В феврале 1712 года Петр сдержал слово и повторно сыграл свадьбу; на сей раз гремели трубы и барабаны, был приглашен дипломатический корпус и устроен грандиозный банкет с праздничным фейерверком. Перед свадебной церемонией объявили о принятии Екатерины в лоно Православной церкви и она была крещена по православному обряду, причем крестным отцом был ее пасынок, царевич Алексей. Поэтому в официальных бумагах царицу стали называть Екатериной Алексеевной.
Новая жена обладала качествами, которых Петр не встречал у других женщин. Она была отзывчивой, веселой, способной к сопереживанию, добросердечной, неприхотливой, отменно здоровой и с большим запасом жизненной силы. Среди всех соратников Петра только Екатерина да Меншиков обладали почти такой же, как сам государь, феноменальной энергией и импульсивностью. Крестьянский здравый смысл Екатерины помогал ей мгновенно распознавать всякую лесть и обман. Как и сам Петр, высказывалась она прямо, просто и откровенно. В семейном кругу она любила веселую шутку и порой обращалась с Петром как с большим ребенком. Но у нее хватало такта на людях держаться в тени. Она была достаточно проницательна и умела вникнуть в заботы Петра и понять его характер. Веселая по натуре, она не таила обиды на мужа, даже если тот бывал в мрачном настроении и вел себя несносно Александр Гордон, зять Патрика Гордона, пояснял: «Главное, отчего царь был так к ней привязан, – это ее исключительно добрый нрав: ее никогда не видели брюзжащей или унылой, она всегда была услужлива и вежлива со всеми и никогда не позволяла себе забыть о своем прежнем положении».
Как никто другой, Екатерина умела справляться с болезненными припадками, которые сопровождались у Петра страшными судорогами. При появлении первых грозных признаков приближенные бежали к Екатерине, которая тут же являлась, решительно укладывала мужа, брала его голову к себе на колени и ласково поглаживала ему виски и волосы, пока он не засыпал. Так она могла часами сидеть неподвижно, убаюкивая его, успокаивая, когда он начинал беспокойно ворочаться. Петр всегда просыпался бодрым и посвежевшим. Но, конечно же. Екатерина была для него не просто заботливой сиделкой. Душевные качества позволяли ей не только утешать, веселить и любить Петра, но и заглядывать в его сердце, говорить с ним о важных предметах, обсуждать его взгляды и планы, поддерживать его надежды и чаяния. Ее присутствие действовало на него благотворно, беседы с ней подбадривали и умиротворяли его.
Петр никогда не искал в женщинах загадочности и тайны. В отличие от Людовика XIV, у него не хватало времени на заигрывание с прелестными придворными насмешницами, и он был слишком поглощен военными и государственными делами, чтобы тешить себя долгими сердечными осадами или скоротечными амурными баталиями, коими славился Август Польский. После женитьбы на Екатерине у Петра бывали случайные любовницы, но они для него ничего не значили и он быстро выкидывал их из головы. В своей жизни Петр испытывал глубокое чувство только к четырем женщинам – к матери, сестре Наталье, Анне Монс и Екатерине. Среди них следует выделить мать и Екатерину, и такое исключительное место Екатерина во многом заняла благодаря тому, что сумела стать ему второй матерью. Беззаветная, нерассуждающая любовь, которой одарила она Петра, была сродни всепрощающей материнской любви. Петр верил ей безгранично. Она – подобно Наталье Нарышкиной да еще, может быть, Лефорту, который тоже преданно любил Петра, – могла подойти и успокоить его даже в минуты буйного гнева. Он мирно засыпал в ее объятиях. Нередко, особенно в первые годы, он называл ее в письмах «мудер» или «матка». Позднее она стала для него «Катеринушкой». Так, постепенно, Екатерина завоевывала все большее место в жизни Петра. Порой он изменял ей с какой-нибудь молодой красавицей, но Екатерина только посмеивалась, спокойная и уверенная в том, что ей ничто не угрожает и никто не сможет занять ее место.
Екатерина родила двенадцать детей – шесть дочерей и шесть сыновей, что говорит о любви и близости супругов, как, впрочем, и о завидной выносливости Екатерины. Десять ее детей умерли во младенчестве или в первые годы жизни. Привкус какой-то особой горечи придает перечислению этих дат и имен то, что Петр и Екатерина использовали одни и те же имена в надежде, что очередному новорожденному Петру, Павлу и Наталье повезет больше, чем их почившим тезкам[33]. Лишь две их дочери достигли зрелого возраста. Анна, родившаяся в 1708 году, впоследствии вышла замуж за герцога Голштинского и стала матерью императора Петра III. Родившаяся в 1709 году Елизавета стала императрицей и правила с 1741 по 1761 год. Хотя для того времени частые смерти детей были обычным явлением, это не облегчало скорби матери, хоронившей свое дитя.
Во всех проявлениях Екатерина ничем не напоминала царевну из терема или будуарную принцессу. Крестьянская выносливость в сочетании с искренним желанием всегда быть подле государя побуждала ее повсюду следовать за Петром – с ним она исколесила всю Россию и побывала в Польше, Германии, Копенгагене и Амстердаме. Она сопутствовала ему во время Прутского похода против турок и во время Каспийского похода против персов, стойко перенося все тяготы походной жизни и ужасы войны. Она могла скакать верхом по двое-трое суток, спать в палатке на голой земле под грохот канонады; даже увидев, как пуля поразила стоявшего рядом офицера, Екатерина не потеряла присутствия духа.
Она не была ни чопорной, ни жеманной. Петр видел в ней товарища и хотел, чтобы она была рядом даже на пьяных пирушках. Екатерина никогда не противилась, но старалась отвлечь и утихомирить мужа, если это удавалось сделать, не разгневав его. Во время одного из таких кутежей Екатерина постучала в дверь комнаты, где Петр заперся со своими пьяными собутыльниками, и сказала: «Пора, батюшка, домой воротиться». Дверь отворилась, и Петр послушно побрел за ней.
Вместе с тем Екатерина вовсе не была грубой и мужеподобной. Ее увлекало все, что увлекает женщин. Она научилась танцевать и самые сложные па выполняла с удивительной грацией (как и ее дочь Елизавета, которой передался талант матери). Любила Екатерина и наряды, и роскошь. Она могла спать в палатке как солдатская жена, но когда поход завершался, предпочитала жить во дворце и носить драгоценности. Вкусы самого Петра были просты: чем меньше был дом и ниже потолки – тем лучше он себя чувствовал. Но для Екатерины он строил дворцы и разбивал парки в Петербурге, Петергофе и Ревеле. При ее дворе простой суконный сюртук Петра, отделанный скромным галуном, казался неуместным. Придворные Екатерины были разодеты в шелк, бархат и парчу, шитые серебром и золотом, с изящными кружевными манжетами и алмазными или жемчужными пуговицами. Большинство ее портретов, написанных, когда ей было уже за тридцать и она была официально провозглашена царицей, изображают пышущую здоровьем белогрудую даму с черными как смоль волосами, черными миндалевидными глазами, густыми бровями и выразительным, хорошо очерченным ртом. Обычно на ней диадема из жемчугов и рубинов, парчовое, отделанное кружевами платье, роскошная горностаевая мантия, словно невзначай упавшая с правого плеча и открывающую алую ленту ордена Св. Екатерины, – ордена, который был учрежден в ее честь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
