Синтия Норман, помощница больничного секретаря (что по статусу было чуть выше обычной машинистки), а ныне личная секретарша доктора Бердама, пригласила в кабинет всех четырех сразу. Когда они вошли, новый главврач не встал из-за стола и не предложил им сесть — три сестры встали у его стола, у которого, как заметила Эдда, были подпилены ножки, а четвертая, повернувшись к доктору спиной, стала рассматривать медицинские книги на полках. Присутствие в комнате сразу нескольких человек сгладило эту бестактность.
Сидя доктор выглядел достаточно высоким, как это обычно бывает с маленькими мужчинами, которые теряют в росте за счет коротких ног. «Да он еще и сложен непропорционально, — подумала Эдда, самая высокая из присутствующих. — Как здорово, что я на каблуках! Пусть не очень высоких, но они все равно добавляют роста, ха-ха. И почему мне так хочется его унизить? То, что он помми, здесь ни при чем. Просто у него слишком много гонора».
— Благодарю вас за пунктуальность, сестры, и простите, что не предложил вам сесть. Я вас не задержу.
Главврач чарующе улыбнулся и из горгульи превратился в кинозвезду.
— Итак, три практикантки и одна заслуженная сиделка получили регистрацию и стали дипломированными сестрами.
Снова сверкнула ослепительная улыбка.
— Можете не представляться. У меня имеется список. Сестра Лина Корриган?
— Это я. Заслуженная сиделка, — отозвалась она.
— Но на вид совсем молодая. Здесь указано, что вы хотите работать в психиатрическом отделении — это так?
— Да, сэр.
— Отлично, отлично! — с энтузиазмом воскликнул главврач. — Вы двадцать лет проработали сиделкой, и этот багаж дает вам неоценимое преимущество для такой работы, тем более что я намерен назначить нового психиатра. К сожалению, мы пока не можем помочь хроническим эпилептикам, слабоумным и прочим безнадежным пациентам, но я уверен, что в ближайшие годы медицина научится справляться с маниями и депрессиями. Вы будете заместительницей старшей медсестры больницы и старшей медсестрой психиатрического отделения. Оно будет расширено и переоборудовано, и с начала следующего года там будет работать психиатр. Вас это устроит, сестра Корриган?
— Да я просто ног под собой не чую! Спасибо, спасибо вам!
— Тогда я жду вас в два часа дня для последующей беседы.
С изменившимся лицом Лина выскочила из кабинета.
— Сестра Эдда Латимер?
— Да, сэр.
— Я здесь достаточно недавно и еще не разобрался во всем, поэтому на данный момент не могу с уверенностью сказать, потребуется ли нам вторая операционная. Сейчас дела обстоят так, что и одной более чем достаточно. Корунда всего в трех часах езды от Сиднея, и все сложные операции предпочтительно делать там, за исключением случаев, требующих немедленного вмешательства.
Глаза главврача сменили цвет с ярко-золотого на тусклое хаки; горгулья втянула язык и насупилась. Он продолжил:
— Я могу предложить вам место, сестра Латимер, но только не в операционной. В мужское отделение требуется вторая медсестра для работы с шести до двух. И в родильное отделение тоже. Что вы предпочтете?
— Благодарю вас, сэр. Я выбираю мужское отделение, — ответила Эдда и, резко повернувшись, вышла из кабинета.
— Сестра Хизер Скоуби?
— Это я, сэр.
— Вообще-то вас уже определили на должность сестры-инструктора плюс вы следите за содержанием и питанием больных. Я планирую отдать все хозяйственные вопросы заместительнице старшей медсестры, которая будет отвечать за уборщиц и санитаров. Теперь все они будут обязаны пройти учебный курс по санитарии и гигиене и посещать практические занятия. Вы, сестра Скоуби, разработаете для них все необходимые инструкции.
— Отличная идея! — просияла Тафтс.
— Питание — отдельная проблема, но там схожие требования. К примеру, все работники кухни должны иметь понятие о гигиене. Как все уже поняли, на питание каждого больного будет отпускаться гораздо больше, чем шесть пенсов в день, но главное — это качество пищи. Мы со старшей медсестрой решили, что кухня будет в ведении одной из ее заместительниц, специально назначенной для этой цели. Но вот только не знаю, с чего начать.
— С топора, сэр. Старшая сестра Ньюдигейт человек городской и не знает, что такое повар для стригалей, а ведь доктор Кэмпбелл нанимал именно их. Работа у стригалей очень тяжелая, и они не слишком разборчивы в еде. А у больных подчас вообще нет аппетита. Советую вам уволить всех поваров и набрать новых, поприличнее.
— Я так и сделаю. Сестра Скоуби, вы, разумеется, назначаетесь на должность сестры-инструктора и отвечаете за все учебные программы больницы.
