— Его брат умер в больнице, и на этот счет имеются все необходимые документы. А родители не могли пережить эту потерю и не оказывали никакой поддержки сыну, который был жив. Их поведение говорило о том, что в доме он остается весьма нежелательным гостем. Но несмотря на то, что мой клиент был изгоем в семье, он до последнего заботился о своем брате, любил его, навещал в больнице. Но потом в его уме возник замысел в котором он убивал брата, и хотя позже он избавился от этой иллюзии, обрел спокойствие, в результате вымысел все же взял верх над разумом. То, что с ним произошло, непрофессионал мог бы назвать нервным расстройством.
— Как же вы его лечили?
— Его поместили в лечебницу и, кроме того, я встретился с его матерью. После выписки его продолжали лечить амбулаторно. Так что невнимательность и грубое обращение легко могут стать причиной тяжелого заболевания.
— А других пациентов ты помнишь? — спросила я, подливая ему еще вина. — Может быть, приготовить кофе?
— Да, от кофе не откажусь. Но неужели тебе это интересно — такие истории?
— Конечно — ведь тебе интересно.
Я сделала кофе и вернулась в столовую. Он рассказал мне о женщине, избивавшей своих детей и пытавшейся снова сплотить семью. О священнике, религиозный фанатизм которого доходил до того, что прихожане боялись к нему идти. О человеке выдающихся способностей, пережившем трудное детство, но ставшем социопатом.
— Я не помню точно, с чем он пришел, и не знаю, правду ли он говорил. Но ему было что рассказать. Он учился в четвертом классе, когда отец почему-то решил взять его из школы. У его отца было обширное фермерское хозяйство — он выращивал пшеницу. Родители заставляли его работать — такого маленького — били и ругали за все. Отец держал в страхе жену, а к нему приставал с грязными требованиями. Правда, в этом не уступала и мать. Он подумывал о том, как бы прикончить их обоих, но я не думаю, что он собирался серьезно осуществить свой замысел.
Когда он пришел ко мне, ему было двадцать лет. У него оказалась фотографическая память и в высшей степени развитой ум. Для человека, закончившего всего четыре класса, он обладал выдающимися математическими способностями. Но при всем при том он был социопат.
— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
— Он не знал, что такое совесть. Он не мог завести не то что друзей, но и вообще поддерживать сколько-нибудь приемлемые отношения. Характер у него был ужасный, но он всегда считал, что прав он. Всегда. Он писал с ошибками, но стоило его один раз поправить и он больше этой ошибки не делал. Все, что мне нужно было знать, он сам сообщил мне — совершенно бесстрастно. В том числе и о своем характере — при мне он себя полностью контролировал…
Мне очень интересно, что с ним сталось, — закончил Том.
— При каких условиях человек становится социопатом? — спросила я.
— Есть много теорий на этот счет. Но один ребенок, много перенесший в детстве, становится преступником, а другой — нейрохирургом.
— Ты думаешь, это зависит от конкретных условий?
— Наверное. Такой отец, как у этого парня, не способствует формированию нормальной совести. Тем более, что и мать никогда не пыталась защитить его. Добавь к этому его исключительные способности.
— Способности никак не связаны с тем, нравственно или безнравственно ведет себя человек, — сказала я. — Кажется, Гитлер преподал нам неплохой урок на эту тему.
— Да, ты права, — улыбнулся Том.
— Разве не может быть, что, несмотря на все унижения, человек сохраняет стойкость духа? И разве ты не можешь представить, что он все же вернется на свою ферму и покончит с родителями?
— Могу, конечно. Да я бы и сам сделал это.
— А что тебе удалось узнать о детстве Девэлиана?
— Девэлиан — психопат. Совершенно антисоциальная личность, чуждая стыда и жалости, совершенно лживая и опасная для окружающих, кто бы они ни были. Он говорил, что покинул семью еще подростком и ушел в банду. Я не сомневаюсь, что в семье его притесняли — социопаты и психопаты никогда не являются из благополучных семей.
Было уже за полночь, когда он решил закончить свои рассказы. Я позволила себе только один бокал вина, а потом пила исключительно клюквенный сок — под предлогом своего мнимого недомогания. Я слушала его с удовольствием — его истории были захватывающи и рассказывал он их с чувством и состраданием к слабым и беззащитным людям. Уходя, он сказал, что заметил во мне некоторую нервозность, но я сказала, что это и к лучшему — я боялась признать, что вечер прошел хорошо.
— Мне бы хотелось, чтобы ты доверяла мне, Джеки. Ведь нет ничего приятнее, чем беседа с умной женщиной.
— Я бы хотела прожить здесь подольше, понимаешь? И я не могу себе позволить без оглядки бросаться в близкие отношения, разрывать их, если что-то окажется не так, а потом начинать все снова и так далее. Так что давай какое-то время побудем просто друзьями и не будем загадывать слишком далеко.
— Возражений нет. У меня давно не было таких вечеров, как этот.
— Ты мне льстишь. Но в прошлый раз все произошло слишком быстро — я бы предпочла, чтобы такому вечеру, как тот, предшествовало несколько вечеров, как сегодня. Чтобы наша дружба сделалась тверже.
— Тогда оставь мне сообщение, когда захочешь, чтобы я позвонил. Я не хочу казаться навязчивым сверх меры.
— Конечно, — сказала я. — Я тебе позвоню.
Когда он ушел, я убрала в кухне и в десятый раз сказала себе, что выгляжу смешной. Какие у меня могли быть основания для беспокойства? Постепенно мысль, что у меня в доме случилось что-то неладное, отошла на задний план и я спокойно заснула.
В воскресенье я сварила кофе, послушала музыку, почитала воскресные газеты. Близился полдень, когда, проходя мимо открытой двери в столовую, я заметила на столе какой-то предмет. Подойдя поближе, я вздрогнула от неожиданности.
Это был опрокинутый бокал, вокруг которого расплылось красное пятно. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это клюквенный сок. А засов на двери, ведущей в сад, был отодвинут.
Вот как получилось, что Свини стал дежурить у меня в доме.
Глава девятая
С первого взгляда Латроп Монро Свини, двадцативосьмилетний помощник шерифа, ростом под два метра, не производил особенно обнадеживающего впечатления. Мне показалось, что с кем угодно я могу чувствовать себя гораздо безопаснее, чем с ним. Он был хмур, речь его казалась сплошным ворчанием, а его темные, глубоко посаженные глаза смотрели довольно зловеще.
Я позвонила Боджу в воскресенье, в первом часу дня, рассказала ему, что произошло, и он предложил мне приехать к нему и поговорить.
