Когда мы остались вдвоем, падре Мигель сообщил:
— Она согласилась написать тебе письмо и сказала, что спрячет его сегодня вечером в обычном месте.
Он ничего не знал о тайнике в стволе старой магнолии, но был уверен, что я пойму.
С заходом солнца я в последний раз перебрался через монастырскую стену и «одолжил» лошадь. Обуреваемый нетерпением, я скакал так быстро, как только мог, и даже привставал на стременах. Ночь выдалась холодной, но, когда мы подъехали к стенам монастыря, и я, и лошадь были в поту. Кобыла фыркала, и я похлопал ее по бокам, чтобы успокоить. Потом я толкнул нашу потайную калитку, которая оказалась незапертой, и направился к дереву. В дупле я обнаружил собственные послания и ее ответ. Вновь и вновь при свете полной луны я перечитывал записку, пока до меня не дошел ужасный смысл этих строк.
«Я пыталась забыть тебя. Я пыталась очистить свою несчастную душу от греховности своей плоти, но не смогла. Я нарушила клятвы, данные Господу, и запятнала свое тело. Инквизитор придет, чтобы покарать меня за мой грех, если я сама не покараю себя».
Я выронил письмо, бросился к двери монастыря и колотил в нее до тех пор, пока не вышла сама настоятельница Соледад.
— Хуан, ты знаешь, что тебе запрещено здесь появляться.
Не тратя времени на объяснения, я оттолкнул ее с дороги, сбросив со своих плеч ее жилистые руки. Я устремился в келью Терезы, на бегу выкрикивая имя своей возлюбленной и не обращая внимания на сестер, которые повыскакивали в коридор. Дверь кельи, вероятно припертая изнутри стулом, не открывалась. Тогда я изо всех сил толкнул ее плечом и с криком ворвался в комнату.
Тереза лежала на кровати, вытянув руки вдоль тела, и кровь стекала с ее груди и рук, изрезанных ножом. На полу к этому моменту успела образоваться кровавая лужица. Я бросился к девушке и обхватил ладонями ее голову. Мое сердце бешено колотилось, когда я гладил ее по щеке, как она когда-то гладила меня, и умолял ее не умирать.
— Тереза, прошу тебя…
В ее глазах, подернутых смертельной пеленой, еще теплилась жизнь. Узнав меня, Тереза едва заметно улыбнулась и прошептала:
— Молись за меня, Хуан… Я не хотела…
В ее глазах застыл ужас.
— Я знаю…
Ее глаза начали медленно закрываться.
— Нет! — закричал я и подхватил ее на руки. — Мы отвезем тебя к доктору Пабло. Он вылечит тебя, он спасет тебя…
Я пронес ее мимо матери-настоятельницы и мимо остальных монахинь, которые застыли у дверей, не в силах сдвинуться с места. Продолжая прижимать к груди ее безжизненное тело, я медленно вышел из темного монастыря и упал на колени. Чудовищная боль, словно от удара ножом, пронзила мою ногу. Когда я вновь взглянул на Терезу, она была уже мертва. До самого рассвета я рыдал, качая на руках ее тело. Я смотрел в равнодушные небеса и тщетно надеялся увидеть хоть какой-нибудь знак. Где сейчас душа Терезы? Даровано ли ей искупление и спасение?
С восходом солнца мать-настоятельница накрыла тело Терезы одеялом и сказала, что мне пора уходить. Я едва держался на ногах, и каждый шаг причинял мне страшную боль. С трудом взобравшись в седло, я пустился в обратный путь. В тот момент, когда последние слезы высохли на моем лице, я поклялся, что никогда впредь не стану рыдать ни по одной женщине, и сдерживал свое обещание до сегодняшнего вечера, когда вновь оплакивал Терезу. Сейчас, поднимаясь по лестнице в свою комнату, я решил, что Альма не должна видеть моего отчаяния.
Догадка Альмы
— Хвала Господу, с тобой все в порядке, — сказала Альма, когда я открыл дверь. — Что произошло?
— Душа падре Мигеля заключена в темницу, так же как и его тело.
— Тебе удалось повидать его?
— Они убили его душу.
Она со слезами припала к моей груди, и я нежно погладил ее по голове.
— Чем мы можем помочь ему?
— Ничем.
— Может быть, следует обратиться за помощью к маркизу?
— Невозможно освободить человека от него самого.
— Куда ты? — спросила она, когда увидела, что я, прихватив со стола бутылку рома, направляюсь в спальню.
— Заглушать боль. — С этими словами я одним глотком отпил треть содержимого.
— А как же маскарад во дворце маркиза?
— Я туда не пойду.
