— Ничего удивительного, что совет помалкивал. Да ваш Фрэнк просто гений, — восхитился Чарлз. — Насколько я понял, вы не претендуете на должность заместителя главврача? — хитро прищурившись, спросил он.
— Нет уж, спасибо! Я с удовольствием помогу вам, Чарлз, но мои амбиции не простираются дальше лучшего патологического отделения в штате — с самым современным оборудованием и широким спектром функций. И еще мне хотелось бы иметь рентгеновское отделение с хорошим рентгенологом, причем желательно, чтобы он входил в штат больницы, а не был частным практикующим врачом. Сейчас в этом качестве используют меня, но у меня нет ни времени, ни способностей — перелом я еще разгляжу, но вот трещины толщиной в волос? Тут я пасую. Эрик Герцен чуть получше меня, но и у него нет достаточного опыта. Нам позарез нужен настоящий рентгенолог, владеющий современными методиками, и к нему еще лаборант.
— Я вас понял, Лиам. Даю вам слово, когда пыль уляжется, вы получите самостоятельное рентгеновское отделение, никак не посягающее на патологию, — с улыбкой пообещал Чарлз. — От меня не укрылось, что в больнице имеется прекрасный патолог. А теперь расскажите мне о ваших дешевых сиделках.
Эта и еще несколько таких же бесед вооружили Чарлза Бердама всей необходимой информацией о городской больнице Корунды, абсолютно неизвестной тем, кто назначал нового главного врача. Чарлз приобрел репутацию человека, обладающего поразительной проницательностью, а вместе с этим получил и должность. На следующий же день после утверждения его кандидатуры он приступил к работе. И сразу взял быка за рога!
С момента его приезда на мельбурнском экспрессе прошло ровно три недели. За это время старый Том Бердам успел подарить своему внуку Бердам-хаус, особняк, который родоначальник семьи Генри Бердам выстроил на Католическом холме, считающемся лучшим жилым районом Корунды. Чарлз немедленно укомплектовал его прислугой, снял с мебели чехлы и составил план разбивки сада в стиле Иниго Джонса. Его красновато-коричневый «паккард» прибыл из Сиднея вместе с двумя малолитражками, на которых Чарлз собирался ездить, когда надо будет выглядеть попроще. Сиднейский курьер доставил в Корунду десять огромных кофров, где находились вещи, без которых Чарлз решительно не мог обходиться. Его десять тысяч книг были упакованы и оставлены на хранение в Лондоне до тех времен, пока в его особняке не будет оборудована приличная библиотека.
— Надо признаться, что мой внучек Чарли оказался мне не по зубам, — заявил старый Том преподобному Латимеру. — Я всю жизнь ждал, когда наконец увижу английского внука, который не спешил показываться мне на глаза. Хотелось, конечно, чтобы он был покруче Джека Терлоу, и так оно и оказалось. Жаль только, что он такой типичный помми.
— Том, но он ведь и в самом деле помми, — возразил пастор. — Хотя сам он наверняка не знает, что это такое. Приезжать сюда надо в ранней молодости, пока не наберешься всех этих английских штучек. Но, мне кажется, он не безнадежен. Чарли не такой толстокожий, как все эти помми. Если ему объяснить, что не стоит задирать нос перед провинциалами, он быстро сбавит тон.
— Вы правы, пастор.
Старый Том откинулся на спинку кресла. Перед ним стояла чашка горяченного чая и тарелка с пирожными, которые весьма искусно выпекала Мод.
— Поначалу он мне не понравился, но потом я в нем разобрался. Толковый парень! Джек выглядит и ведет себя, как принято в Корунде, но мне почему-то кажется, что в перспективе и Чарли отлично впихнется сюда.
Старое морщинистое лицо Тома расплылось в улыбке.
— У него полно чисто английских закидонов, которые надо из него вытрясать, но он не считает себя лучше нас только потому, что он помми. Надеюсь, он не будет здесь пыжиться, несмотря на все свои успехи.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, Том, но в голове у вас изрядная путаница. Итон, Бейллиол и Гайс вознесли его в высшие слои общества даже по меркам помми. У него достаточно денег, чтобы жить, как принц Уэльский, — вечеринки в Мейфэре, скачки в Аскоте, пляжи Лазурного берега, горнолыжные курорты и так далее. Несмотря на это, он получил степень доктора медицины и после Оксфорда работал не жалея сил. Мне кажется, у вашего внука Чарли есть альтруистическая жилка. И у Джека тоже, но только проявляются они по-разному. — Пастор нахмурился. — Одно их объединяет: оба не желают ходить в церковь.
