Антонио приподнялся. Она уже спала, сладко посапывая в объятиях Ванессы, которая продолжала всхлипывать и бормотать в забытьи что-то нечленораздельное.
— Чаро! Эй, Чаро! — позвал он.
Потом потряс ее за плечо. Чаро сказала что-то во сне и еще теснее прижалась к подруге. Антонио стянул с них одеяло. На Ванессе были грязные прилипшие к телу трусы. Черные кудрявые волосы в паху Чаро ползли вниз между ног и вверх, к пупку.
Антонио встал, вынул из кармана валявшихся на полу брюк «Лейку», навел объектив и, отступив на несколько шагов, включил верхний свет.
Клик, клик, клик.
Потом взобрался с ногами на кровать и принялся щелкать не останавливаясь, пока у него не вышла вся пленка.
Закончив снимать, он потрогал холодные ягодицы Ванессы. Затем запустил палец во влажное горячее влагалище Чаро и подвигал им из стороны в сторону, прислушиваясь к хлюпающим звукам.
Глава 23
Последние посетители ушли только под утро, когда забрезжил рассвет. Роза курила сигарету, опершись о кассовый аппарат. Она только что внесла в толстую тетрадь сумму дневной выручки и теперь задумчиво грызла кончик карандаша.
В бар вошел Альфредо и молча сел на высокий табурет за стойку.
— Думаешь, как бы половчее ободрать хозяина, Рози? Уверен, что ты его сделала, — вы, официанты, горазды на всякие хитрости, — проговорил он вместо приветствия и, прежде чем Роза успела увернуться, ущипнул ее за щеку.
— Ты! Не смей меня трогать! Я этого не люблю, понял?
Роза бросила сигарету под стойку и яростно затоптала окурок ногой.
— Напрасно ты сердишься, лапочка. Я пришел к тебе с миром, как деловой человек, можно сказать, бизнесмен. Ну а все-таки, признайся, сколько выручки ты утаиваешь от хозяина? — Он подмигнул. — Спрашиваю из чистого любопытства. У тебя наверняка отложена в банке кругленькая сумма на безбедную старость. Я бы на его месте установил тут скрытую камеру наблюдения. Когда я обзаведусь собственным пабом, то меня не сможет провести ни бог, ни черт: уж я-то хорошо знаю вашего брата и трюки, к которым вы прибегаете. А паб у меня обязательно будет — месяца через три-четыре. Я приглядел себе тут один, в Аманиеле, — он как раз выставлен на продажу. Отличный паб — то, что требуется. Немножко переделаю, отремонтирую — и гуляй рванина! Он обойдется мне где-то в девять, может, десять лимонов[62], хотя владелец — тот еще скряга, просит за него двенадцать. Знаешь, что я сделаю? Найму в подавальщицы шлюх — нет никого лучше шлюх для такого дела, Роза, уж я-то на этом собаку съел! Управляющим поставлю жандарма, хорошая идея? А если не найду стоящего жандарма, тогда — легавого. По крайней мере, буду застрахован от закрытия. А сам, чистенький, ухоженный, руки в брюки — и на заслуженный отдых! Немного бильярда и немного блуда по ночам, совсем немного, в меру. Как тебе перспективка? Вдохновляет? Через три-четыре месяца скоплю нужную сумму, и паб у меня в кармане.
— Кончай трепаться и выметайся. Да не забудь закрыть за собой дверь! Я жду Ибрагима.
— Ибрагима? Долго придется ждать.
— Что ты сказал? Так он не придет?
— Мы теперь работаем в паре, подруга. Я принес то, что обещал тебе Ибрагим. С этого момента товар будет проходить через меня.
— Постой, я не совсем врубилась. Повтори, что ты сказал?
— То, что слышала. Мы с Ибрагимом компаньоны. Я принес тебе пять граммов коки. Ты ведь столько просила?
Альфредо инстинктивно бросил взгляд на полуоткрытую дверь, а затем оглядел чисто выметенное помещение. Уборщик вынес ведро с мусором и вместе с остальными ушел восвояси. Бар опустел.
— Не смеши меня. Ты компаньон Ибрагима?
— Так оно и есть. А теперь дай мне пива, у меня в глотке пересохло. Пошевеливайся!
— Заведение закрыто.
— А мне плевать! Заткнись и неси мне пиво. Мухой!
Роза смерила его пристальным взглядом.
— Мне сказали, что ты на третьем режиме.
— На свободном, детка, так вернее: в девять утра меня выпускают на волю, а в десять вечера я должен возвращаться в тюрьму. Удобно, правда? Так, где пиво?
— Обойдешься! Пока не предъявишь мне товар, пива не получишь.
Альфредо вытащил из кармана брюк завернутый в фольгу мешочек размером с полпачки сигарет, показал его Розе и спрятал обратно.
— Марафет здесь, все взвешено до миллиграмма. Кока первоклассная. Гони деньги, с тебя шестьдесят кусков.
— Ибрагим продает мне по десяти кусков за грамм, а не по двенадцати. Двенадцать — цена для фраеров, а не для меня. Тебе надо бы знать.
