и не успел. Конечно, для зимней поездки за город «Паджера», будучи полноприводным рамным внедорожником, хотя и весьма прожорливым, сто очков вперёд давала «Солярису». Но без топлива она была грудой железа, не больше. А где его сейчас найдешь, это топливо?!
— Не будем отчаиваться, что-нибудь придумаем, — успокаивала Лена своего мужа, когда он, совсем бледный с мокрыми от снега, но так и не поседевшими волосами, вернулся домой и случайно разбудил её. Внутри же у неё самой всё кипело, клокотало.
— Значит, так надо было, — продолжала она успокаивать мужа и себя саму. — Может, это Бог нас отвёл от поездки сегодня.
— Ты знаешь, я подумал, это мне… за те продукты, которые я, чего там говорить, украл в «Пятёрке». За всё в жизни надо платить. Я украл — вот, пожалуйста, теперь у меня украли. Долг платежом красен.
— Ну, что ты говоришь?! Перестань! Не сравнивай это! Да и не украл ты, выбрось это из головы. Мы бы умерли с голоду, если бы не ты… это был единственный выход в такой ситуации. Ты взял на себя, если хочешь, функции государства в ситуации, когда оно самоустранилось. Они ведь так и не приехали сюда, не стали людям раздавать ни продукты, ни воду, ни надежду… И потом ты взял ровно столько, сколько нам было нужно, чтобы не умереть с голода. Не для продажи и обогащения, а для выживания, элементарного выживания, для меня, для детей, в конце концов. Ты просто исполнил свой долг! Долг отца и мужа. И я… я горжусь тобой!.. И это… это выше, чем… понимаешь…
— Но тогда и тот… что угнал наш «Солярис», — перебил жену Алексей, — получается, тоже, наверное, долг свой исполнял? Перед женой, детьми своими, так? Он тоже, наверное, угнал его, потому что машина наша там стояла без надобности, во дворе под окнами. Угнал, чтобы спасти, увезти своих из этого ада — так у тебя получается?
— Да! Именно. Так и получается. Если он угнал, чтобы спасти своих детей, Бог ему судья, Бог его простит, прости и ты. А если нет, если он просто воспользовался ситуацией, если угоняет машины сейчас, чтобы продать их потом, то нет ему прощения! Гореть ему в аду!
— Понятно… Получил по левой щеке — подставь правую… Может, ещё и «Паджеру» им подогнать? Пусть забирают! Так?
— Нет! Не так. Ты не понял… Мы сами возьмём «Паджеру» и сами на ней уедем отсюда. Понимаешь? Сами! Никому не отдадим больше.
— Лена… ну куда мы на ней уедем… она пустая, ты понимаешь? Пустая! Бензина в ней нет. Из Щукино мы даже не выедем. Встанет она, и всё.
— Ну, вот ты и думай, где взять бензин. Думай, Лёша!
— И где же я его сейчас, по-твоему, возьму? Может, покажешь?
— Где? Где?.. Не знаю, где. Ты — мужчина, ты — водитель, ты думать должен, где. Слей, в конце концов, с другой.
— То есть укради? Опять укради. Как этот, что уехал сегодня ночью на «Солярисе», — Алексей обхватил голову руками и, сидя на краю Сашиной кровати, стал раскачиваться взад-вперед. — А кто-то потом меня проклинать также будет. А поймает за руку — ведь убьёт, и прав будет тысячу раз. Я бы тоже убил.
— Хочешь, давай вместе пойдём.
— Вместе… Эх, знать бы чьи это машины под окнами стоят, где их владельцы живут, я бы по дому, по квартирам бы пошёл узнать, живы ли они. А если нет, если не откроют, слил бы, и совесть моя была бы чиста. Только ведь никого мы знаем вокруг. Никто и нас не знает. Никто никого вокруг не знает! Соседи по лестничной клетке даже не знают друг друга. Как в лесу живём, ей-богу, а ещё людьми зовёмся… Господи! Послал ты кару нам за грехи наши.
— Алёша… помню, я когда-то в детстве фильм один смотрела. Старый. Итальянский, кажется. Там в нищете все жили, после войны. Ни у кого ничего лишнего не было, жили впроголодь, работы не было. И вдруг главному герою предложили работу: расклеивать рекламные плакаты по городу. Но при условии, что он будет работать на своём велосипеде. У него был велосипед, но они отдали в залог. Жена ему всё бельё постельное из приданого собрала, на каких они спали. Бельё отнесли, а на вырученные гроши выкупили назад велосипед. И вот он поехал на нём в свой первый рабочий день. Счастливый, довольный, расклеивает. В униформе новой, которую ему выдали. Гордый такой весь. И, представляешь, у него, пока он там клеил, этот велосипед угнали. Только отвернулся и всё! Он побежал, но не догнал. А нет велосипеда — нет и работы. Снова нищета, снова голод.
— Всё, конец?
— Да нет же, постой! Этот герой, он со своим сыном, мальчишкой, как наш Саша — такого же возраста, ‒ они все ноги стоптали, даже нашли того парня, который угнал. Полицейского позвали. Но велосипеда у вора этого уже не было. Видно, его успели разобрать и продать на запчасти. И доказать, что этот парень украл, они тоже не могут. Тот всё отрицает, свидетелей нет, велосипеда нет. И этот герой, не зная, что теперь ему делать, он тогда берёт… и угоняет чужой велосипед. Первый же, который попадается ему на глаза. Всё ходил, ходил возле него, мучился, руки себе заламывал… и угнал.
— И снова пошёл клеить плакаты? Всё? Хэппи энд?
— Нет… Он и ста метров проехать не успел. Хозяин сразу же увидел, закричал, а люди вокруг сбежались, погнались за ним, схватили, надавали ему оплеух и тумаков. А сынишка подбежал к нему, за полу куртки схватил, плачет. А толпа кричит: «В полицию его тащи!» ‒ И чего, потащили?
— Нет. Хозяин свой велосипед взял, посмотрел на этого горе-угонщика, на сына его в слезах, понял, что это нужда его толкнула, что не настоящий он вор, и говорит другим: «Отпустите его, у него и так всё плохо». И отпустили. И пошли они с сыном домой пешком, опустив головы. Такая вот история… Я потом долго забыть не могла фильм этот. Всё думала: какие мы счастливые, раз нам не нужно красть, чтобы с голоду не умереть.
— Да уж. Вот и мы дожили до этого. Жили-жили, и на тебе — дожили.
Глава XXIV
Ухватившись за идею с бензином, Ропотов для начала решил сходить и проверить, а стоит ли вообще их «Паджера» на том месте, где он её когда-то оставил. А то, может, как «Солярис», уже и не стоит.
Пока
