— Я видела полицейскую машину, — ответила миссис Райт.
— Нет, меня интересует совсем другое. Видите ли, я — адвокат и работаю на Роберту Музетту. Время от времени шериф привозит мне кое-какие материалы — иногда нам не хватает времени, чтобы все сделать в рабочее время…
Соседи с севера — тридцатилетняя супружеская чета с двумя отпрысками десяти и двенадцати лет предложили мне зайти в дом и выпить кофе — или пива. Сибилла Дейн работала в школьной столовой, Мэт служил по телефонной части. Я снова рассказала про букет цветов и объяснила, по какой причине ко мне заезжал шериф. Но они ничего не видели. Они были очень любезны и сожалели, что мы не познакомились раньше. Из них вполне могли выйти добрые знакомые.
В пятницу Роберты не было. Она позвонила Пегги, но свое отсутствие объяснять не стала. Я тоже решила не вмешиваться: если Роберта не считает нужным говорить со мной — не надо.
Все мои мысли сосредоточились на субботе. Вечер прошел прекрасно. Том много говорил о себе.
Когда я протянула ему бокал вина, он сказал:
— У тебя отличный маникюр.
— Спасибо. Кстати, я вспомнила, что я хотела задать тебе один вопрос. Николь сказала, что вы не ладите с Уортоном. Это тот старик в бейсбольной шапочке, который всегда сидит в кафе и смотрит на всех волком?
— Уортон — точно, — кивнул он, смеясь. — Но почему она об этом сказала?
— Чисто случайно. Она спросила, с кем я здесь уже познакомилась, и, когда я упомянула тебя, она заметила, что ты весьма симпатичный мужчина и к тому же довольно скромный. Я сказала, что ты — самый дружелюбный человек в Коульмене. С кем я могла тебя сравнивать? С Робертой? Тогда она и возразила, что вы с Уортоном воюете с тех самых пор, как ты сюда приехал.
Он, смеясь, покачал головой и отхлебнул из бокала.
— Уортон, — повторил он. — Я купил участок, на который он давно косился, и он потерял покой. Говорят, что в глубине души он человек очень добрый, но я не могу в это поверить. Он меня на дух не переносит.
— Понятно, — сказала я и вернулась на кухню. Пора было отнести в столовую жареный картофель, салат и брокколи, пока говядина доходила на рашпере. — А ты не пытался поладить с ним?
— О, я пытался во всем идти ему навстречу, но он умеет создавать конфликт на пустом месте. Его коровы ушли из загона, и он сказал, что это я открыл ворота. Его изгородь оказалась поваленной в одном месте, и он утверждал, что это я въехал в нее, потому что кроме меня никто не пользовался этой дорогой. Он потребовал, чтобы я починил ее, и я согласился. Но он на этом не остановился. Когда я проезжаю эту развилку, что ведет на шестнадцатое шоссе, он стоит у обочины и грозит мне лопатой. — Том снова усмехнулся. — Я не могу починить его — вот в чем штука.
— Расскажи еще что-нибудь, — сказала я. — Обеду это не помешает.
— Я понимаю — последние годы были для него не лучшими в жизни. Его жена умерла и оба сына его покинули, хотя он надеялся, что один из них останется и будет заботиться о его ранчо. И я думаю, что собственность значит очень много для таких людей. Но я слышал, что его ранчо не представляет из себя ничего особенного, поэтому его дети — собственно говоря, полноценные взрослые люди — не могут быть в нем заинтересованы. Они уехали отсюда и мне неизвестно, собираются ли они возвращаться — и навещает ли их Уортон хотя бы иногда. Очевидно, в таком случае он попросил бы меня или кого-нибудь из ближайших соседей присмотреть за ранчо во время его отсутствия, но, судя по всему, такого еще не бывало. Наверное, для своего возраста он работает слишком много. Ведь тут и земля, и животные — забот хватает, ну и, конечно, его раздражает, что не все идет так, как он хочет. В общем, этот злобный старик трудится только ради того, чтобы у него было место, где умереть… Может быть, я обманываю сам себя, но мне кажется, что будь я хоть сам Иисус Христос, он относился бы ко мне не лучше.
— Но чем он докучает тебе? Телефонными жалобами? Наездами на твою территорию?
— Конечно, нет — тогда бы у него были неприятности. Обычно он поджидает меня у развилки и выкрикивает свои требования. Либо ругается на меня в кафе. Когда я как-то зашел туда и взял себе чашку кофе, Уортон заявил: «Ночью ты повалил мою изгородь. Ты должен сделать так, как было». — Тогда я спросил его: «Какую изгородь?» — «Ту, что начинается после развилки на шестнадцатое». — Я сказал, что не делал этого, хотя, проезжая мимо, и заметил, что изгородь повалена. Но он возразил, что кроме меня никто не пользуется этой дорогой, а он сам, естественно, не станет себе вредить. Я езжу аккуратно и со мной не случается таких недоразумений, но, несмотря ни на что, он глядел на меня в упор и все повторял: «И ты, и я знаем, кто наехал на мою изгородь. Ты будешь ее чинить или нет?» Постепенно наш спор всем надоел, вокруг нас собрались завсегдатаи и вступили в разговор. Но ни один из них не сказал ему что-нибудь вроде: «Послушай, Уортон, с чего ты взял, что виноват Том?» Нет, они просто хотели, чтобы он ушел.
— А ты?
— Я сказал, что если он докажет, что я повалил его изгородь, я починю ее. А если нет, пусть оставит меня в покое. С такими людьми, как Уортон, по-другому нельзя.
— Очень жаль, — сказала я.
— Жаль, но что поделать? Ведь он пристает только ко мне.
— Неприятно жить по соседству с таким человеком, — сказала я, когда мы принялись за еду.
— Джеки, ведь ты была у меня, — отметил он, улыбаясь. — Плевать я хотел на все эти жалобы. У меня дома так хорошо и уютно, что, когда я смотрю на восход солнца и на закат, меня ничто не тревожит. После Лос-Анджелеса я не знаю, кого мне благодарить за свое счастье.
— Все самое неприятное мне уже известно, — сказала я. — Расскажи мне о своей жизни такое, что восстановит душевное равновесие. О своей семье, о том, как ты учился…
— А тебе не будет скучно?
— Наоборот.
— В моей жизни все, что не скучно, ужасно.
— Ну вот и расскажи мне что-нибудь скучное.
Глава восьмая
Детство Тома Лоулера было вполне обычным.
— Разве что я слишком хорошо учился в школе. А потом изучал социологию в Иллинойском университете и был отмечен.
— Ты служил в армии?
— Да, в 1970-м, отсрочка мне больше не полагалась. Но мне повезло — я не попал во Вьетнам, а провел два спокойных года в Северной Каролине. Тогда же я начал сотрудничать с разными университетами и в результате оказался в Колумбии.
Том был младшим из трех мальчиков, но только он был настоящим сыном своих родителей. Его старшие братья были приемными детьми: родители не думали, что у них могут быть свои дети, но через семь лет после того, как они взяли второго мальчика, родился Том.
