Эти склады — крупнейшие продовольственные в столице. Принадлежат государству…
— А где сами военные, не слыхать?
— Как не слыхать? Намедни свояк мне каблограмму отбил, из Турова. Надысь, эшелоны миновали. Сутки уже подряд идут один за другим. Пушки, солдатики…
Хм… До Турова — две тысячи километров. Значит, где-то неделя у Республики есть… Извозчик оглядывается по сторонам, затем шепчет:
— Нехорошие дела завариваются, ваша светлость. Очень нехорошие. Рабочие бастуют второй день, требуют передать власть Советам. А господа из Совета грозят смертоубийством. Мол, не будете работать — всех постреляем.
— У них войск нет.
— Есть, ваша светлость. Столичный гарнизон на их сторону перешёл. За Республику встал.
Качаю головой. Как же всё повторяется…
— Ладно. Спасибо тебе за помощь и за рассказ. Если что интересное услышишь — сообщи. Не обижу.
Кладу ему в руки тонкую стопочку радужных купюр. Чего их жалеть? Скоро они вообще ничего стоить не будут. Возчик ахает, рассыпается в благодарностях, потом страшным шёпотом добавляет:
— Не знаю, правда ли, ваша светлость, но поговаривают, что гонведы и прусы…
Делает паузу, я не выдерживаю:
— Пошли на Русию?
Он отчаянно мотает головой:
— Нет, ваша светлость! Они своё слово держат крепко! Войска пошли в свои края! Хотят власть менять, как в Русии. Мол, надоело им свою кровь за чужие богатства проливать!
… Едва удерживаюсь от мата.
— Спасибо, милейший… Обрадовал…
Извозчик вновь расцветает улыбкой, кланяется напоследок, запрыгивает на облучок и трогает свою лошадь. Горн спешит вперёд, чтобы выпустить пролётку. А я стою столбом, переваривая новость. Если это правда… Тогда нас ждёт большой-большой 'п'. В смысле, песец. Полярный. Настоящий… А что? Вполне вероятно. По сведениям, полученным от Петра, что одна, что другая стороны, точно в таком же состоянии. Солдаты Прусии и Гонведии так же, как и русы, недоедают, разуты, раздеты, страдают от отсутствия боеприпасов и оружия. Несколько раз были случаи братания… Причём, никем не наказанные… Мать Богов! Да что же это тут намечается?!..
…Возвращается Горн. Кланяется.
— Ваша светлость, всё, что смог, купил. Пусто на рынках. Деньги брать не хотят. Требуют чистую медь, либо драгоценности. За бумажки ничего.
Возвращает мне толстую стопку денег.
— Значит, платил монетами?
Он кивает. А я досадую — значит, не сегодня, так завтра, надо ждать незваных гостей… Слухи о том, что мой мажордом расплачивался аметистами, разнесутся среди торговцев мгновенно, и об этом сразу доложат либо властям, либо, что вернее всего, уголовникам… Ну, что же. Мне не привыкать, а моего арсенала хватит, чтобы перестрелять половину столицу… Зловещая ухмылка на миг проскальзывает по моему лицу, Горн замирает, но я машу рукой.
— Не переживай. Ты всё сделал совершенно верно. Это не по твоему поводу. Не волнуйся…
Возвращаюсь в дом, анализируя свои ощущения. Так сегодня, или завтра? Но я ошибаюсь. Не успел я подойти к лестнице, как с улицы доносится треск старинных моторов и скрип передач. Уже? Вбегает бледный, словно смерть, Горн:
— Ваша светлость! Революционный отряд!
Мои губы кривит злобная усмешка:
— Много их?
— Две машины. Пятьдесят, не меньше.
Усмехаюсь:
— Да где ж мы их хоронить то всех будем?
Челюсть мажордома отвисает, а я слышу грубый пропитый голос:
— Именем Республики, открывайте!..
Глава 13
Писк брелка, очень похожего на автомобильный, в моей руке, и слышен лязг засовов. Все рольставни и двери первого этажа наглухо задраиваются мощными засовами.
— Горн, соберите всех слуг и спуститесь в подвал. А я — разберусь с непрошеными гостями.
Не спеша, несмотря на начавшиеся удары в дверь, поднимаюсь на второй этаж, выхожу на балкон и слегка нагнувшись вниз, окликаю суетящихся возле массивных створок аборигенов:
— Я никого не жду. И не приглашал.
Все головы дружно задираются вверх, потом одно из… Даже не знаю, как назвать — рожа? Харя? Морда? Поскольку лицом то, что я вижу, никак не может быть. Нечто донельзя противное и мерзкое, с алчным выражением, маленькими, просто крошечными глазками, внушающее непреодолимое отвращение. Словом, это нечто, одетое, кстати, в генеральскую шинель и сверкающие лаком сапоги очень дорогой работы, открывает полную гнилых пеньков пасть:
— Именем Республики, требуем открыть двери дома для обыска!
— Приказ? Ордер на обыск? Разрешение нарушить права иностранного подданного?
— Чаво ты там мелешь! Робяты, ломай! Тут бабок немеряно!
Как я и думал. Ну, что же. Последняя формальность.
— Я принимаю все меры, разрешённые кодексом достоинства и чести Нуварры.
Слышали. Не слышали. Меня не волнует. Потому что следом вниз летят две РГО. Хлопок запалов, затем взрывы заставляют вздрогнуть особняк. Слышен звон лопнувших стёкол. Мда… Придётся слугам попотеть. Но, думаю, основное количество переплётов уцелеет… Резко приседаю, потому что в стену вонзается пуля. Из местной винтовки. Те, кто оставался возле грузовиков, их четверо, открывают огонь по мне, лихорадочно передёргивая затворы. Одного взгляда достаточно понять, что это не противник, потому что и оружие держат напряжённо, и рвут курок, сбивая прицеливание, которого, впрочем, вообще нет. Палят, как говорится, 'от пуза'. QSZ 92 выплёвывает пять пуль. Убираю пистолет обратно в подмышечную кобуру. Всё. Ни примитивные авто, ни трофеи меня не интересуют. Спускаюсь вниз. Удивительно, но слуги, вооружившись, кто чем, к примеру, у Солы в руках здоровенная чугунная сковорода весом килограмм десять, ждут у двери, готовые к обороне.
— Ваша светлость! Мы…
Я вскидываю руку, останавливая готовый выплеснуться на меня поток экспрессии.
— Всё. Надо вызывать маргов.
Так здесь называют прозекторов и вообще всех, кто занимается трупами. Слуги застывают в неподвижности. Я слегка дёргаю краешков губ, и они начинают пятится от меня в глубину зала.
— Что? Нет там уже никого.
— Ушли, ваша светлость?
Это счастливый будущий жених. Отрицательно качаю головой:
— В мир загробный…
Тысяча четыреста осколков на сорок пять рыл вполне достаточно. Учитывая, что рванули они в самой гуще. Уголовнички сгрудились толпой прямо напротив двери. А там… В общем, интересный архитектурный приём. Массивная бронированная дверь в конец небольшого, но достаточно широкого коридорчика, закрытого снизу полом, сверху — балконом, а с боков — стенами с окнами, закрытыми металлическими ставнями, расходящимися углом. Получается этакий карман… А теперь представьте, что будет с теми, кто окажется в нём во время взрыва двух оборонительных гранат… Правильно. Фарш. Я то и не такого насмотрелся. А вот слуги, и обыватели… Они даже про собственную войну знают только по газетам, да бравурным ура-репортажам придворных писак… Тем страшнее будет реальность…
— Горн. Пошли кого-нибудь из ребят за маргами. Скажи, полсотни трупов. В разной степени целостности… Сола. Свари мне ещё кофе. Остальным — прибрать стёкла.
Отворачиваюсь, ощущая на своей спине испуганные до ужаса взгляды бледных, словно хорошо выдержанные призраки, слуг, и поднимаюсь по лестнице к себе в кабинет. Началось. Бандиты не выдержали и нагрянули ко мне среди бела дня на глазах у сотен людей. Значит, власти уже, как таковой, нет… Усаживаюсь за стол, сбросив своё пальто на кресло, открываю записную книжку-органайзер, которую веду всё время, что я нахожусь в Русии. Там записанные на русском языке имена и фамилии учёных, специалистов, инженеров, медиков… Словом, всех тех, кого бы я желал увидеть гражданами Новой Руси. Пора начинать? Думаю, нет. Вот когда начнётся штурм города фронтовыми частями… Или когда поднимутся рабочие… О, чёрт!!! А ведь когда Совет приведёт свою угрозу в исполнение… В двери стучат. Появляется мертвенно белая Золка.
— Ваша светлость…
Ставит поднос на стол, удерживая рвотные позывы. Я участливо спрашиваю:
— Что, девочка, на улицу выглянула?
Она кивает, затем вдруг скрючивается и стремглав вылетает из кабинета, забыв о вежливости и этикете. Мне становится смешно и грустно одновременно…
Время летит незаметно. Я снова заказываю кофе, очередную порцию, и когда его приносят, голова начинает трещать от раздумий. Не успеваю я допить свою чашку, как в двери вновь стучат.
— Да?
Раздаётся голос мажордома:
— Ваша светлость, к вам гость.
— Кто на этот раз?
— Полицай-генерал… Простите, верховный комиссар милиции Республики Стоян ун Ангриц.
Ого! Уже перекрасились? Впрочем, наверняка господин комиссар один из главарей заговорщиков… Иначе бы Император был жив.
