Сергей Доренко: Он хотел… он хотел, чтобы я понимал глубинную историю, чтобы…
Познер: Хорошо.
Сергей Доренко: …быть членом команды. Это ужасная ситуация для журналиста.
Познер: Но вернемся все-таки… долг у журналиста…
Сергей Доренко: Долг – выляпать все, как сороке, конечно.
Познер: …говорить правду.
Сергей Доренко: Нет, просто выляпывать вообще все. Вообще все.
Познер: Вообще все? Не проверив, не зная…
Сергей Доренко: Нет, проверив и зная, но не таить это в интересах команды.
Познер: Информировать? Информировать, можно так сказать?
Сергей Доренко: Да, именно. Не утаивать в интересах команд.
Познер: Хорошо. Вообще – в интересах кого-либо.
Сергей Доренко: Команд!
Познер: Хорошо.
Сергей Доренко: Хуже всего…
Познер: Хорошо. Вот вы говорите о журналистике… Интересно: журналистика осталась такой же, какой она всегда была. Она эмоциональная. Главная ее суть – вы за внимание продаете эмоции. Что вы предлагаете за внимание? Обычные эмоции и плюс еще что-то. Эмоции – паскудство, эмоции – самодовольство, эмоции – кичливость, эмоции – переживание, гордость, интеллект… Вот что вы предлагаете за внимание? Вы конкретно, когда работаете?
Сергей Доренко: Я предлагаю раздумывать своим слушателям сейчас, потому что я на радио. Я предлагаю раздумывать вместе. Мне кажется, что выводы…
Познер: Это вы им предлагаете?
Сергей Доренко: Мне кажется… я абсолютно убежден, потому что я это делал на телевидении, я абсолютно убежден, что надо оставить недосказанное таким образом, чтобы человек сам пришел к выводу. Я рассчитываю на то, что люди вместе со мной подойдут к чему-то, к чему-то… когда они скажут: «Серег, ну что ж ты не договариваешь, ну все ж понятно!» То есть… но я не должен этого произнести. Я не име… я не должен, вот если красиво, если красиво, то мы должны прожить, прожить, подойти к тому моменту, когда мне скажут: «Ну договори! Скажи это слово! Приговор!» И я не скажу. Они должны сказать. После программы.
Познер: Вот к теме, о которой мы только что говорили. Хочу уточнить. Вы считаете, что… Вы говорите, у редакции должна быть политическая линия. У редакции.
Сергей Доренко: Она и есть… У редакции она есть.
Познер: Более того, вы говорите, что у канала, как у большого бизнеса, всегда есть политическая линия.
Сергей Доренко: Обязательно. Но должна быть общая.
Познер: Но при этом вы рассказываете очень любопытные истории о том, когда вы работали на CNN и рассказывали о том, как чеченцы взяли больницу… И вы в репортаже…
Сергей Доренко: В Кизляре…
Познер: В Кизляре, да… И вы в репортаже их назвали «террористами», вам позвонил человек из CNN и сказал: «Слушай, дорогой мой, мы их называем не так…
Сергей Доренко: Rebeldes.
Познер: …Мы их называем «повстанцами»…
Сергей Доренко: Rebeldes.
Познер: …Это так наш канал их видит». На что вы ответили: «О’кей!» и стали дальше называть их «повстанцами». Это ваш рассказ. Дайте я закончу его.
Сергей Доренко: Да.
Познер: Значит, и при этом вы говорите таким образом. И вот для канала они «повстанцы» – и точка. И мы будем кривить душой, если скажем, что мы объективны, как Господь. Мы стараемся, мы не можем быть… не быть людьми… людьми. Поэтому я говорю, что всегда есть таблетка в конфетке. Проблема в том, насколько вы уважаете своих зрителей и как много конфетки окружает таблетку. Так? Но на самом деле вопрос не об объективности. Вопрос о неправде.
Сергей Доренко: Смотрите… я… я смотрю на… тогда террористов, которые захватили больницу в Кизляре…
Познер: Да.
Сергей Доренко: Я на них смотрю, как на террористов.
Познер: Они и есть террористы! И вы объяснили очень логически, почему.
Сергей Доренко: Потому что они захватили людей, непричастных к войне!
Познер: Абсолютно! Абсолютно!
Сергей Доренко: Абсолютно. И поставили под угрозу их жизни. Мне говорит CNN: «Это – rebeldes, revel… rebels».
Познер: Да-да, это «повстанцы», по-русски – «повстанцы».
Сергей Доренко: Я говорю: «Товарищи дорогие, но они же захватили…»
Познер: Да, да, да…
Сергей Доренко: Мне объясняют: «Да, с вашей точки зрения. Но для Латинской Америки, конкретно в ряде стран просмотра, это слово – «террористы» – ассоциируется с таким нежелательным словом, как…» И он мне начинает плести, плести, плести.
Познер: Он вас «лечит», как говорят.
Сергей Доренко: Он меня лечит и начинает упаковывать.
Познер: Да, да, да…
Сергей Доренко: Что же я делаю? Что же я делаю?
Познер: Что вы делаете?
