— Потому что берусь, — ответил Добрыня.
Он шагнул вперед, меч начал подниматься. Колдун сказал удивленно:
— Ты что-то чересчур смел…
— Я никогда не был трусом.
— Но и на рожон не пер, — определил колдун. — Я людей знаю. А сейчас… Сказано же: не зная броду — не суйся в воду. Ты из тех, кто всегда ищет брод. А переправляется, не замочив ног. А сейчас — не глядя!.. А вдруг яма?
Добрыня неприятно усмехнулся:
— Вдруг я знаю то, чего не знаешь ты?
Колдун несколько мгновений изучал его красивое, надменное лицо. Глядя на такое, женщины начинают густо краснеть, а мужчины тихо зеленеют от ревности. А колдун даже в этом безлюдном месте, среди скал и пещер, все равно остается мужчиной.
— Похоже на то, — согласился он со зловещей неторопливостью. — Ты в самом деле знаешь что-то такое… мне неведомое, что придает тебе уверенности. Но только поможет ли?
Добрыня поиграл мечом:
— Он поможет. Умри, прячущийся от людей!
Колдун вскочил, избегая меча, поспешно отпрыгнул за глыбы:
— За что?
— За то, что колдун! — отрезал Добрыня.
Запоздало подумал, что лучше бы обвинить в чем-то другом, а то в Киеве иной зовет колдуном любого грамотного, но что сказано, то сказано, а колдун отодвинулся еще дальше, вскрикнул:
— Я узнаю все равно твои тайны раньше, чем замахнешься. Все, все твои тайны! Я тоже, в ожидании вот такого меднолобого, кое-что заготовил…
— Не хвались… — начал Добрыня, но колдун вскричал тонко и пронзительно, взмахнул руками. Из широких рукавов вылетели снопы радужного огня. Между ним и колдуном вспыхнуло бушующее пламя. А из огня на Добрыню взглянула сама Смерть.
Он успел увидеть страшный оскал на бледном лице, а Смерть со зловещей уверенностью шагнула к нему через огонь.
Костер догорал, Леся несколько раз нетерпеливо посматривала в сторону леса. Амира училась подкладывать щепочки в огонь, счастливо смеялась. Леся наконец взяла лук, перебросила колчан со стрелами за спину:
— Пойду-ка взгляну. Что-то мне не нравится это… Чую беду.
Амира вскинула голову. На милом детском личике отразилось безмерное удивление.
— Разве с нашим господином что-то может случиться? Он ведь так могуч и отважен!
— Такие гибнут чаще, — ответила Леся. — Посиди, я схожу по его следам.
Она была уже за деревьями, когда сзади прошелестели легкие шаги. Царская дочь догнала, лицо ее раскраснелось, в глазах были страх и удивление.
— Не оставляй меня одну, — вскричала она. — Мне страшно!
— Там наши кони, — утешила Леся. — Ты не одинока.
— Если бы хоть конь господина!.. У него и конь большой, надежный.
Они прошли совсем немного, потом деревья разошлись в стороны, как девицы в хороводе. Земля пошла вверх, появились сглаженные ветрами камни. Глубокие трещины, слышно стало, как за зеленой стеной орешника шумно жрет молодые веточки огромный белый конь. Как всякий богатырский, он дома не всякое зерно принимал, только отборное, но по дороге хватал траву, ветки, мог даже грызть кору, как гигантский заяц.
— Вон вход, — сказала Леся.
— Мы подождем здесь?
— Жди, — велела Леся.
— А ты?
— Я — это я, — отрезала Леся.
Амира со страхом смотрела, как эта отважная женщина в мужской одежде нырнула в темный ход, некоторое время слышен был стук шагов, потом Амира слышала только треск веток да храп Снежка. Белоснежный жеребец хрумкал молодые побеги, только что не причмокивал от удовольствия. Сок брызгал из веточек, волосы на морде слиплись, он стал похож на странное морское чудовище.
Ей стало страшно настолько, что ноги сами опустили ее на пенек. Заплакала тихонько, робко, словно прекрасный витязь мог услышать и рассердиться.
Леся услышала запах крови. Сердце затрепыхалось, ноги понесли быстрее. Впереди раскрылась огромная пещера, а посреди она увидела двух поверженных людей. Навстречу ей бежала, медленно застывая, темно-красная струя. Дальше она раздваивалась, но Леся смотрела только на раскинувшего руки, лежащего вниз лицом человека в сверкающих доспехах. Кровь из жуткой раны между лопаток текла медленно, а второй человек, со страшно разрубленной головой, был еще теплым и, как показалось Лесе, скреб камень в предсмертной судороге. Нет, застыл…
Опустилась на колени. Сердце дрогнуло и остановилось. Поверх кольчуги сраженного нашиты булатные пластины, вот знакомая вмятина. Эту железку она сама выравнивала, прикрепляла…
Тяжелое тело сопротивлялось, льнуло к полу, не желая показывать лицо. Леся с усилием перевернула, холод от сердца пошел вниз, остро охватил внутренности. В предсмертной муке забилась какая-то жилка, застыла…
Синие застывшие глаза смотрят невидяще. Лицо искажено в предсмертном усилии. Подбородок выдвинут надменно и гордо, витязь не ждет и не желает над собой плача, рыданий. В груди рана, страшный удар пронзил его насквозь.
Не дыша, не чувствуя в себе жизни, она тупо опустилась на камень и застыла, сама окаменев, застыв. Без дум, без мыслей, без жизни.
Глава 15
Робкие пальцы коснулись плеча, провели по щеке. Леся вздрогнула. Рядом тихо дрожала испуганная Амира. Из прекрасных глаз катились слезы, мокрое лицо блестело.
— Я не могла там одна! — сказала она торопливо. — Страшно! Леся, скажи, что все это неправда!.. Что мне почудилось! Что это просто дурной сон! Что наваждение вот-вот уйдет…
Дрожь прокатилась по телу Леси. Сердце откликнулось острой болью, что перешла в тупую, ноющую, полную тоски и страшной потери.
— Прекрасные сны, — прошептала она, — тоже заканчиваются…
Внезапный спазм перехватил ей горло. Она всхлипнула неожиданно даже для себя. Амира обхватила ее за плечи, Леся подгребла ее ближе, заплакали тихо и безнадежно.
Так и сидели долго и брошенно в большом и чужом мире. Наконец Леся сказала мертвым голосом:
— Мы не оставим его здесь.
Мокрый жалкий комок, совсем недавно бывший царской дочерью, все еще сотрясало от рыданий. Леся с великим трудом заставила себя встать, ноги отказывались нести к сраженному, словно так он… еще жив. Ей приходилось поднимать дубы в три обхвата, она сама не знала, какая тяжесть ей не по плечу, но сейчас приподняла с таким трудом, что у нее затрещала спина, словно взвалила и понесла горный хребет.
Солнечный свет ударил по глазам. Мир расплывался, словно смотрела сквозь бычий пузырь, по которому барабанил дождь. Тяжесть вдавливала в землю. Задержав дыхание, она наклонилась, мертвое тело нехотя сползло с плеча, но тяжесть не отпустила, Леся разогнулась с огромным трудом, она вся словно налилась холодным свинцом, а сердце застыло в ледышке. На плечах по-прежнему невидимый горный хребет, давит, гнетет, от его тяжести болит сердце, трещат кости, лопаются жилы, а слезы бегут и бегут жаркими жгучими струйками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
