власти ждали меня, потому что мои предки радостно размножались по всему свету? Ты никогда не слышал о том, что любой человек в родстве с каждым восьмым? Почему в пророчестве должна подразумеваться именно я? Сколько ему вообще лет? Кто его сделал?
Вампир мягко улыбается.
– Я понимаю твое неверие и гнев и не отрицаю, что в ходе времен у меня часто возникало искушение обратить других людей. – Выпрямившись, Платон обводит взглядом свое жилище. – Мне не хватало терпения, поскольку я слишком часто сомневался в себе. Но если не быть терпеливым в мелочах, то не добьешься успеха в большем. – Сцепив руки за спиной, он замолкает.
– Это сказал Конфуций, а не ты, – огрызаюсь я, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься на вампира. Он тоже сильнее меня, как и Юна?
Та негромко хрюкает от смеха. Ну хоть кому-то из нас весело. Платон наклоняет голову к плечу и расслабленной походкой направляется ко мне.
– От этого слова не становятся менее правдивыми. Столько смертных до тебя искали скипетр и не нашли. Ты привела Сета к кольцу. Час пробил. – Я по-прежнему стою возле двери. Как далеко я уйду, если прямо сейчас развернусь и убегу? – Ты очень холодная, – замечает он, замерев в паре дюймов[6] от меня.
– Точно. У тебя есть для этого какое-то объяснение?
Философ отрицательно качает головой.
– Но, возможно, я его найду.
Я не убегу, а останусь. Все равно далеко не уйду, поскольку голова уже кружится от жажды.
– Что именно говорится в том пророчестве?
На мгновение в комнате воцаряется полная тишина.
– Ты спишь, чтобы проснуться, – тихо цитирует Платон. – Ты умираешь, чтобы жить.
Требуется немного времени, чтобы до меня дошли его слова.
– Поэтому Сет меня убил? Из-за этих двух предложений?
– В них говорится о тебе, – с серьезным видом кивает Платон.
У меня нет слов. По-моему, я в шоке. Открываю и снова закрываю рот. Перед глазами чернеет, и мне приходится опереться о край стола.
– Откуда они?
Вампир не приближается, и хорошо. Для того, что кипит у меня внутри, термина «ярость» недостаточно.
– После затопления бессмертные спрятали регалии. В последний раз ковчег открывался на коронацию Сети. После этого бессмертные оставили попытки. Думаю, это тебе известно.
– Малакай обратил мое внимание на рисунок, где Осирис надел регалии по этому поводу, – киваю я.
– Потом подобное больше не разрешали, – подтверждает Платон. – Когда после церемонии регалии убирали обратно в ковчег, на внутренней стороне крышки внезапно появились эти фразы. Только аристои и несколько посвященных знали об этом, но никто не представлял, что они означают.
– Это не пророчество, – перебиваю я. – Это загадка.
– Вероятно, так и есть, и вторую часть мы уже решили. Ты умерла, чтобы жить.
Я сжимаю губы. Никому не поможет, если я выйду из себя. Мне просто надо немножко времени, чтобы свыкнуться с новой информацией.
– Значит, я должна надеть регалии и попросить вернуть Атлантиду? Мне трудно поверить, что аристои пойдут на такое.
– Сет не будет спрашивать их позволения, – вставляет Юна.
– Кроме того, я могу повелеть регалиям повернуть вспять все превращения?
Платон кивает. В его глазах мелькает эмоция, подозрительно напоминающая надежду. Они с Гекатой готовили все тысячи лет. Но это затронуло не только их двоих. Они посвятили Малакая. Использовали его так же, как и меня. Я только воображала себе свободу воли. Гнев последних дней возвращается, и у меня вырывается рык.
Мужчина даже не вздрагивает от животного звука, а просто улыбается.
– Хорошо, что теперь ты в курсе. Нам придется рассказать Рите, – поспешно произносит он. – Тогда она ничего тебе не сделает.
В дверь стучат, и, невзирая на возраст, знания и опыт, вампир внезапно напрягается. Кто бы ни стоял за дверью, философ его опасается. Прежде чем кто-то из нас успевает пошевелиться, дверь распахивается. Платон с успевшей вскочить Юной опускают головы. Я тут же узнаю вошедших женщин. Видела обеих в пещере.
– Уза, – приветствует Платон сначала старшую. – Натали. Это честь для меня.
Никак не отреагировав на его слова, женщины одаривают меня холодными расчетливыми взглядами. Надеюсь, поклона они не ждут.
– Баал сообщил, что вы привели посетителя, – наконец подает голос младшая. А этот шедин времени зря не терял, хотя, наверное, это его работа.
На женщинах одеяния из блестящей черной ткани. Руки прячутся в широких рукавах, искусно украшенных черным жемчугом. Эти платья отличаются от тех песочных, в которых они появились в пещере, но впечатляют не меньше.
– Мы как раз собирались к королю, – со все еще склоненной головой отвечает Платон.
– Хорошо. А мы уж боялись, что вы собрались ее от нас прятать. Все-таки вам не давали разрешения ее обращать.
Исходящая от ее слов угроза уплотняется в материю. Становится толще и гуще. Я ахаю, когда она заставляет философа встать на колени. Его лицо перекошено от боли. Я ненавижу этого мужчину за сотворенное со мной, но это не значит, что мне хочется наблюдать, как его пытают.
– Идем, – говорю я. – Пусть Сет решает, рады мне здесь или нет.
Магиня помоложе награждает меня презрительным взглядом, которого я не избегаю, пусть он и излучает холод и равнодушие. Не знаю, можно ли ожидать от этих женщин милости, но Сет предоставит мне убежище. Во всяком случае, сейчас, когда я уже здесь. Судя по всему, я его проходной билет в Атлантиду, от которого бог так запросто не откажется. А это значительно облегчает достижение моей цели. Если бы Уза и Натали так мрачно на меня не смотрели, я бы рассмеялась.
Дверь снова распахивается, и магини выходят. Очевидно, никто из них не сомневается, что мы последуем за ними, поскольку женщины даже не оглядываются.
Тарис
Стены дворца блестят, словно по ним струится вода. Я не рискую дотрагиваться до них пальцем. Еще не забыла урок Юны. Не собираюсь ни к чему прикасаться. А правда, почему Соломон не спрятал и Кольцо огня тоже? Зачем передал его магам? Разве ему не пришло в голову, что из-за этого вспыхнет война?
Воздух становится тяжелее и гуще по мере того, как мы приближаемся к тронному залу. В стенах шепчутся голоса, едва слышно переговариваясь и наблюдая за мной. Платон и Юна идут по обе стороны от меня, а Уза и Натали шагают впереди, не проронив больше ни слова. К этому моменту я уже еле держусь на ногах от жажды, но слабость показывать нельзя. Лишь сейчас до меня доходит, что кровь обеих женщин меня ничуть не привлекает. Наоборот, ее