— Благодарю вас, сэр, — улыбнулась Тафтс и покинула кабинет.
Осталась последняя сестра, которая все еще рассматривала книги.
— Сестра Кэтрин Тридби?
Она повернулась, сделав почти танцевальное па, и главврач онемел от изумления.
— Это вы! — изумился он.
— Это зависит от того, что вы под этим «вы» подразумеваете, сэр. Я — сестра Кэтрин Тридби.
— Но вас же зовут Китти Латимер, вы дочь местного пастора!
— Да, и это тоже правда, — согласилась Китти, наслаждаясь ситуацией. — Моя официальная фамилия Латимер, но поскольку все четыре практикантки были родными сестрами и имели одну и ту же фамилию, здесь решили дать нам новые. Эдда так и осталась Латимер. Грейс, которая позже покинула больницу и вышла замуж, стала Фолдинг. Тафтс… ой, то есть Хизер, дали фамилию Скоуби, а я, самая младшая, стала именоваться Тридби.
Чарлз встал и вышел из-за стола, улыбаясь так, что у Китти захватило дух. Улыбались даже его глаза, которые могли менять цвет, как кожа хамелеона. Потрясение от столь неожиданной встречи с женщиной, образ которой преследовал его день и ночь с того самого момента, когда он увидел ее в поезде, было так велико, что Чарлз Бердам совсем потерял голову. Он протянул Китти руку, и на лице его появилась глуповатая улыбка.
— Сестра Тридби, могу предложить вам только одну должность — моей жены. С того самого момента, когда вы осадили меня в поезде, я не могу думать ни о ком другом! Мы с вами отличная пара! Вы подходите мне даже по росту, вы божественное создание и, клянусь могилой Гиневры, имя Марион Дэвис больше никогда не слетит с моих уст! Я обожаю вас и готов целовать землю, по которой вы ходите! Вы покорили меня, я ваш раб!
Остолбенев от удивления, Китти стояла и слушала, не веря своим ушам, пока Чарлз не замолк, захлестнутый бурей эмоций. Ее губы дрожали и кривились, она пыталась сохранить самообладание, впрочем, вполне безуспешно — ей показалось, что перед ней возникло лицо Фрэнсиса Бушмена, пытающегося молча выразить страсть еще до того, как титры донесут до зрителей те самые слова, которые сейчас говорил доктор Бердам.
Она залилась звонким смехом:
— Ну, валяй дальше, весели публику, клоун! В жизни не слышала большей чуши — и не говорите мне, что у помми женщины клюют на подобную дешевку! От этого сиропа прямо с души воротит!
Чарлз побагровел от досады, несколько секунд он стоял молча, слушая тяжелые удары сердца и не зная, как поступить. Он мог бы назвать не меньше дюжины женщин, которые растеклись бы в лужу от счастья, если бы он сказал им нечто подобное, — а ведь сейчас он был совершенно искренен! И даже предложил руку и сердце! Но эта девица высмеяла его — и за что? Она ведь всего-навсего женщина, а дамы обожают комплименты!
Чарлз отошел к столу и сделал вид, что ничего не произошло. Он даже сумел беззаботно рассмеяться.
— Садитесь, сестра. После вашей суровой отповеди сделайте для меня хотя бы это.
— Ладно, — согласилась Китти, садясь.
— Что вас так возмутило в моем признании? — спросил он, присаживаясь на край своего низкого стола. Бедняга! Трудновато ему придется в колониях.
— Ваш вопрос говорит сам за себя — такой чопорный и манерный! Для австралийского уха все это звучит фальшиво и напыщенно. Словно какая-нибудь поэтическая ода. Мне это кажется ужасно смешным.
— Варварская страна.
— Возможно, вы правы. Австралия — крепкий орешек.
— А как тогда объясняются в любви в Корунде?
— Во всяком случае, не так, как во времена Ноя. Папуасские девушки, может, и проглотят вашу сладенькую наживку, но австралийки вряд ли. Тем более ни с того ни с сего! Во время беседы при приеме на работу! Так поступают только законченные прощелыги! Все женщины планеты прекрасно знают, что мужчины считают их ниже себя во всех отношениях, так что когда сильный пол рассыпается в комплиментах, он преследует определенную цель. Дайте ему то, что он хочет, и он немедленно вспомнит о своем превосходстве. Гвоздики и конфеты — это еще куда ни шло, но Теннисон и всякий романтический вздор? Здесь это не проходит! Местный мужчина, скорее всего, скажет, что я милашка, а остальное оставит до более подходящей обстановки. Вы же не хотите, чтобы над вами потешались, поэтому забудьте про поэтические образы и пустую болтовню. Ваши планы относительно больницы встречают самую горячую поддержку в здешнем обществе. Но если вас сочтут дешевым Ромео, ваша репутация разлетится вдребезги.