Старый Том залился смехом:
— Джек — безнадежный случай, пастор, и вы это прекрасно знаете. А вот Чарлз, немного оглядевшись, наверняка станет захаживать в церковь Святого Марка. Если же он явится сейчас, прихожанам будет не до проповеди. Вся Корунда умирает от любопытства: а где еще можно поглазеть на парня, как не на семейной скамье Бердамов в храме Божием? Спросите у своих дочек.
Здесь пастор не нашелся с ответом.
Весь персонал городской больницы Корунды сгорал от нетерпения увидеть нового главврача, который, не успев надеть белый халат и посидеть в своем кожаном кресле, уже развил бурную деятельность: он носился по дорожкам, заглядывал в палаты, сигналя рукой, чтобы на него не обращали внимания, вторгался в святая святых старшей медсестры, требовал бухгалтерские книги, банковские книжки и реестры собственности и даже отважился попробовать бурду, которой кормили больных.
— Деловой парень, — заметила Тафтс, когда сестры заправлялись сандвичами в своем жилище.
— Так он же успел поговорить по душам с твоим любимчиком Лиамом Финаканом, — отозвалась Эдда, блаженно наслаждаясь сандвичем. — Что может быть лучше ломтика бекона на свежем белом хлебе!
— Я не скрываю, что Лиам мне симпатичен, — ничуть не обидевшись, ответила Тафтс. — Но с тех пор, как в наш курятник пожаловал бентамский петух, я практически его не вижу. Зато он постоянно общается с нашим новым начальством.
— Интересно, когда эта новая метла вспомнит о свежеиспеченных дипломированных сестрах? — спросила Китти, очень довольная, что послала великого человека куда подальше и к тому же обозвала хамом. Она уже успела поделиться со своими сестрами и кое с кем из сиделок, так что этот инцидент стал достоянием всей больницы. Однако в ее стенах они с главврачом пока не встречались. То, что он приступил к своим обязанностям, так и не представившись персоналу, вызвало всеобщее осуждение, но он же был помми, а они всего лишь туземцами из колонии!
Китти вышла из задумчивости и стала слушать, что говорит Тафтс.
— Мне кажется, на его тотемном столбе мы занимаем довольно невысокое положение, — заявила та, облизывая пальцы. — Лиам говорит, что он строит множество планов и собирается здесь все изменить. Поэтому и рыщет по всем углам. Лиам называет его динамо-машиной, способной мыслить и логически рассуждать.
— Я знала, что сандвич с беконом разговорит тебя лучше, чем целый шприц какого-нибудь психотропного средства, — усмехнулась Китти. — Значит, бентамский петух считает каждое перышко в курятнике?
— Старшая сестра, должно быть, рвет и мечет.
— Да нет, он сумел покорить ее в первые же пять минут разговора, — сообщила Тафтс с видом оракула. — Похоже, они сошлись во взглядах, во всяком случае, во всем, что касается сиделок, питания и бытовых проблем.
— Я слышала, что в санатории полетели пух и перья, — сказала Китти.
— Мои дорогие сестрички, пух и перья летят повсюду, причем в таком количестве, что скоро засыплют всю больницу, — уточнила Тафтс, приберегая главную новость напоследок. — Мы встречаемся с доктором Бердамом завтра в восемь утра. И Лина тоже.
— Ну, наконец-то нас выпустят из чистилища! — воскликнула Эдда.
— Только вот куда: на небо в рай или в преисподнюю? — сделав гримасу, поинтересовалась Китти. — У меня дурное предчувствие.
— Да, у тебя будут проблемы. Вряд ли он воспылает к тебе любовью после того, как ты послала его подальше.
В голубых глазах Китти сверкнули фиолетовые молнии.
— Ха! Он сам напросился, мерзкое насекомое! Если опять пристанет, я пошлю его еще не туда!
На следующее утро без одной минуты восемь все четыре новые медсестры в марлевых косынках и фартуках уже стояли у кабинета главного врача, поскрипывая накрахмаленной формой. Они волновались, но страха не испытывали. Меньше всех тревожилась Лина Корриган. То, что она, получив регистрацию, вызвалась работать в психиатрическом отделении, было столь смело и необычно, что любой просвещенный главврач счел бы за благо взять ее на работу. Время Фрэнка Кэмпбелла безвозвратно ушло, а доктор Чарлз Бердам уже сумел проявить себя как здравомыслящий и чуткий руководитель.
Синтия Норман, помощница больничного секретаря (что по статусу было чуть выше обычной машинистки), а ныне личная секретарша доктора Бердама, пригласила в кабинет всех четырех сразу. Когда они вошли, новый главврач не встал из-за стола и не предложил им сесть — три сестры встали у его стола, у которого, как заметила Эдда, были подпилены ножки, а четвертая, повернувшись к доктору спиной, стала рассматривать медицинские книги на полках. Присутствие в комнате сразу нескольких человек сгладило эту бестактность.