— Уморила, детка. Двенадцать кусков за грамм и ни песетой меньше. Пять граммов — шестьдесят кусков, если, конечно, Пифагор не врет.
Роза открыла холодильник, вытащила две покрытые инеем бутылки «Махоу», поставила их на стойку и открыла. Потом сделала большой глоток из своей.
— Не верю, чтобы Ибрагим не предупредил тебя о скидке.
Альфредо залпом опустошил полбутылки и ответил:
— Представь, не сказал ни слова. Надо думать, он тебя бросил. Ты ведь знаешь, как это обычно бывает? Такова жизнь, ничего не поделаешь. Мужчины не имеют привычки западать на одну и ту же бабу до конца своих дней, нам нужно разнообразие — в этом весь кайф. По части баб мы с Ибрагимом схожи — абсолютная свобода и никаких привязанностей. Клюем по зернышку тут и там, а потом: «Чао-какао!»
Роза внимательно оглядела черную куртку Альфредо и его цветастую рубашку — новенькие, с иголочки.
— Слушай, парень! Я устала и не хочу осложнений. Вчера пошла спать только в четыре утра, а сегодня еще не ложилась. Мне надо оформить заявки — хозяин ждать не будет. Люди говорят, будто я бешеная и чуть что лезу в бутылку, скорее всего, они правы, поэтому лучше не доводи меня.
— Роза, детка! Кому ты тут все это рассказываешь? Она, видите ли, устала, совсем замучилась. А я? На курорте был? Год тюрьмы — не шутка. И мне плевать на твои проблемы с хозяином, поняла?
— Видит Бог, я всегда мечтала жить нормальной жизнью, не злиться, не лютовать. Мне бы хотелось, чтобы все мы спокойно и честно занимались своим делом. Мир стал бы немного лучше. Похоже, я начинаю злиться, а это сейчас совсем некстати.
— Мне не изменяет слух, Роза, детка? Заделалась философом? Ты меня поражаешь, просто ошеломила. К чему эта болтовня, сплошное бла-бла-бла? У тебя есть шестьдесят кусков или нет?
— Слушай меня внимательно! Я покупаю у Ибрагима не в первый раз. Между нами соглашение, которому много лет. И не заставляй меня повторять. Ты не выйдешь отсюда, пока я не получу мои пять граммов, усвоил? А коли нет, так распорю тебе живот от члена до горла и выпотрошу кишки.
Альфредо сделал глоток и, запрокинув голову, медленно выпил бутылку до дна. Потом, не спеша, вытер губы.
— Ты собираешься выпустить мне кишки? Я правильно понял?
Роза опустила руку под стойку, вытащила автоматический нож и нажала на пружину: из рукоятки выскочило узкое лезвие пятнадцати сантиметров в длину. Она положила нож на стойку перед Альфредо.
— Ты правильно понял, я тебя зарежу, — сказала она, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово.
Альфредо покосился на дверь.
— Не успеешь выскочить, — предупредила Роза. — Поди попробуй, и твоя работа с Ибрагимом закончится сегодня же. Если, конечно, ты не отдашь мне пять граммов.
— Ибрагим ничего не сказал мне о скидке. Один грамм стоит двенадцать кусков — единственное, что я от него услышал.
— Должно быть, он просто забыл.
Альфредо медленно сполз со стула.
— Хорошо, договаривайся с ним сама. Меня ждут другие дела.
Роза схватила его за рукав. Ее голос, как и прежде, звучал угрожающе спокойно:
— Сядь на место! Мы еще не закончили.
Альфредо замялся на мгновение.
— Я сказала, сиди, где сидел!
Он послушался, и Роза помахала у него перед носом страшной финкой.
— Даю тебе наличными тридцать кусков. Остальное получишь после разговора с Ибрагимом. Ясно? Кока предназначена для фиесты, которую устраивают важные сеньоры. Там будут Ванесса, я и твоя жена. Она тебя разве не предупредила?
— Чаро? Нет, я не знаю ни о какой фиесте.
— Нам заплатят двадцать кусков каждой. Шальные деньги, и это помимо того, что мы выручим за перепродажу наркоты. Дошло?
— Я давно не виделся с Чаро. Был занят работой на Ибрагима. На мне вся доставка товара. Так ты говоришь, вам отвалят по двадцать кусков?
— Да, каждая получит по двадцать тысяч песет плюс навар от продажи коки. Сеньорам необязательно знать, за сколько мы купили ее на самом деле. Ты все понял? Или мне объяснить еще раз?
— Все ясно, детка.
— Ничего тебе не ясно. Ты хоть знаешь о том, что твоя жена путается с фотографом?
— С каким еще фотографом?
— Он живет с ней на одном этаже, в соседней студии.
Глава 24
Рафа в потертых старых джинсах и черной куртке сидел в кафе «Бодегас Ривас». Наступило время завтрака, и почти все столики были заняты. Он поднял руку и позвал Пепе, распорядителя зала.
