охотится, из Валахии пришел, звать Мирча – у нас с ним свои счеты.
– Не шутишь?
– Такими вещами не шутят. Не веришь мне, вон у Вани спроси – он болгарского языка не знает, и о чем мы тут толкуем, не понимает.
– И спрошу! А ты не вмешивайся!
– Спроси, спроси.
Ваня, устав слушать речи на непонятном языке, сидел в сторонке на поваленном дереве и строгал какую-то веточку. Сути наших переговоров он решительно не понимал. Иван был прост, как правда, и прям, как штык. Поймал убийцу? Так чего с ним сусолить? Хватай и вешай на березе! Не нравится решение? Вешай на сосне! Сосны близко нет? Волоки к дубу! А разговаривать нечего.
Доблестин подошел к Ване и спросил:
– Иван, а твой болярин давно оружие собирает?
Ваня от удивления аж рот открыл.
– Какое такое оружие?
– Мечи, сабли, кинжалы. Всякое старинное, необычное, редкое.
– А на что ему все это?
– Да всякие есть любители…
– Не, он не из таких.
– А ты его давно знаешь?
– Почитай с лета. Мы с ним друзья, с самого Новгорода сюда пришли.
– А ты у него дома бывал когда-нибудь?
– Последнее время я там жил. Он такой славный дом отгрохал, аж завидки берут!
– И по стенам ничего не развешано?
– Это нет. А вот кровати он поставил широкие, лежи – не хочу! – добрая улыбка озарила Ванино лицо. – Только мастер не лежит никогда, вечно по делам крутится.
– Вы бились вместе с ним хоть с кем-то?
– Еще как! Вдвоем сильного черного волхва Невзора в бою одолели.
– Магией взяли?
– Какие с нас маги! Мастер только когда лечит чуть-чуть колдовства применяет, очень слаб по этой части, больше умом берет, а я вообще простой человек. Руками убили, выстрелом из арбалета.
– А что ты про вампиров знаешь?
Иван посуровел.
– Это вурдалаки которые?
– Они.
– Да всю жизнь ничего и не знал. Думал просто так болтает народ, деток пугает. А тут вдруг навязался этот аспид на нашу голову! Я сегодня и поехал с мастером вместе для защиты – вдруг навалится на друга этот Мирча, в две сабли может и отмашемся.
– А если нет?
– Значит рядом ляжем. Я друга в беде не брошу!
Доблестин удовлетворился этими ответами и вернулся к нам. Отвел меня в сторонку.
– Теперь вижу – не обманываешь ты меня. Бери! Бейся! Отомсти за моего отца! Он всю жизнь из-за этих кровососов из села высунуться боялся, а так путешествовать любил! Сильно без этого тосковал. Ваня говорит, что ты тоже из добрых кудесников, найдешь клинку после того, как убьешь вампира и другое применение. Любую нечисть кинжал тоже должен хорошо убивать. А то чего такое полезное для людей оружие будет у меня в сундуке без дела пылиться. Кстати: только этим заговоренным лезвием можно любой силы колдуна убить, невзирая на его магическую защиту.
– Да мощный колдун тебя так скует, что ни рукой, ни ногой двинуть нельзя, – вспомнил я нашу схватку с Невзором.
– Когда у хозяина в руках этот кинжал, никакие чары на него не действуют.
– Сколько денег возьмешь?
– Да ничего я с тебя не возьму, это мой тебе подарок. Отец Аль-Тан хотел мне оставить, да только нет в наших краях вампиров, не развелись почему-то. Чтобы кинжал тебя хозяином признал, скажи заветное слово – Шаха. Иначе в его ударе особой силы не будет, вампир может и выжить.
– А когда говорить? В момент удара?
– Ты просто можешь не успеть. Там не до разговоров будет. Поэтому заветное слово лучше сказать, когда Аль-Тан первый раз в руки берешь.
– А как понять, признал он меня или нет? Может я, по его понятиям, не такой, как надо?
– Отец сказал, что сам увидишь. А что увидишь, не знаю.
Богуслав мне про заветное слово ничего не говорил, не знал? Тогда откуда же Абен его узнал? Кинжал-то вроде краденый. Или воры тоже сильные колдуны были? Зачем тогда такую вещь простому человеку сбывать? Что-то не вяжется одно с другим…
– А как твой отец заветное слово узнал?
– Ему продавец сказал.
– А он откуда знал?
– Арабский маг Ваддах сделал три таких кинжала. Два передал для истребления всякой нечисти добрым кудесникам, а третий перед смертью подарил верному слуге Мусе, сказал заветное слово, и велел бежать подальше от Магриба – иначе схватят злые колдуны, клинок отнимут, и будут долго пытать, желая выяснить – не знает ли он, кроме заветного слова, еще каких-нибудь тайн. Продавец был внуком того Мусы, ничего кроме слова не знал, и бояться ему было особенно нечего. Хозяином кинжала он не становился, просто хранил, как дорогую вещь. Понадобились деньги – продал.
– А где отец купил кинжал?
– В Хорватии, это на западе от нас. И клинком не хвастайся, серебряное лезвие никому не показывай – арабских лазутчиков много по миру бродит, купцами прикидываются. Им за этот кинжал большая награда обещана и за такие деньги они любого убьют. А ножны и рукоятка у клинка обычные.
– А если его украдут?
Доблестин хлопнул себя ладонью по лбу.
– Эх я пустая голова! Совсем забыл! Отец предупреждал: если Аль-Тан украдут, хозяину нужно сказать вслух заветное слово, клинок отзовется, за сотню верст его услышишь и будешь знать, где искать. Другой человек, какой бы он ни был колдун, хоть оборись – это бесполезно.
– Ты сейчас не хозяин Аль-Тана?
– Нет, пока не решился.
– Кинжал двоих-троих хозяев может иметь?
– Только одного. Отец пробыл хозяином Аль-Тана тридцать лет и ничего, кроме змей не боялся. И если бы не клятва, которую он дал моей матери, путешествовал бы всю свою жизнь, и профессию воина на дело лавочника нипочем бы не сменил.
– А что за клятва?
– Когда я родился, мать вынудила его дать клятву на крови, что пока мне не исполнится шестнадцать лет, отец из села выезжать не будет. Она ужасно боялась вампиров, и страшилась, что я останусь один в детстве.
У меня что-то не складывалась в голове картинка. Деду Банчо лет семьдесят, не меньше, и я считал, что его другу Абену должно быть около того. А Доблестин толкует, что отец воевал бы до сих пор, да еще и путешествовал бы впридачу! Что-то такие старики обычно дома сидят, а не бьются где-то на выселках. Как-то не увязывается…
– А сколько же лет твоему отцу сейчас?
– Пятьдесят девять годков месяц назад исполнилось. Еще в полной силе был – на спор подковы гнул, и сроду ничем не болел.
Вот черт, Абен же был Богуславу ровесник!
