Несравненно важнее титулов и богатства, которыми Меншиков был полностью обязан Петру, была государева дружба. Со смертью Лефорта в 1699 году у царя не осталось близкого друга, на которого он мог бы положиться и в большом, и в малом, кому бы мог поверять свои мысли, надежды и горести. Место Лефорта занял Меншиков, и за первые годы войны дружба между ним и государем переросла в глубокую привязанность. Алексашка повсюду сопутствовал Петру, и ни одна затея царя не обходилась без него. Он был собутыльником Петра на пьяных пирушках, поверенным в амурных делах, лихим кавалерийским командиром и государственным министром – и исполнял все одинаково ревностно и искусно. По мере того как их личные отношения становились более близкими, менялось обращение царя к Меншикову. В 1703 году царь называл его «mein Herz» или «mein Herzenchen». В 1704 году он стал уже «mein liebster Kamerad» и «mein liebster Freund». А впоследствии Петр обращался к нему «mein Brudder». Свои письма к Меншикову он заканчивал словами: «О чем больше писать оставляю, токмо желаю вас вскоре, что дай Боже, в радости видеть»[30].
Шло время, Меншиков преуспевал все более, почести и награды продолжали обильно изливаться на него, но и недруги его умножались. Им он представлялся подобострастным, тщеславным и, когда это было в его власти, деспотичным. Он бывал и груб, и жесток, и злопамятен. Его величайшим пороком, не раз приводившим его на край гибели, была алчность. Рожденный в скудости и получивший немало возможностей обогатиться, он тянул все, что плохо лежит. С возрастом это свойство заметно усугубилось, а может, его стало труднее скрывать. Для Петра не было тайной то, что его старый друг использует свое положение для обогащения и нередко ворует прямо из казны, и он неоднократно пытался положить этому конец. Меншикова отдавали под суд, лишали всех привилегий, подвергали штрафу, бывал он и бит разгневанным государем. Но всякий раз пересиливала давняя дружба, царь менял гнев на милость, и Меншиков снова входил в силу.
Однако неверно характеризовать Меншикова всего лишь как ловкого и алчного льстеца. Хотя он и взобрался к вершинам, так сказать, на плечах Петра, он был ему незаменимым другом. Насколько это возможно, он сделался alter ego Петра и так превосходно знал, что предпримет царь в той или иной ситуации, что его приказы воспринимались как приказы самого Петра. «Он делает что угодно, не спросясь меня, – сказал как-то о нем Петр. – И я, не спросивши его мнения, никогда ничего не решаю». Худо ли бедно, но Меншиков помогал Петру создавать новую Россию.
* * *
Происхождение Марты Скавронской еще более туманно, чем происхождение Меншикова. Можно лишь строить догадки о ее жизни до 1703 года, когда девятнадцатилетняя Марта познакомилась с царем. Наиболее достоверной представляется версия, что она была одной из четырех дочерей литовского крестьянина, возможно католика, по имени Самуил Скавронский. Скавронский выехал из Литвы и поселился в шведской Ливонии, где в селении Ринген, неподалеку от Дерпта, в 1684 году родилась Марта. Она была еще ребенком, когда от моровой язвы умер ее отец, а вслед за ним последовала и мать. Обездоленных детей разобрали разные люди, и Марта была взята на воспитание в дом мариенбургского пастора Эрнста Глюка. По-видимому, она не считалась служанкой, хотя и исполняла различные услуги по хозяйству – стирала, шила, пекла хлеб и присматривала за детьми. Но и полноправным членом семьи она не была, поскольку просвещенный пастор не позаботился о том, чтобы дать ей образование, и она покинула дом Глюка, не умея ни читать, ни писать.