— Но… маркиз устраивает маскарад в твою честь. Посыльный только что сообщил об этом.
— В мою честь? — удивленно переспросил я.
— В честь твоей сегодняшней победы на арене.
— Это не было победой.
— Но ты не можешь позволить себе обидеть маркиза, особенно теперь… — Она поплотнее закуталась в свою мантилью. — А кроме того… там наверняка будет донья Анна.
— Какое это имеет значение?
В ее взгляде засветилось лукавство.
— Женщина всегда догадывается о том, в чем мужчина не смеет признаться даже самому себе.
Когда дверь за Альмой закрылась, я подумал о донье Анне и невольно улыбнулся. Если я увижу ее сейчас и услышу ее смех, это хотя бы немного отвлечет меня от моей печали.
Маскарад
Церковные колокола пробили одиннадцать ударов, когда мой экипаж подъехал к особняку маркиза. Маскарад был в самом разгаре. Несмотря на то что празднество проходило в самом большом из дворцовых залов, здесь было негде упасть яблоку. Мое лицо, как и лица большинства мужчин, было скрыто под черной кожаной маской. У женщин были белые шелковые маски, которые крепились на затылке с помощью ленточек, либо же их приходилось удерживать перед лицом нежной ручкой.
Я занял наблюдательную позицию у стены, ища глазами донью Анну. Сотни свечей в канделябрах освещали зал. Большая ширма, украшенная перламутром, была призвана разделять женщин и мужчин, однако она была установлена с таким расчетом, чтобы женщинам было тесно на своей половине и им поневоле пришлось бы присоединиться к компании мужчин. Маркиз был мастер устраивать подобные хитрости, а потом стоять в сторонке и наблюдать, что происходит. Довольно скоро шлюзы между двумя частями зала оказались прорванными, и теперь мужчин и женщин разделяли только маски, которые скорее способствовали флирту, чем препятствовали ему. Впрочем, сегодня такие интрижки не волновали меня.
— Дон Хуан!
Мое одиночество нарушили узнавшие меня дон Хосе и его жена. Я улыбнулся, приветствуя товарища по битве. Белокурые локоны его супруги, которая была родом из Вены, красиво ниспадали из-под маски. В то время как дама засыпала меня вопросами, глаза ее спутника скользили по толпе, высматривая под масками хорошенькие женские лица. Жена держала его под руку и явно изнемогала от ревности.
Как только мое инкогнито было раскрыто, гости обступили меня со всех сторон и каждый желал лично поздравить с победой в бою. В другой раз мне бы польстило такое внимание, однако сегодня оно меня тяготило. Я уже собрался вежливо извиниться и исчезнуть, но появление маркиза помешало мне это сделать. Лицо маркиза тоже было прикрыто маской, при этом его крупную фигуру трудно было не узнать.
— Поздравляю, это был грандиозный успех, — сказал он, а потом наклонился и прошептал на ухо: — Он обеспечит тебе новые победы в Севилье.
— Что слышно о доне Эрнане?
Маркиз снял маску, и у меня упало сердце.
— Он умер от ран спустя несколько часов после боя.
Затем, не желая превращать праздник в поминки, он громко обратился к публике:
— Наш благородный друг дон Эрнан погиб во имя чести и любви. Этот праздник мы посвящаем ему!
— Ни честь, ни любовь не имеют к его гибели никакого отношения, — сказал я, пробираясь сквозь толпу в поисках места, где можно было бы побыть в одиночестве.
Маркиз догнал меня и взял под руку.
— Ты сделал все, что мог. Никто из нас не смог бы сделать большего.
— Он просил вас позаботиться о его жене и детях.
— Разумеется, я не оставлю их.
Несмотря на присущий ему цинизм, маркиз был искренне предан тем, кого считал своей собственностью. От разговора о доне Эрнане нас отвлекло появление командора и доньи Анны. Она придерживала у лица маску, в то время как отец был явно не расположен к подобным развлечениям. По его окаменевшему лицу и мрачно сверкающим глазам нетрудно было догадаться, что на праздник командор явился не по своей воле. Я также заметил, что сегодня с ними не было дуэньи.
Узнав маркиза и не узнав меня, донья Анна приветливо улыбнулась. На лице ее отца не дрогнул ни один мускул. Маркиз сделал вид, что ничего не замечает, и обратился к нему:
— Командор, мы бы не могли переброситься с вами парой слов в моей библиотеке? Это касается ваших земельных владений.
— Мне бы не хотелось оставлять дочь.
— О, это займет всего лишь несколько минут, и я уверен, что мой благородный друг присмотрит за доньей Анной до нашего возвращения.
— Кто он такой?
Маркиз не дал мне возможности представиться и поспешно сказал:
