Лет четырнадцать было Добрыне, когда он вот так же улыбнулся Святославову мечнику Шостаку за нанесённую обиду, а потом того Шостака с перерезанным горлом нашли на скотном дворе. Вины Добрыни доказать не сумели, а князь Святослав только плечами пожал, назвав обвинения наветом. Шостак-то детина ражий, побывавший на многих сечах, где ж мальцу, что на две головы ниже, с таким справиться. С князем согласилась дружина, а вот Блуд, который тогда был не старше годами древлянского лешего, точно знал - Добрынино это дело. И не только Шостока тот порешил, но и Ольгиного холопа Лепка, который по княгининому наущению глаз положил на Малушу, чтобы не досталась она Святославу нетронутой. То, как резал Добрыня Лепка, тогдашний Мечислав видел собственными глазами на пару с совсем малым в те годы боярином Ставром. Хоть и замутило их тогда от вида крови, но ни Мечислав, ни Ставр не подали голоса, а поджав хвосты, смотрели, как расправляется Добрыня с холопом. Сделал он это просто - хватил по голове сзади Лепка дубиною и полосонул по горлу ножом. Никто не спросил с Добрыни за убийство холопа. Мечислав с Ставром промолчали с испуга и, наверное, зря. Расскажи они про этот случай княгине Ольге, не стоял бы сейчас древлянский леший перед шатром сестричада с улыбкой на устах.
- Заходи ко мне в шатёр, боярин, - кивнул головой Добрыня. - Не хочу, чтобы ты воротился в Киев, усы не замочив.
Кроме Блуда под полотняный гонт вошёл и боярин Хабар, а более никого не позвал с собой воевода - разговор предстоял тайный, не требовавший лишних ушей.
В припасах у новгородцев недостатка не было, знатно, видимо, почистили сёла вокруг Киева. И очень может быть, что боярин Блуд кушает сейчас свинину с своего подворья.
- Помню, боярин Збыслав, да не икнётся ему сейчас в стране Вырай, тоже знатно угощал нас в Новгороде, - отёр жирные губы рукавом Хабар. - Ты, боярин Мечислав, тогда чуть не подавился костью.
Разумеется, Блуд помнил. И помнил не только разносолы боярина Збыслава, но и собственные слова, которые говорил тогда новгородской старшине.
- А сказал ты тогда, боярин Мечислав, что только тот князь хорош, за коим сила, а кто за хлипкую спину встал, тому придётся ответить за глупость, собственной шкурой, - ласково улыбнулся киевлянину боярин Хабар.
Блуд от улыбки взъярился, но виду не подал, а отплатил вилявому новгородцу той же монетой:
- Так и ты, боярин, был с моими словами согласен и всё кивал головой.
- Отчего же не кивнуть на умную мысль, - задумчиво протянул Добрыня. - Это князья меняются, а истина остаётся.
Для Блуда слова Добрыни не были неожиданными. Уже из слов Владимира ему многое стало ясно. На стол киевский рабич предпочёл бы сесть мирно, не утесняя старшину и черный люд. По праву сесть, а не по силе. Была возвышению Владимира только одна помеха - князь Ярополк. Всё сейчас зависит от киевской старшины, под чью руку она встанет, тот и Великий князь. Пока она стоит за Ярополка, но неизвестно, что завтра будет. У Добрыни в Киеве имеются свои люди и обхаживают они в нужном направлении не только воеводу Отеню.
- Князь Рогволд тоже бахвалился своей силой, - вздохнул Хабар. - Срамил прилюдно князя Владимира. Да только и в Полоцке нашлись разумные головы, которые открыли ворота перед Великим князем. За что были обласканы.
Впервые Хабар назвал Владимира Великим князем, а боярин Блуд не рискнул ему возразить, хотя, наверное, должен был, но для такого протеста нужна сила, а её ни у Ярополка, ни тем более у самого боярина нет.
- Подумать я должен, - сказал Блуд. - Посоветоваться с боярами. А крови я не хочу.
- Думай, боярин, - согласился, Добрыня. - Думай, как спасти свою голову.
Глава 11
Ближники
Требование Владимира, переданное через боярина Блуда, князь Ярополк выслушал молча. И так же молча внимали посланцу собравшиеся на совет ближние бояре. Ну а когда отзвучало слово князя Новгородского, тут уж хочешь не хочешь, а говорить надо.
- Не Владимиру судить Великого князя, - не очень уверенно начал Басалай. - А с Олега следовало спросить за убийство Люта сына Свенельда. В остальном вмешался случай. А Владимира не мы согнали с стола, а новгородское вече. Новгород добром под руку Ярополка перешёл, а не силой.
- Ратью-то мы им грозили, - негромко поправил его боярин Ставр.
- Так наша рать стояла не под стенами, - возразил боярин Путна. - А Владимир как тать ворвался в наши земли.
Высказывались вроде против Владимира, а получалось как-будто против Ярополка. Что ни говори, а силой прибрал к рукам Ярополк Древлянский удел брата Олега и другого своего брата согнал с Новгородского удела. И выходило - если Ярополку можно, то почему Владимиру нельзя? И если сейчас созвать киевское вече, то неизвестно, что оно скажет на виду у Владимировых дружин.
- Владимиров напуск мы отразим, - бодро сказал Отеня. - Сил хватит.
- Так же говорил и Рогволд Полоцкий,- вздохнул боярин Боримир. - А где он теперь?
- Хабар рассказывал, что головы Рогволду и его сыновьям рубили полоцкие бояре, а кто рубить не хотел, тот за строптивость своей головы лишался, - вздохнул тяжко Блуд. - Так-то вот, бояре.
А более никто ничего не сказал и даже не глянул открыто Ярополку в глаза. Князь тоже молчал и щурился на ближников, прикидывая в уме, смахнул бы ему голову тот или иной боярин или подставил бы под меч свою? Страшный это был прикид и страшный выбор, но среди полоцких бояр всё-таки нашлись такие, кто не поднял меч на князя, а найдутся ли такие среди киевских? И не было за столом боярина, в котором не усомнился бы Ярополк. Нет, будь Ярополк в силе, все они стояли бы за него горой. Но слабых князей, похоже, не бывает – коли ты слаб, то уже не князь. И здесь трудно рассчитывать на преданность, а можно только на жалость. Но это уже не боярский выбор, а человеческий.
Из Детинца боярин Блуд возвращался рука об руку с боярином Ставром, а одесную от Ставра трусил на гнедке боярин Басалай. Широка киевская улица - три верших в ряд и ещё одна повозка проехать может. И мощена не деревом, как в Новгороде, а камнем. Камень крепче дерева. Случалось боярину Блуду бывать в землях дальних и любоваться каменными палатами, а всё же дерево сердцу приятней. И для здоровья полезней жить в деревянном тереме, а камень впитывает сырость, и от этого у живущих в тех палатах ломит кости.
- Зато горит дерево веселей, - вздохнул боярин Ставр. - Как пыхнет, так не враз потушишь.
- Горит от небрежения людского, - возразил Басалай. - Само по себе не пыхнет.
- А гнев Перунов? - напомнил Ставр. - Как ударит молния, так займется всё жаром.
И сразу притихли все трое, вслушиваясь в собачий лай, что нёсся с каждого киевского подворья. Да ещё и не в один голос лаяли, а целыми сворами - который бухает как в било, а который с повизгиваниями.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
