А Джафар, добравшись до дома, собрал своих ближайших соратников и на Коране поклялся отомстить врагам. Весть об этой клятве быстро распространилась по Тиходонску и всерьез озаботила братву. Все знали Джафара и знали, что такими клятвами не шутят.
Глава четвертая.
НРАВЫ УГОЛОВНОЙ СРЕДЫ
Я к вам пишу – чего же боле?
Что я могу еще сказать?
Теперь, я знаю, в вашей воле
Меня презреньем наказать.
Но вы, к моей несчастной доле
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Из письма Татьяны к Онегину. А. С. Пушкин
В любой сфере человеческой жизнедеятельности существует множество достаточно устойчивых нравоучительных сентенций, изначально предполагаемых правильными, но на самом деле таковыми не являющимися. В юриспруденции к ним относятся утверждения типа: «Жестокость наказания не способна предотвратить преступление», «Смертная казнь – нарушение прав человека», «Преступники – такие же люди, как и все остальные»...
В основе перечисленных высказываний лежат прекрасные человеколюбивые чувства и высокоидейные побуждения, они подкрепляются аморфными, расплывчатыми и малоубедительными аргументами и никем не подтвержденными фактами, например, таким, что в средневековом Париже воры-карманники якобы активно опустошали карманы горожан, собравшихся поглазеть на казнь очередного разбойника.
Но абстрактный гуманизм, как водится, превращается в свою противоположность: российское государство расплодило невиданное числом чрезвычайно жестоких преступников, беспрепятственно расправляющихся с ни в чем не повинными гражданами под благожелательный аккомпанемент разномастных «борцов за права человека», отличительной чертой которых является, с одной стороны, ущербность, страх перед властью и полная личная никчемность, а с другой стороны – завышенный уровень притязаний, разницу между которыми они и компенсируют вроде бы оппозиционной правозащитной деятельностью.
Между тем многочисленные туристы, побывавшие в последние годы в Саудовской Аравии или Объединенных Арабских Эмиратах, взахлеб рассказывают о полном отсутствии там преступности и связывают это не с чьей-то правозащитной трепотней или «хорошей профилактической работой», а с беспощадным исламским законом и сохранившейся практикой публичных казней.
Утверждение о том, что все люди одинаковы и преступник ничем не отличается от добропорядочного законопослушного гражданина, относится к одной из вышеупомянутых сомнительных истин. И дело даже не в том, что одни люди с легкостью, не испытывая угрызений совести, совершают такие злодейства, о которых нормальный человек не может даже подумать без содрогания. Дело в том, что наряду с обычным человеческим обществом, параллельно, а часто и пересекаясь с ним, существует огромный и жуткий уголовный мир. В нем правят бал вовсе не «обычные» люди, такие, как мы с вами, а биологически схожие с людьми, но совершенно другие в социальном смысле существа, создающие свою субкультуру, собственную мораль, особые правила и нормы поведения.
Преступники создали свой сленг, который не понимают нормальные люди. «Блатная феня», или «музыка» – это особый язык, на нем нельзя разговаривать о возвышенном или прекрасном, у него совершенно другие задачи и специфическая смысловая нагрузка, поэтому Татьяна Ларина и превращается в воровку и проститутку, Евгений Онегин – в «идейного шпанюка», а Гамлет – в крутого блатаря.
Они разработали систему татуировок, несущих немаловажную коммуникативную нагрузку: характер, расположение и содержание картинок отражают криминальную биографию их носителя, его преступный опыт и положение на иерархической лестнице, это своего рода паспорт, удостоверение личности, опознавательный знак, по которому угадывают своего.
Избыток свободного времени и недостаток свободы делают людей чрезвычайно изобретательными, поэтому зеки придумали тысячи всевозможных ухищрений: «мастырок», «примочек», «подлянок», «заморочек», направленных на то, чтобы увильнуть от работы, попасть в больницу (они ласково называют ее больничкой), уйти в побег, провести время и развлечься, наказать сотоварища за какой-то подлинный или мнимый проступок, поглумиться над администрацией, поддержать посаженных в карцер, просто выделнуться и показать свой характер.
