Теперь равнение на газон. Пастораль. Зеленая травка. Пасти коров и наслаждаться экологически чистым молоком. Играет легкая «кислота» — ласкает слух электронными ударниками и шотландскими волынками, гитарными запилами и нью-йоркским речитативом. Идиллия. Мир да любовь. Мэйк лав, нот во.
И вдруг резкая смена декораций — явление гладиаторов народу.
Сервоприводы со скрежетом раздвигают ворота внешней защиты. Отключается инфракрасная система наведения, дезактивируются автоматические пушки «Агнец», подвешенные у потолка. В проходах между трибунами копы-досин снимают гранатометы с предохранителей, лазерные точки прыгают от виска к виску, отслеживая подозрительных граждан. Ухнув, бронеплиты ворот утыкаются в магнитные упоры. И тут же распахиваются сегментные створки внутреннего контура. За створками — игроки сборной Вавилона.
Вот они — герои мяча, мастера точного удара!
Комментатор не зря кушает свой лаваш с красной икрой.
Толпа ревет в экстазе. Стробоскопы сигнальных ламп лупят спортсменов в смеженные веки. Взрываются хлопушки, трибуны в облаке конфетти.
Праздник начинается.
Последний матч сезона.
Бойня.
* * *
Грубо толкнули в спину. Мол, не спи, замерзнешь, с вещами на выход. Макс едва не упал: ноги как чужие. И тошнит. Шагнуть бы в сторонку да проблеваться желудочным соком — ведь на диете. Или упасть под бутсы товарищей по команде? Пусть его затопчут.
Двое «молодых» подхватили Макса под локти. Типа помогли заслуженному ветерану, рассчитывая хотя бы на благодарность. Но ветеран молчал — у него не было сил материться.
Беговая дорожка опоясывала газон по периметру. За дорожкой — еще одна обвязка, проволочная, под током. Под ногами мельтешила динамическая реклама, мелькали логотипы корпораций-спонсоров. То тут, то там на газоне вспухали трехмерные миражи — огромные желто-коричневые жестянки «Bibl Beer Premium».
Колонна сборной Вавилона затылок в затылок, чеканя шаг, промаршировала по беговой дорожке. Миллиарды глаз по всему миру следили за каждым движением игроков. Прямая трансляция матча в двести суверенных стран Земли, не считая оккупационные зоны, лунные и марсианские поселения.
Новички задирали подбородки, ощущая значимость своей миссии. Они же хэдлайнеры вселенской индустрии развлечений! Они — авангард межпланетного спорта!
А Максу плевать на всю эту показуху. Он устал. Он не желает больше, слышите, НЕ ЖЕЛАЕТ!
Вот и первая разметка: оранжевые линии, сектора с циферками, соответствующими личным номерам футболистов. Надо перестроиться, найти свое место и не рыпаться, пока не прикажут. Особо непонятливых охрана подгоняла электрическими стрекалами.
— Равняйсь!
— Смирно!
Колонна сборной Вавилона замерла у ограждения. Скоро игроки окажутся там, за колючкой. Молодые нервно перетаптывалась — им не терпелось сразиться за мяч, они же настоящие спортсмены, а не плечики для подтяжек. Ветераны были спокойны.
Швед Маркус, разминаясь, вертел шеей. Саид, невысокий азербайджанец, тупо смотрел на свои бутсы сорок седьмого размера. Да это же не обувь, это ласты! С такой опорной поверхностью у Саида почти нет шансов дожить до финальной сирены. Почти? Чудеса случаются. Футбол непредсказуем.
Вот-вот начнется официальная часть: трубы-фанфары, флажки-цветочки, хлеб и зрелище.
Напротив, за газоном, рыкнули сервоприводы — это выпустили на прогулку серо-голубую колонну боливийского «Стронгеста».
Макс смотрел на табло, демонстрирующее колонну боливийцев. Обычные латиносы, смуглые, черноволосые. Никого старше двадцати пяти. В Боливии жесткий отбор игроков: только лучшие, только сильные и крепкие, и никаких мутантов и женщин. После войны с Колумбией за право торговать кокаином на североамериканском рынке страна просто напичкана минами различных типов и модификаций — от классических противопехоток советского производства до калифорнийских киберигрушек. Наркобароны, хозяева Боготы, опутали сельву миллионами километров растяжек. Война отгремела без малого полсотни лет назад, за это время в Боливии выросло три поколения граждан, привыкших постоянно смотреть под ноги. Люди научились чувствовать опасность. Интуиция — это серьезно.
Матч.
Праздник.
