За окнами ночь. Женщина склонила голову на плечо мужчины. Она не спит.
- Думаешь, тебе удастся восстановить свою практику?
- Не бойся, мы еще вернемся! Но сейчас нам нельзя было больше оставаться. Сама же знаешь: доктора Вагнера они арестовали прямо в постели. А ведь он даже не был членом партии.
Женщина встает и прикрывает пледом мальчика, лежащего на скамье.
Колеса все стучат и стучат: ра-та-та! ра-та-та!
Саламанка. Лето 1936 года. Словно лихорадочное дыхание проносится Жаркий ветер по улицам города. Толпы людей. Они кричат, размахивают руками. Ревут грузовики с орущими фашистами. Они пьяны, и в руках у них винтовки. Перед железнодорожным мостом через Тормес - баррикады. Тормес узок, как ручеек.
- Где же республиканская полиция?
Газетчики выкрикивают: "Марокко в огне!", "Франко! Франко!"
- Неужели и здесь теперь начинается? Альберт! Не прошло и двух лет! Скажи, скажи мне!
Мужчина обнимает маленькую женщину, целует ее и говорит:
- Не плачь! Все это пройдет, как чудовищное наваж дение. Это должно кончиться, и я вернусь.
- Ты уезжаешь?
- Да, я нужен там...
- А мне ты не нужен? А мальчику, нашему сыну?
Мужчина вытирает ей слезы.
- Нет, вам нельзя здесь оставаться, - говорит он. - Поезжайте в Мадрид. Вот тебе адрес. Мадрид выстоит.
- И ты все знал, Альберт? Почему же ты ничего не сказал мне?
- Вот ты опять дрожишь, Ганна. Видишь ли, этого я больше всего и боялся. Боялся твоего страха.
В комнату входит мальчик. Он говорит:
- Казармы горят! - Он подходит к выключателю. - И тока нет! Неужели фашисты и сюда придут?
- Сегодня ты можешь не ходить в школу, Георг, но выходить из дома тебе тоже нельзя. Для детей это очень опасно.
- Мне уже шестнадцать лет, отец.
Отец улыбается:
- Ну, хорошо! Тогда оставайся за старшего в доме и не впускай сюда никого.
- Ты уходишь?
- Но я вернусь.
Мадрид - осажденная крепость. За Мансанаресом уже стоят вражеские пушки. Почти каждый день бомбежка. Тявкают зенитные орудия, свистят бомбы. Дома рушатся, засыпая жалкие переулки и кричащих людей. Это чужие самолеты бомбят город.
- Итальянос! Аллеманос! *
У немцев пикирующие бомбардировщики. Словно камни, они падают из облаков и воют, страшно воют. Крик ужаса поднимается над улицами.
Предместья изрыты окопами. Грохочут пушки, фашисты рвутся через реку. Женщины и дети дрожат. Неужели марокканцы прорвутся? Матери пугают детей: "Если ты не будешь спать, придет мавр и заберет тебя!"
Газетчики кричат: "Фашисты в Толедо! Франко в Саламанке!.."
* Итальянцы! Немцы! (исп.)
Маленькая женщина и вытянувшийся загорелый паренек с темными глазами работают в госпитале. Отец ушел врачом на фронт, в Интернациональную бригаду.
Бинты становятся твердыми от засохшей крови и гноя.
Георг уже многие месяцы не видит отца. Все время у него перед глазами кровь. Он слышит стоны раненых. Иногда его навещает мать, но она уже не плачет. Нет, она уже не дрожит. Но в волосах ее появились серебряные нити.
Ночью огромные прожектора выискивают в небе крохотные светлые точки, они не больше мухи. Орудия выплевывают огонь. Из облаков с ревом мчится что-то прямо к земле. Мгновение Георгу кажется, что вот-вот его раздавят. Вдруг делается светло как днем. Вспыхивает огромный костер, и Георг видит, как прямо посреди пламени, покачнувшись, рушится колокольня маленькой церкви. А в ней госпиталь. Раненые! Там его мать! У Георга темнеет в глазах, и он падает. Когда он снова встает, кругом уже все стихло. Тлеют балки разрушенной церкви. Георг ищет, но не может найти свою мать. Горою высится щебень над заваленными людьми.
Георг пишет отцу. Глаза парня блестят от жара и волнения. На голове окровавленный бинт. А в небе снова жужжат моторы фашистских самолетов. Неделю спустя приходит письмо от отца. Всего несколько строк, написанных на клочке бумаги. Письмо передал Георгу раненый поляк...
"8 ноября 1936 г.
Сынок мой! Война есть война... Вчера меня сильно ранило. Марокканцы пытались форсировать Мансанарес. Мы отбили атаку, но теперь я не смогу больше ходить. Мне очень хочется, чтобы ты был здоров. Ты должен быть здоров!
Твой отец".
Ноябрь. Ночи в горах холодные и сырые. Георг пробирается по заснеженным Кордильерам. Он весь оборван и ничего не чувствует, кроме голода и страха. Но на груди у него спрятано письмо.
