Она снова заплакала, а Женя, потрепав ее по руке, сказала:
— Остальное я читала в деле. Фотографии с места преступления, конечно же, шокирующие.
Кристина крикнула:
— Так если бы только это! Прислуга вызвала полицию, меня прямо там, в спальне, около трупа Толика и повязали. Кажется, у меня была истерика, я что-то кричала, сопротивлялась, на кого-то из этих полицаев с ножом кидалась. Да, наверное, так и было, но ведь я была сама не своя! Это же не моя вина…
Женя взглянула на часы — у них оставалось шесть минут.
— Они же у меня в желудке нашли… Нашли остатки человеческого языка! Языка Толика! У него ведь, бедняжечки, язык отрезали! Ужас, да и только! Ну, меня сразу в каннибалы и записали! Теперь понятно, почему от меня все отвернулись? Почему все уже сейчас на мне поставили клеймо: «чокнутая людоедка».
Евгению же занимали не эти сантименты и не переживания Кристины, а нечто другое.
— Как язык вашего мужа, пардон за натуралистический вопрос, мог попасть к вам в желудок? Вас что, заставили его съесть?
Кристина пожала плечами, а Женя подумала о том, что вряд ли, когда Кристина была в отключке, кто-то мог палочкой пропихнуть ей отрезанный язык в гортань. Остались бы следы, да и Кристина бы элементарно задохнулась! Но как тогда им удался этот трюк?
— А кормят тут отвратительно! — зашептала Кристина. — Вы можете сделать так, чтобы меня этой бурдой не потчевали? У меня же диета, не могу я постоянно есть эту пшенную кашу!
Женю вдруг осенило, и она спросила:
— Что вы ели во время романтического ужина в гроте у бассейна?
Кристина наморщила лоб:
— Ну, жаркое было из оленины… Под соусом тартар… Прелестный грибной салат, грибы Толик очень даже любил, на десерт…
Женя перебила ее:
— Жаркое из оленины? Под соусом тартар? То есть все такое острое, что вы, собственно, не знали, что едите? Да еще соуса, наверное, на тарелке было много, и он все скрывал… И все это при колеблющемся свете свечей…
Кристина побледнела, понимая, к чему ведет Женя, а потом, прижав руки к горлу, наклонилась вбок и стала громко рыгать.
Что ж, понятно, какКристине скормили человеческий язык — им она закусила во время романтического ужина со своим благоверным! Но это никак не мог быть язык Толика, несчастного убили и лишили языка намного позже!
А кто сказал, что язык, что нашли в желудке Кристины, был именно языком Толика? Это был, вне всяких сомнений, язык какого-то несчастного мужчины, но не Толика! А когда следователи нашли труп без языка, а рядом с ним — окровавленную особу с ножом в руке и полупереваренным языком в желудке, то, недолго думая, пришли к выводу, что Кристина полакомилась языком Толика! И генетических экспертиз никто явно не проводил, или просто было приказано не проводить, а считать Кристину убийцей.
Ведь у сатанистов везде есть свои люди, даже на самом верху!
— Боже, они подсунули нам язык во время ужина… — стонала Кристина. — Но как же так…
— Не вам обоим, а только вам, Кристина, — поправила ее Женя, — потому что вашего несчастного мужа, конечно, потом отправили на вскрытие. Хотя убийца и так вскрыл его до этого и разложил внутренности по всей спальне. Но если бы в желудке у него нашли человеческий язык, то это бы вызвало массу ненужных вопросов. Язык требовалось найти только у вас!
— Но каким образом… — начала Кристина, а потом сама же дала ответ на этот вопрос: — Это же все она, наша кухарка. Вот ведь стерва! Это она!
Женя поняла, что Кристина права — это все новая кухарка. Та самая, которая получила указание от хозяйки приготовить праздничный ужин. Кухарка и приготовила, подсунув Кристине вместо оленины приготовленный по всем правилам «высокой кухни» человеческий язык. Кухарка была засланным казачком — и явно агентом сатанистов!
Она же подсыпала в шампанское и водку снотворное, наркотик или какую-то иную дрянь, которая весьма быстро вывела из строя Кристину и Толика и сделала их беспомощными жертвами в руках сатанистов. Тех самых людей в белых одеяниях, которые проникли на территорию поместья Толика, пропущенные туда опять же кухаркой, у которой были ключи.
Что означало: смерть Толика была не случайной, ее тщательно планировали, проработав все детали.
— Если бы я нашла эту мразь, своими бы руками удушила! И сердце из груди вырвала бы! — заявила кровожадно Кристина, на что Евгения ответила:
— В стенах этого заведения такие фантазии лучше вслух не высказывать. Как зовут эту кухарку? Кто вам ее порекомендовал?