Сергей Доренко: Я говорю «хорошо» и начинаю уклоняться от материалов в следующие разы. То есть я начинаю уклоняться. Ведь это мое право. Мое право…
Познер: Да ваше право вообще хлопнуть дверью, что вы и делали неоднократно.
Сергей Доренко: Знаете… и неоднократно! Я начинаю уклоняться. Когда он мне говорит: «Еще о них?», я говорю: «Немножко другой… Немножко другой подход, я про другое сделаю», потому что я не могу сказать, как он велит.
Познер: На самом деле это, конечно, политика.
Сергей Доренко: Это политика.
Познер: Это, конечно, политика. Это политика.…
Сергей Доренко: Но я, как журналист, могу уклониться…
Познер: И либо вы играете в эту политику с ними, тогда это командное, хотите вы того или нет.
Сергей Доренко: Да, да, да.
Познер: Либо вы от этого отказываетесь.
Сергей Доренко: Но я не хочу… Я не хочу. Я ставлю условия. Вот смотрите, я сейчас нанимаю людей, когда принимаю людей на работу…
Познер: Да.
Сергей Доренко: Я им говорю, что, конечно, у радиостанции – да, есть политика. Да. Я ставлю ее очень общо. Я говорю следующее: «Ребят, вы должны только мне гарантировать, что сейчас в голове… не ручайтесь, не ручайтесь о будущем… но сейчас в голове вы хотите, чтобы вы, ваши дети и ваши внуки жили в нашей любимой стране. В нашей любимой стране. Если это так…
Познер: То есть вы не хотите быть эмигрантами, другими словами?
Сергей Доренко: Да. И если… И вы, и ваши дети, и ваши внуки. Если это так, то вы строите страну для себя, детей и внуков…
Познер: Так…
Сергей Доренко: …и отвечаете перед могилами. Вперед! Дальше я за все – за дискуссию, за драки, за ссоры, за все. Вот это мое условие при найме. Теперь скажите – у меня есть политика? Да.
Познер: Ну это можно назвать, конечно, политикой, безусловно.
Сергей Доренко: Это политика.
Познер: Принцип даже, я бы сказал, принцип.
Сергей Доренко: Да, да, но политика.
Познер: Вот вы говорите: «Моя профессия – быть наблюдателем…
Сергей Доренко: Всегда хочется сделать шаг в сторону…
Познер: …свидетелем, но не участником». Ни в коем случае, говорите вы, иначе – ангаже. Но ведь на самом деле вы же абсолютно ангаже.
Сергей Доренко: Когда?
Познер: Вы известны как ангаже.
Сергей Доренко: Когда?
Познер: Многократно.
Сергей Доренко: Вы придумали это!
Познер: Ну нет, честное слово…
Сергей Доренко: Ну да, ну да…
Познер: Ну послушайте, я когда вас знал…
Сергей Доренко: Да-да…
Познер: …когда-то, и мы даже чуть-чуть с вами работали, когда вы были… когда вы возглавляли информационную службу, тогда ОРТ…
Сергей Доренко: Да. В 98-м году это было.
Познер: И я должен был срочную программу делать с вашей помощью, и я говорил, что я не хочу, и вы мне говорили: «Да вы сделаете, вы – хохол такой же, как и я!» Я очень смеялся – какой я хохол… Но, тем не менее, я очень хорошо это помню. Но вот то, что вы тогда делали, это же было ангаже! Это же было не вопре…
Сергей Доренко: В каком смысле?
Познер: Ну…
Сергей Доренко: Мне кажется, знаете, вот извините, то, что вы говорите сейчас… То, что вы говорите сейчас…
Познер: Я не… Почему нет, собственно говоря?
Сергей Доренко: Нет, нет, нет! То, что вы говорите сейчас…
Познер: Да?
Сергей Доренко: …чуть-чуть по-другому попробуйте взять.
Познер: Давайте!
Сергей Доренко: Вы в плену штампов.
Познер: Я?
Сергей Доренко: Да-да, вы, конечно, вы. Вы придумали штамп и дальше обслуживаете свой штамп.
Познер: Так, так…
Сергей Доренко: Теперь послушайте меня. Перед вами журналист, на которого в сентябре 99-го года…
Познер: Да…
Сергей Доренко: …напали могущественнейшие люди страны. Вы знаете…
Познер: Как-то…
Сергей Доренко: Я, я, я… если позволите… Значит, в этот момент президент страны находился в Барвихе, и мы не знали, то ли он больной, то ли нетрезвый – мы не знали этого.
Познер: Да.
Сергей Доренко: Все до единого человека, включая, там, Ястржембского, который перешел работать к Лужкову, и так далее – перебегали туда. Самые могущественные люди страны, у которых даже просто формально было 100 000 одних милиционеров в Москве, набросились на вашего коллегу. Вот вспомните…
Познер: 100 000?
Сергей Доренко: Да, 100 000 милиционеров в Москве. В штате, в штате, в штате…
Познер: Вы живы остались?
Сергей Доренко: …да. Вспомните нравы той эпохи. Вспомните нравы той эпохи.
Познер: Понимаю…