Из Карабанчели самолеты совершили налет на Мадрид. Снова засвистели бомбы. Должно быть, Георг сошел с ума: он выбежал на середину улицы, где уже были марокканцы, и упал. На следующий день кто-то нашел его почти безжизненное тело и бросил на груду трупов. Здесь он пролежал, пока не померкли звезды и на востоке не показалось солнце. Трупы были все как деревянные. Георг отполз в сторону.
И в Испании зима холодная. Тепло можно найти только у людей. Но сейчас война, и люди враждуют друг с другом.
Георг останавливается у крестьян. Они пугливо оглядывают паренька с дикими, горящими глазами.
Долго он бродит по стране. Иногда его подвозят на маленькой тележке, в которую запряжен ослик. Георга мучит голод, и он крадет кукурузу. Его бьют. Вечно его мучит голод. Но на груди он носит с собою письмо. И порой ему делается стыдно, что он просит милостыню.
Наступает весна. Весной уже легче странствовать. Девушки приносят ему что-нибудь поесть. У него осталось ведь только письмо. И он все меньше и меньше понимает, что в нем написано.
Ах, да! Отец! Но где же отец? К лету Георг добирается до порта Виго. Отсюда уже видно море!
Никто не видел, как юноша тайком пробрался на английский корабль и спрятался в угольном бункере. Тут было тепло и пыльно. Георг начал чихать, и кочегары вытащили его на белый свет. Англичане страшно ругались, и кулаки у них были очень тяжелые. В Санта-Крус они высадили Георга на берег.
3
Небо над городом начинает темнеть. Солнце спряталось за горы. Из-за моря ползет ночь. На улице звучат гитары.
Под стеной, возле старой маслины, вспыхивает огонек сигареты, освещая на мгновение узкое лицо Георга. Руди жует травинку:
- А об отце ты так больше ничего и не слышал?
Георг затягивается и качает головой. Но немного спустя говорит:
- Может быть, мне и удастся когда-нибудь снова его увидеть.
- А вдруг он тебе писал и, не получив ответа, решил, что тебя тоже убили?
- Может быть.
- Почему бы тебе не написать ему еще раз? Ведь он...
- Перестань! Сколько раз я сам думал об этом! - Георг выбрасывает окурок.
Пораженный Руди молчит. Долгая тишина. Рядом в саду кричит какая-то птица.
- А что ты теперь собираешься делать? - спрашивает наконец Руди.
Георг пожимает плечами:
- Что-нибудь. Сам не знаю что... Здесь хоть тихо, не стреляют.
- Ну, а если завтра тебя опять бить будут?
Георг смеется:
- Пустяки! Я к этому привык.
- И обносился же ты! Откуда тебе новое-то взять?
- Тебе что, стыдно со мной? Так нечего тогда и разговаривать. Можешь катиться ко всем чертям!
- Нельзя же тебе больше так ходить!
- Почему нельзя? Ко всему привыкаешь. - Георг поднимается с камня и говорит: - Ну, у меня еще дела.
- Георг, - упрашивает его Руди, - пошли со мной на корабль! Нам как раз не хватает юнги в кают-компании!
Георг смеется и умолкает. Он протягивает Руди руку на прощание.
- Георг... Идем!
- Прогонят они меня, приди я в таком виде.
- Можешь с нами доплыть до Испании, только сказаться надо капитану... или в Гамбург.
- Нет, не хочу.
- И нечего тебе бояться! Совсем ведь все не так, как ты себе представляешь.
- Ты думаешь? А почему мои родители в Испанию уехали? Что делали там немецкие самолеты? Я знаю все это лучше тебя.
Руди чувствует, что ему не удастся убедить Георга.
Ведь Георг сам видел столько страшного, сам столько пережил! И все же Руди не хочется верить. Нет, ему ничему этому не хочется верить.
- Разве красные не напали на крейсер "Германия"? И бомбы ведь на него сбросили! *
- А что этому крейсеру там понадобилось? Да ты никогда ничего и не слыхал о разрушении Герники **, о на
* Для того чтобы оправдать посылку войск в Испанию, гитлеровцы сочинили басню о "нападении" на их крейсер.
** Испанский городок Герника, где не было никаких военных объектов, был сметен с лица земли фашистскими бомбардировщиками для "устрашения" населения.
лете на Альмерию. Да кому я объясняю? У вас всех там головы заморочены!
Руди молчит.
- Ну, мне пора! - говорит Георг.
- Давай, я немного провожу тебя! - предлагает Руди и спрыгивает со стены.
Шагая рядом, они спускаются к городу.
- Знаешь, Георг, мы могли бы им что-нибудь другое рассказать. Ведь у нас на корабле тебя никто не знает.
- Все равно они прогонят меня. А новую рубаху купить мне не на что.
- Да я тебе достану! И тайком проведу прямо на борт.
- Э-э! Это я все знаю! Потом так отдерут, что живого места не останется.
- У нас тебя никто не тронет.