Марта выросла в миловидную, статную девушку, привлекавшую внимание ласковыми черными глазами и пышной фигурой. Поговаривали, будто фрау Глюк опасалась, как бы цветущая девушка не приглянулась кому-нибудь из ее подрастающих сыновей, а то и самому пастору, и Марте пришлось принять предложение шведского драгуна из расквартированного неподалеку полка. Она была помолвлена с ним, а по некоторым сведениям, и вступила в брак, продолжавшийся всего восемь летних дней 1702 года. Быстрое продвижение наступавших русских войск заставило полк срочно эвакуироваться из Мариенбурга. Марте не довелось более увидеть своего жениха или мужа.
После отступления шведов окрестности Дерпта оказались в руках армии Шереметева, и семейство пастора Глюка попало в плен вместе со всеми местными жителями. Шереметев, человек образованный, принял лютеранского священника доброжелательно и по просьбе Глюка препроводил его в Москву на царскую службу в качестве толмача. Что же до привлекательной воспитанницы Глюка, то ее в Москву не отослали, а оставили присматривать за домом Шереметева, где она и пробыла около полугода. Есть и более колоритная история о том, как, прикрывая наготу одной лишь солдатской шинелью, девушка оказалась посреди полевого лагеря. Высказывалось предположение, что она стала любовницей фельдмаршала. В этом нет ничего невозможного, но и достоверных свидетельств подобных отношений между семнадцатилетней неграмотной девушкой и немолодым просвещенным фельдмаршалом не существует. Впоследствии, став женой Петра, она не испытывала к Шереметеву недобрых чувств, но, с другой стороны, и не выказывала особого расположения. Короче говоря, ничто, кроме того, что они жили под одной крышей, не указывает на интимный характер их отношений, и представляется наиболее вероятным, что будущая императрица выполняла в доме Шереметева роль прислуги, и только.
Взаимоотношения Марты с другим ее покровителем, Меншиковым, были более близкими и более сложными. Он уже входил в силу, как царский фаворит, когда заметил ее в доме Шереметева. Марта еще больше похорошела, руки, покрасневшие от грубой работы, благодаря ее новому положению сделались белее и мягче. Она приняла православие и была наречена русским именем Екатерина. Неизвестно, как Меншикову удалось убедить Шереметева уступить ему литовскую девушку, – говорят, он попросту купил ее. Так или иначе, но осенью 1703 года он взял ее с собой в Москву.
Возможно, что в это время восемнадцатилетняя девушка делила постель с тридцатилетним фаворитом. Так это или нет, но тогда между ними возникла привязанность, которая сохранилась на всю жизнь. Им предстояло стать двумя самыми могущественными после царя людьми в Российской империи, но безвестное происхождение делало их обоих целиком зависимыми от царской милости. И помимо государева покровительства, и фавориту, и царской жене рассчитывать было не на что и не на кого – только друг на друга.
В действительности нет прямых указаний на то, что Екатерина была любовницей Меншикова, напротив, судя по косвенным свидетельствам, это не так. В те годы Меншиков был очень привязан к одной девушке из числа теремных боярышень, единственной обязанностью которых было постоянно сопровождать женщин из царской семьи. В 1694 году, после смерти матери Петра, к царю в Преображенское – сугубо мужской мир – переехала его младшая сестра, бойкая царевна Наталья. В числе ее придворных дам были сестры Дарья и Варвара Арсеньевы, отец которых служил в Сибири. При маленьком дворе Натальи Меншикова, как друга Петра, принимали радушно, и скоро между них и красавицей Дарьей Арсеньевой возникло взаимное влечение. Находясь в отъезде, он постоянно диктовал секретарю письма к ней и посылал кольца и драгоценности. Дарья отвечала на письма и слала ему ответные подарки – халаты, постельное белье и рубашки. В 1703 году, когда Меншиков вернулся в Москву триумфатором после военных побед в Ингрии, сестры Арсеньевы переселились к нему в дом, где, кроме его самого, жили его сестры. В этом же доме Меншиков держал и Екатерину. Ухаживая за девушкой высокого происхождения, конечно, можно было одновременно развлекаться с литовской крестьянкой, но Меншиков был серьезно увлечен Дарьей, которая и стала впоследствии его женой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
