.
– Нет, ты не труп. – Докторша мягко дотронулась до моего плеча. – Труп совершенно безразличен к страданиям других. А ты не была такой.
Я подумала про Ольгу. Маленькая напуганная птичка… Мне было трудно заснуть в ту ночь. Я лежала и размышляла. Впервые за многие месяцы я думала так, что у меня раскалились мозги. Что-то нужно было придумать. Я должна, и все тут!
На первом месте стоял, конечно, побег. Добыть ключ от квартиры и удрать, когда все спят. Потом пойти в полицию, хотя тут была закавыка. Полиции я боялась. Я не знала местного языка, у меня не было денег, и я не знала дороги. Спрашивать кого-либо об этом на улице я опасалась. Но даже если мне удастся добраться до полиции, кто мне поверит, что я была рабыней? Никто.
Однажды Арон, пребывая в хорошем настроении, рассказал нам, что Швеция – благополучная и богатая страна. К тому же почти социалистическая. А в социалистической стране рабство было исключено. Это мы учили в школе.
Арон еще говорил, что в Швеции совсем нет бедных. Если у тебя нет работы, можно жить на социальное пособие в размере тысячи долларов в месяц. Тысяча долларов! Такую зарплату в России получают не все директора фирм. Это звучало как в сказке!
В этой стране, рассказывал нам Арон, всем одинаково хорошо. Образование бесплатное, медицинская помощь тоже почти бесплатная. Даже наркоманы могли получать бесплатные инъекции. Он не был уверен, что понял правильно, когда в одной газете прочитал, что один инвалид получал бонусные чеки на посещение проституток, ведь инвалидам тоже надо удовлетворять свои мужские потребности.
– Девки, вы, наверное, и представить не могли, – смеялся Арон, – что можно получить пособие на то, чтобы трахать проституток? Вот как государство может заботиться о своих гражданах!
Я не поверила Арону. Получать пособие и не работать – нет, такого быть просто не может. Откуда же тогда деньги берутся? Он, наверное, что-то недопонял.
– Между прочим, я тоже получаю социальное пособие, – неожиданно сказал Арон.
– Ты же работаешь на Марата, – с подозрением посмотрела на него Татьяна. – А пособие, по твоим словам, получают безработные.
– Глупые вы курицы, я же не говорю шведам, что работаю. Что я им скажу – что проституток пашу?
Слушая Арона, я поняла, что в полицию идти неразумно. Кто мне поверит, что нас ежедневно избивают в стране, где, если верить Арону, даже ребенка нельзя по заднице шлепнуть. А я им что расскажу? Что меня избили до крови за то, что я отказалась удовлетворить желание одного клиента, который сначала пописал на меня, а потом попросил слизать с тела его мочу?