Оглушенный ревом трибун, Макс не услышал торжественную речь Великого Сёгуна, лично присутствующего на финале чемпионата. Парни, вы гордость Вавилона, вам доверена почетная миссия. Никаких легионеров и «зомби». Мы за чистый спорт. Как вам повезло. Народ. Демократия. Будем жить лучше…
Стадион, речь, боливийцы — это галлюцинация, да? Или же театральные подмостки: толстый слой грима, парики, актеры. Бутафория! А Макс — зритель в партере.
Он никак не мог избавиться от ощущения нереальности происходящего. Это чья-то затейливая ложь. Иллюзия, розыгрыш! Футбол, финал… это вовсе не с ним происходит. С кем угодно, но только не с ним. Макс — ветеран, который умудрился остаться живым до конца чемпионата? Не смешите! Макс не такой, ему не место здесь. Это чистый бред! Натуральный бред! Чудовищная ошибка! У него есть жена, любимая работа, многомиллионные субсидии и фантастические проекты!
Макс — директор того самого Технопарка?.. Да, черт побери, он директор!
Но как он попал в сборную? Почему он стал ветераном футбола?
И вот тут сволочная память выдала порцию воспоминаний.
И Макс понял, что лучше бы он оставался в неведении.
Глава 24
ОБЛАВА
В небе тесно от вертолетов.
Лучи прожекторов освещают проходы меж хибарами — никуда от них не спрятаться, не убежать. Вой сирен, грохот резиновых дубинок о щиты из ударопрочного пластика.
И ярость мегафонов:
— Всем покинуть жилые помещения! Новая социальная программа по защите малоимущих! Всех подвергнут дезинфекции, накормят и расселят в квартиры с удобствами! Всем покинуть жилые помещения! Всех…
Не покидают. Забились поглубже, не верят, знают: дезинфекция — это стерилизация молодых и сильных; накормят — только старых и слабых и только снотворным, после которого еще никто не просыпался. Квартиры? Если дизайн колючей проволоки радует ваш взор, то уют бараков вам обеспечен.
— Всем покинуть…
Лай модифицированных догов. Облава. Это облава. Тени в черных маскхалатах, и треск пулеметов, и слаженный залп автоматических пушек.
А в ответ — тихие щелчки арбалетов, презрительные плевки сарбаканов.
Это война, исход которой ясен заранее.
* * *
Специнтернат.
Отдельная комната, кормежка от пуза, одноразовое мыло в блестящей упаковке. Волосы медленно, но отрастают. У мальчишки были роскошные дрэды, смазанные собачьим жиром, — сбрили, сволочи, не пожалели красоту. Только-только проклевывается щетинка, скрипит под пальцами.
Зато компьютер — игрушка без равных. Он сразу разобрался что к чему. Здесь вот так, а там иначе. Окошки всякие, подсказки, файлы и скрытые папки, шлем виртуалки по размеру подтянуть, а перчатки сами обхватывают ладошки…
Сволочи! Отобрали рогатку, его любимую рогатку, бьющую без промаха на сотню шагов. Чайку прошибает навылет, крысу пополам рвет. Это если вместо камней заряжать нитроглицериновые шарики. Отобрали!
Вчера на ужин были гамбургеры и мармелад. Малыш впервые ел гамбургеры, он никогда еще не пробовал мармелад. Гамбургеры очень понравились, а мармелад… странный у него вкус, необычный.
А сегодня его лишили завтрака. Надо сдать тест на IQ, а на голодный желудок лучше думается. Шоколадку обещали, если на вопросы правильно ответит. Шоколадки он видел по телевизору. Наверное, они вкусные. А значит, он разгадает все загадки.
Слова, буквы, рисунки…
Виртуальные кнопки…
Enter.
И еще раз — Enter.
Они всегда в белых халатах. Наверное, и спят, и любят жен, не раздеваясь. Халаты — их настоящая кожа. А еще они не могут жить без респираторов и резиновых перчаток.
О чем-то возбужденно шепчутся. Ему не слышно о чем. А тест… Какой-то слишком простой он, неинтересный.
Пришел тут один. Без респиратора, в пиджаке. Как все японцы, солидный. Курил не самокрутку с гашишем, а какую-то странную дурь, продолговатую и коричневую. Малыш такого драгса не видел еще, но дым приятный, вкусный.
— Тебя как зовут, парень? — Японец отодвинул системную деку и присел на край стола. И улыбнулся по-настоящему, без обмана.
Но где же шоколадка?! Нет ее?! Раз так, он никому не скажет, как его зовут!
* * *
Ему почти тринадцать. Пушок на верхней губе.
Он ищет в Сети информацию об орнитиновом цикле.[56] Уж очень эта тема его заинтересовала: пока не поймет что и как, спать не сможет. Такой характер. В кого?
— Максим, отвлекись, поешь.
Он послушно снял шлем и отодвинул деку, освободив место для подноса с тарелками и судками. Ел он быстро, давясь и кашляя. Тратить много времени на еду — непозволительная роскошь.