— Агентство, с которым мы всегда сотрудничали… Звали же ее… Эта особа у нас недолго работала… Как же ее звали?! А, Елена Иванова!
Ну конечно, имя и фамилия были «очень редкие» — попробуй найди такую «Елену Иванову» на просторах Москвы! Если она вообще в столице… Да и документы были наверняка подложные, так что даже искать не стоило, все равно без толку…
В замке загремел ключ, время истекло. Появился медбрат, лениво подошедший к Евгении.
— Вы говорили что-то об этой кухарке, — быстро спросила она у Кристины, — о том, что ваш муж на нее в любом случае не польстился бы… И она глазки ему не строила — куда такой! Что вы имели в виду?
Медбрат кашлянул и сказал:
— Полчаса миновали, ваша беседа закончилась! Эй, Дохилина, руки ладонями вверх на стол! А вас попрошу выйти!
Он исподлобья взглянул на Женю, и та поняла, что лучше с ним не связываться. Кристина, быстро положившая, как и приказывал медбрат, руки ладонями вверх на стол, произнесла:
— О да, она косила на правый глаз, причем сильно. И у нее было родимое пятно во всю левую щеку, такое уродливое, красное. И скрипучий голос! Но я ее взяла, потому что мне красавицы в качестве персонала нужны не были! Зачем Толика в искушение вводить?
Медбрат толкнул ее в плечо и заявил:
— Прикрой рот, Дохилина! Иначе в карцер отправлю!
И, развернувшись к Жене, повторил:
— Уходите, иначе я вызову охрану!
— Я вам помогу! — сказала Евгения и вышла из бокса. В коридоре ее ждал другой медбрат, который вывел ее из закрытого блока. На прощание вновь появившийся профессор спросил:
— Убедились, что она не ангел во плоти? И что она виновна?
Женя ответила:
— Да, она не ангел во плоти — как и любой из нас. А вопрос виновности вы, если мне не изменяет память, поднимать не хотели. Так отчего же уже загодя вынесли вердикт? И я убедилась — она невиновна!
И, оставив профессора с раскрытым ртом, ушла прочь.
По дороге домой Евгения обдумала ситуацию, Что же, из того, что ей удалось узнать у профессора Нехороших, а также у жертвы интриг сатанистов Кристины, вырисовывалась далеко не самая приятная картина.
И, что хуже всего, все эти события были напрямую связаны с Мухиной дачей, а тем самым — с Артемом и с ней! Позволяло ли это сделать вывод, что им грозит опасность? Пока Женя этого не знала.
Она по-прежнему боролась с искушением поведать мужу о том, на след чего ей удалось выйти. Но что это даст? Пока что ничего! Значит, надо было вести расследование собственными силами, чем она уже и занималась.
Но ей требовались союзники или, по крайней мере, единомышленники. Могла ли она положиться на кого-нибудь в данной ситуации?
Например, Калерия Ильинична Убей-Волк. Женщина неуемная, отзывчивая, энергичная. Уж чересчур энергичная… Чужая душа — потемки, и никто толком не знал, какой человек директриса на самом деле. Быть может, вовсе не тот, за кого себя выдает и кем желает казаться в глазах окружающих. А ее опека походила уже практически на слежку. Как будто… Как будто Мухина дача была тюрьмой, Женя с Артемом — заключенными, а Калерия — надзирательницей…
А быть может, это так и было?
Значит, на директрису полагаться не стоит, как не стоит раскрывать до конца свои карты, позволяя той быть в курсе импровизированного расследования.
Имелся кузен Убей-Волк, этот сумасбродный, если не сумасшедший, Леонтий Павлович Безхлебицын. Похоже, он что-то знал, и это означало: его надо было взять в оборот. Наверняка он в курсе того, что имеет место на Мухиной даче, однако или боится это сказать, или не хочет. Только кого он боится — уж не своей ли милой энергичной кузины-директрисы?
В любом случае, ожидать от Безхлебицына толку было просто-напросто глупо: помочь он все равно ничем не мог, а своим неуемным темпераментом и идиотскими поступками мог многое испортить. И язык за зубами он держать не умеет уж точно…
Следовательно, о нем как о помощнике стоило забыть. Наконец, имелся еще профессор Нехороших, но тот мало того, что был стар и сидел в инвалидной коляске, так тоже был, кажется, с большим приветом. В истории российского и наверняка зарубежного сатанизма он разбирался отлично, но практической помощи от старца ждать не приходилось.