Несмотря на режимные мероприятия, камеры тюрьмы или следственного изолятора общаются между собой с помощью зековского телефона – приложенной к стене или трубе кружке, выкриков в заплетенное проволокой и закрытое решеткой и «намордником» слепое окно, оставленной в прогулочном дворике малевки, для более материального общения они соединены «дорогами» из ниток, по которым «гоняют коней» – передают записки, чай, деньги, наркоту... Администрация регулярно обрывает нитки, но они появляются вновь, словно паутина, без конца воспроизводимая не знающим усталости пауком.
Существует связь даже между зонами, расположенными в разных концах страны: очередной этап приносит то «постановочное письмо», то деньги в общак, то устное сообщение для Смотрящего, то решение последней сходки... Если надо передать чтото очень важное или расправиться с укрывшимся за решеткой иудой, с воли направляется «десант» – специально подобранный человек умышленно «берет срок» и выполняет поручение «бродяг».
Уголовный мир – неважно, в зоне ли, на воле – живет не по законам Госдумы или президентским указам, а по своим «законам», «понятиям», решениям сходок. И эти правила соблюдаются куда строже писаных официальных постановлений. Больше того, в последнее время они вытесняют настоящие – слабые и бездействующие законы. Уже вполне легальные бизнесмены при возникновении материального спора обращаются не в арбитраж с его многомесячной волокитой и зачастую неисполняемыми решениями, а к авторитетам, которые без всякой бумажной карусели и переносов заседаний разрешат спор на месте, с гарантией обязательного исполнения.
Так бизнес сливается с криминалом, «черные», плохо отмытые деньги направляются на политическую борьбу, в кресла руководителей фирм, мэров, губернаторов, президентов в изобилии плодящихся банановых суверенных республик усаживаются деятели, чьи отпечатки пальцев еще хранятся в дактилоскопических картотеках органов внутренних дел, хотя и имеют тенденцию к постепенному исчезновению из оных.
«Блатную музыку» все чаще можно услышать не только в бытовой сфере, но и в коридорах Госдумы, аппарате правительства, президентском окружении. Наряду с этим все чаще отклоняются законопроекты о борьбе с преступностью и укреплении правоохранительных органов, все чаще принимаются законы, прямо или косвенно выгодные «братве», «бродягам» или слегка замаскированному «черному бизнесу». Открыто создаются «фонды помощи осужденным», представляющие собой не что иное, как легализованные воровские общаки. Утверждение о том, что преступники такие же люди, как все остальные, – из того же ряда, потому что выгодно криминалитету.
* * *
Светка и Зойка познакомились на зоне, в детской колонии с неудобоваримым названием «Воспитательно-трудовая колония для несовершеннолетних осужденных женского пола». Слово «трудовая» впоследствии из названия выпало, все остальное осталось. Очевидно, придумать другой вариант было трудно: «колония для девочек» – явно не годилось, потому что девочек в буквальном, физиологическом смысле этого слова здесь не было, а если иногда и попадались, то наличие небольшого клочка плевы превращало их жизнь в кошмар, ибо служило упреком всем остальным обитательницам зоны и подтверждало правоту воспитательниц, что не все начинают трахаться, едва поднявшись с горшка.
Мириться с такой явной несправедливостью несовершеннолетние осужденные женского пола не могли и расставляли все по местам, объявляя добродетель пороком и строго наказывая за него. Девственница объявлялась «соской», ибо другого способа сохранить невинность, по мнению здешних обитателей, не существовало, и, хотя основной состав вовсе не чурался орального секса, равно как и анального, группового и лесбийского, получившая такой ярлык новенькая становилась существом униженным и презираемым. Ее избивали, ставили на колени, рвали за волосы, заставляли лизать ноги или заднепроходное отверстие, мочились на несчастную, насильно накалывали точку возле рта или над глазом – позорящий знак «вафлистки». Не говоря уже о том, что сам предмет, послуживший основанием к гонениям, уничтожался самым варварским и жестоким способом.
Зойка, на свою беду, оказалась девственницей. Если бы Светка узнала об этом заблаговременно, она подсказала бы, как надо себя вести. Но вышло по-другому. Вечером, после отбоя, новенькая была поставлена для «проверки на вшивость». Это своего рода «прописка», но в отличие от мальчишеских зон испытуемой не загадывают загадки, не устраивают подлянок с «играми», не выписывают «морковки», «макаронины» или «хлысты». Просто определяют, чем дышит новенькая, и в зависимости от этого определяют ей место в зоновской иерархии.
